«Купи капусту целую, дебил»

 ...Привязывают щетку, представляете. Некоторые матери, оказывается, обвязываются щетками, чтобы отлучить ребенка от груди — как от церкви. Круто, правда? Не в смысле посмеяться над бедными женщинами, а в смысле — какая метафора. То, что было нежностью, молоком и маслом, — ощетинилось, одичало. А потому что женщина не знает, как еще себя защитить, кроме как привязать к себе, как папуасы в Африке, защитный предмет. Некоторые красят соски зеленкой — в этом тоже есть след каких-то древних обрядов. Символические действия — какое же выбрать из них? Привязывать капустные листы, стать живым голубцом?
Боги мои, как хороши после бури синее небо и тишь, и оттепель эта вечная в ноябре.

Ребеночек какой прекрасный, лазает, вот даже на подоконник залез. Забралась и смотрела на прекрасный новый мир — в основном на великолепную неоновую вывеску «Свежее мясо», машины и бегущих к метро людей, пока я, озадаченная такой головокружительной перспективой, стояла рядом и не знала, как быть. И сейчас не знаю.
Как жаль, Лиза-Мария, этот год прошел, совсем.
Как все началось с песенки, которую я тебе пела в ванне, до родов за день.
ах ты киса ты маиса
ты давай уже родиса
ну чего же ты боисса

Как ты быстро выскочила, подбив себе глаз где-то на повороте о косяк двери в мир. Какая ты была ангельская лапочка, как ты сопела во сне, как твоя голова пахла секретным запахом, как ты тихонечко кричала о любви, так, что из другой комнаты было еле слышно, а радионяню мы так и не купили. Я и блендера боялась поначалу, на фиг, думала, он нужен, блендер.
И как теперь, чуть что, ты экаешь и някаешь, орешь, требуешь, настаиваешь, ходишь, сипло говоришь «ма-ма». Считаешь, что кошачий лоток — это твоя песочница, там есть совочек, им необходимо ворошить. У тебя же куча дел, ты такая муша-деловуша. Очень упорный пингвин.
Вот-вот, и будет год.
Ты совсем другой человек, Лиза-Мария. И у нас с тобой конфликт.
Очень трудно быть мамой бультерьера. Так вот что имели в виду все эти добрые дяди, когда писали, что на этом этапе главное для матери — это уцелеть. 

Кусай лучше бутылочку, знаешь.

И она стала безропотно засыпать с бутылочкой, насосавшись, как клоп, довольная, с толстой сумкой на ремне, то есть с полным животом (он сегодня съел с утра только два таких ведра). С презираемой прежде бутылочкой презираемой смеси — никогда не думала, что буду давать это ей. Вообще первые разы, когда даешь бутылочку, кажется, что кормишь олененка в лесу: доверчивый, смотрит, ест, ресницы смежив. Никогда не думала, что устаю, но недавно вдруг стала посреди ночи кричать Косте, который считал, что ребенок лучше успокоится у груди, что я устала кормить, устала, устала, устала. Он был крайне удивлен: «Ты не жаловалась».
А я не чувствовала, что надо на что-то жаловаться. До вчерашнего вечера я даже не понимала... В том, как управляться с детьми, есть какая-то органика, что-то природное, очень плохо поддающееся голосу разума и его правильным, логичным установкам. Но я не думала, что это до такой степени мало контролируемый процесс.
Думала, что я сознательная, самоотверженная и всесильная, что я — разумное существо, в отличие от некоторых тут растопчато, смешно ходящих, топ-шлеп, ну, иди сюда, красавица, кто тут у нас ходит, вот молодец, — пока вчера ночью у меня вдруг не случился самый натуральный нервный срыв. Уберегу ваши уши от подробностей. Кричала, рыдала.
Конечно, сегодня мы все уже счастливы, но как-то страшно же, когда такое изнутри. В общем, я не идеальная мать больше. Не железная леди. Я могу та-ак, вообще, себя повести. Без всякой видимой причины — ну, няня не смогла прийти, ну, уборки было много, ну, муж уезжал на пять дней. Вроде бы ничего такого — просто всего вдруг стало в обрез: молока, времени, денег и вроде бы даже самое любви. К ночи я выдохлась.
Костя (муж) посмотрел на это дело, взял ребенка, одел и ушел к своей маме. А я впервые за год проспала восемь часов, не просыпаясь.
И теперь очень люблю вас всех.