Секс после родов: миф или реальность?

Материнство и жесткий секс несовместимы — жалко живую природу

Елена Костылева — поэт, журналист и один из идеологов петербургского книжного магазина «Порядок слов». Известная своим нонконформизмом Костылева недавно стала матерью и будет описывать новый опыт в своем дневнике.

Миф.

С сексом, девчонки, все плохо.

Нельзя сказать, что мы не пытались. Но в первый месяц после родов наручники, которые красной нитью проходят сквозь все мое повествование, пролежали на дне ящика с детскими пеленками без движения совершенно.

Молодая мать — как желе в холодильнике, которое трясется при виде Путина («Не ссы, я за кетчупом»): дотронься, вся дрожит. Эмоций много.

Ну а порядочный мужчина — он уважает деторождение и дотронуться, конечно, боится, плюс врачи вообще запрещают это все.

Ну и тут началось. Ты меня не любишь, ты меня не хочешь — следовательно, ты хочешь кого-то другого…

Эта трагедия периодически в жизни случается даже у самых светлых умов — ну а если не самый светлый ум ребенка родил, у него гормоны, заботы. К этому надо относиться спокойно. Только вот…

Давайте я вам расскажу, что такое ревность. Я ходила смотреть кино в один прекрасный киноклуб все лето. Туда все время приходила одна старушка — это тоже был ее любимый киноклуб. Почему-то я ее воспринимаю с трудом, хотя вроде все остальные нормально к ней. Это возрастной шовинизм, я знаю — хотя не такая уж адская у нас с ней разница в возрасте, лет сорок. Она, главное, взяла моду пробираться в зал, уже когда все зайдут и все начнется. Поднимаешь вдруг глаза — а там, где только что сидел Слава Курицын, который, как обычно, не выдержал двух минут и ушел, сидит эта старушка, что характерно, тоже в красной кофте. В первую секунду кажется, что не может ее тут быть, но она тут.

Так и с ревностью. Вроде не может ее быть, а она — тут как тут.

Я стала открывать в окне «инкогнито» в «Хроме» всякие женские сайты, вбивать туда это слово. Одно могу сказать — не делайте этого, если вам дорог рассудок. «Ревность — это неизлечимо». Зигмунд Фрейд, «О некоторых невротических механизмах при ревности, паранойе и гомосексуальности» (1922). «Подпишитесь на новости по запросу "муж изменяет"».

Вообще, надо колонку писать про вот это окно «инкогнито» — что ты в нем открываешь, чтобы не осталось в истории поиска. Я открываю еще «новорожденный стул images» — там такое! Пробы марсианского грунта. Космос.

Еще набираю «хентай», «аниме», «картунс» — из порно я теперь могу смотреть только мультики.

В режиме инкогнито браузера Chrome открываемые страницы и загружаемые файлы не записываются в истории просмотров и загрузок. Все новые файлы cookie удаляются после закрытия всех окон, открытых в режиме инкогнито. Подробнее о режиме — здесь

А все почему?

Потому что меняется отношение к сексу.

Во-первых, болит — не буду говорить, где.

Во-вторых, о себе забываешь начисто и только носишься с дитем — оно ж ничего не может, ни голову поднять, ни перевернуться само. То есть, например, если положить совсем маленького ребенка на живот, он может задохнуться. Понимаете накал вообще примерно? У высших приматов они рождаются еще зародышами, это еще не полноценное существо — во всяком случае так считает наука в лице моей подруги Светы К.

Света, обращаюсь к тебе со страниц периодической печати: бросай ты эту науку, рожай путиненка еще одного. Путинский застой — хорошее время, чтоб родиться. Жить только как потом.

Так, ну раскрыть тайну-то страшную? Вы спросите, как именно меняется у женщины после родов отношение к сексу — вы же спросите?

Пошли мы с Костей (муж) на «Девушку с татуировкой дракона» как-то ночью в мороз, оставив дитя на бабушку. Ну и — не знаю, напечатают это или нет, — короче, на сцене анального изнасилования у меня молоко пришло. Оно приходит в разных вот таких эмоциональных ситуациях — знаете, многие плачут в кино? Вот типа того. Там героиня-подросток орала страшно. Дальше я смотрела уже с трудом: что со мной?

Я же всегда любила жесткий секс, товарищи!

Ну как бы, когда понимаешь, что Финчер выжил из ума в каждом человеке сидит вот такой младенец, что Финчера уже не вернуть что люди — это вот эти теплые комочки, беспомощные музыка ужасная в этом фильме, кстати, и напуганные разными звуками, что все на свете люди — такие вот существа, которые могут задохнуться ни с того, ни с сего или утонуть или упасть на пол и разбиться, — все, для большого секса ты потеряна.

А с мужем твоим при этом, партнером и отцом ребенка, естественно, ничего подобного не происходит. То есть он любит детей и с удовольствием их заводит, но это никак не отражается на его восприятии кинематографа и вообще жизненных установках. Поэтому мужчины воюют, а женщины, как Ума Турман в «Убить Билла» (это очень старый фильм такой), как видят две полоски на тесте — так все, не могут воевать.

Сложно очень объяснить эту метаморфозу. Ну, становишься мадонной (но не той, которая поет). И это уже в каком-то смысле навсегда.

Может, попоить ребенка ромашкой из ложечки? А то технический перерыв какой-то с молоком. Она очень много ест, эта девочка — и хочет еще.

— Костя, а завари ромашку.

Костя осмысляет — надо, значит, сейчас встать, пойти на кухню, поставить чайник, залить пакетик аптечной ромашки кипятком, дождаться пока остынет, простерилизовать ложечку…

И, добрый, говорит такой:

— Может, еще раз посмотришь «Девушку с татуировкой дракона»?

Ни за что. Только если снимут анимационную версию. Всё.