Счастье крымского поражения

Счастье крымского поражения

Почему Россия праздновала свое фиаско в первой Крымской войне

Илья Клишин обнаружил неожиданную параллель между актуальными политическими событиями и публицистикой Тютчева и Толстого. И незамедлительно написал об этом лирическое эссе.

Фет →

Тютчев →

Это сейчас Тютчев — тот, кого школьники вечно путают с Фетом. Поди разбери, у кого «Люблю грозу...», а у кого — «Шепот, робкое дыханье...». А ведь когда-то Тютчев был знаменит не только как поэт, но и как дипломат, ловелас и консервативный публицист — автор цикла патриотических статей. На французском, правда, языке.

В 1848 году, например, он пишет пафосное эссе о том, что в Европе остались две силы — Революция и Россия, и заканчивает его на высокой ноте: «И когда над столь громадным крушением [Европы и западных ценностей] мы видим еще более громадную Империю, всплывающую подобно Святому Ковчегу, кто дерзнет сомневаться в ее призвании, и нам ли, ее детям, проявлять неверие и малодушие?»

Ну, в общем, понятно все: Россия встает с колен, бездуховная Европа гибнет.

Вопрос «Кто дерзнет сомневаться?» здесь, очевидно, риторический. Ирония, впрочем, состоит в том, что спустя всего шесть лет на него невольно ответит сам Тютчев.

Июль 1854 года. Уже десять месяцев идет Крымская война. Англо-французский флот у Севастополя. До высадки десанта (чуть не сказал «НАТО») в Евпатории — считанные недели. 

♥

♥

Для первой жены Тютчева, Элеоноры, графини Ботмер, брак с поэтом был уже вторым. Юная вдова секретаря российского посольства в Баварии осталась жить в Мюнхене с четырьмя детьми и влюбилась в прибывшего из Петербурга дипломата – Тютчева. Через семь лет, впрочем, ее супруг встретил на балу другую молодую вдову — Эрнестину, баронессу Пфеффель. Вскоре Эрнестина стала его любовницей, после чего Элеонора попыталась наложить на себя руки. Чтобы не компрометировать миссию, Тютчева выслали в Турин, туда же отправилась и Эрнестина. Элеонора по дороге туда попала в кораблекрушение, выжила, но нервное расстройство и пренебрежение мужа свели ее в могилу. Через год Тютчев обвенчался с Эрнестиной в Берне. Поэт жил на ее деньги и не делал из этого секрета. Спустя десять лет Тютчев вновь завел любовницу – Елену Денисьеву, которая родила ему троих детей.

♥

♥

♥

♥

♥

♥

♥

♥

♥

♥

♥

♥

♥

♥

♥

♥

♥

♥

Крымская война длилась два с половиной года – с 1853 по 1856 годы. Россия планировала без особых усилий победить Турцию, но столкнулась с Англией и Францией, сверхдержавами того времени. И еще, почему-то, с Сардинией. Россия царя Николая I потерпела фиаско и по итогам войны была лишена права держать флот на Черном море. Впрочем, сам Николай, начавший правление с казни декабристов и закончивший этой бесславной кампанией, до мира не дожил: простудился на параде (поговаривали, что нарочно) и умер. От его сына Александра, воспитанного Жуковским, общество ожидало перемен.

«Ах, милая моя кисанька…» — пишет Тютчев в эти дни письмо жене Эрнестине. Денег нет, в кармане ни копейки (жена его содержит). Друг семьи сдаст квартиру со скидкой. По лестнице высоко подниматься, но зато вид на Невский. Но все равно, все равно поэт несчастен: кругом — «безмерная посредственность». Ездил вот к Анне в Петергоф, на ужин, «съел кусок сыра, выпил два стакана посредственного шампанского».

Не то чтобы Тютчев переквалифицировался в «национал-предатели». Просто громадная Империя, всплывая «подобно Святому Ковчегу», переоценила степень загнивания Запада и неловко села на мель (а когда еще и сам на мели, и вовсе как-то не до того).

Отрицать это было глупо. Крымское фиаско впервые за десятилетия сплотило мыслящий класс России — реакционеров и революционеров, славянофилов и западников. К концу войны в 1856 году все, в общем, понимали, что дальше так нельзя: нужны реформы. Новый царь, новые надежды. 

В общем, «кто не жил в 56-м году в России, тот не знает, что такое жизнь». Это уже не Тютчев, это писал из Севастополя Лев Толстой — один из, как сказали бы сейчас, «вежливых людей». Цитата — из неоконченного романа «Декабристы». Там же: «Великое, незабвенное время возрождения русского народа!»

И о войне: «Это война кретинов с негодяями».
Коротко и ясно. 

Подождите, но как это? Возрождение? Великое время? Россия же позорно проиграла войну и подписала в Париже унизительный мирный договор,
по которому ей следовало вообще отказаться от военного флота в Черном море.

Толстой объясняет: это было «время, когда победоносное русское войско возвращалось из сданного неприятелю Севастополя, когда вся Россия торжествовала уничтожение черноморского флота и белокаменная Москва встречала и поздравляла с этим счастливым событием остатки экипажей этого флота, подносила им добрую русскую чарку водки, и, по доброму русскому обычаю, хлеб-соль и кланялась в ноги».  

Торжествовала? Поздравляла? Счастливым?  

Это было, продолжает Лев Николаевич,
«время цивилизации, прогресса, вопросов, возрождения России». 

Времена, когда вопросов не задают, — это вообще обычно времена трусости и прозябания. Вопросы могут быть самые разные: например, хорошо ли, что после той проигранной войны крестьянам была дана воля? Безусловно, хотя об условиях, на которых была проведена эта реформа, можно поспорить. А случилась бы эта и прочие Великие реформы без поражения в Крымской войне, если бы, скажем, Николай Палкин победил с наскока, пока англичане замешкались, не скис бы и не простыл?

Не время сейчас, скажете, такие глупые вопросы задавать? И впрямь. Не стоит бояться путать Отечество с действующим правительством. Ведь наш ковчег всплывает над громадным крушением к вящей своей славе, и никакие англосаксы с европейцами нам не помешают.

Кажется, я начинаю понимать, почему через десять лет после окончания той войны Тютчев написал: «В Россию можно только верить».