Оттенки сыра

Съедобна ли корка от сыра? Ответ — нет

Share on Tumblr

Журналист и литературный критик Екатерина Верхейс несколько лет назад переехала жить в бельгийский город Брюгге, где сменила не один десяток неквалифицированных работ. О своем редком для литературного критика опыте она рассказывает в своем дневнике.

Мое нынешнее пристанище, Jan Dupont, импортирует и фасует сыр для всех бельгийских супермаркетов. Позвал меня сюда мой товарищ по изучению голландского языка марокканец Адил. На перемене он тряс передо мной зарплатными ведомостями и рисовал радужные перспективы: сверхурочные, работа в выходные — заработать можно столько, что закачаешься, аж €1800 в месяц (на «Тропикане» столько выходило без сверхурочных).  

Особенно доходным обещал быть декабрь: на Рождество и Новый год сотрудникам запрещено брать отпуск.

Плюс прекрасный коллектив, чудесные условия работы и главное — через три месяца дают постоянный контракт.

Контракта я ждала девять месяцев. Условия: 3–5 градусов тепла, не помогают ни шапки, ни термоподштанники для сноубордистов, хронический синусит.

Коллектив на 90% состоит из иммигрантов, никто больше не согласен сидеть в холодильнике за €1300 в месяц (столько на самом деле можно заработать в 11 непраздничных месяцев года). Сверхурочные, упомянутые в ведомости, записывают к ежегодному отпуску: переработанное время придется отгулять.

Продуктовые талоны, которые мне, сезоннику, выдавали даже в умирающей прачечной «Лебедь», надо ждать еще девять месяцев после получения контракта. Jan Dupont, подразделение мясо-молочного концерна Belgomilk, не скупится на услуги юристов, манипулирующих социальными льготами персонала.

Иммигранты не возражают. Не только потому, что большинство не в состоянии прочесть свой контракт или вообще не имеет привычки читать то, что подписывает.

В обмен на постоянную работу в Бельгии иностранцы готовы отказаться от любых прав на радость работодателям и политикам.

Каждую неделю у нас с коллегами есть свежая тема для разговора — новый закон, запрещающий бельгийцам с низкими доходами создавать семью с неевропейцами, или предложение отбирать гражданство у преступников с неевропейской кровью.

Мой отдел лучший — так называемая «свежая упаковка», впрочем, за год на моих глазах оттуда сбежало семь человек. Мне не надо целый день стоять у конвейера, как коллегам с других линий. У нас масса интересных обязанностей: сходить на склад за сыром, прикатить его на столе в цех, развернуть, нарезать одним из дюжины агрегатов (ножи, ручные и автоматические машины), запаять нарезанные куски в пленку (вручную или на конвейере), запрограммировать компьютер с этикетками, запаковать сыр в коробки, взвесить на другом компьютере, разложить по бакам и отогнать готовый заказ (100–300 кг) на склад.

St. Albray, Chimay, Chaumes, Rambol, Rochebaron, Chamois D''Or, Tete de Moine, Chevre, Wijnendale, St. Nectaire, Bouquet de Moine, Brigand, Watou, Affligem, Beaufort, Corsendonck, Camembert, Vieux Pane, Passendale, Pere Joseph, Echte Loo, Brie de Maux, Tomme de Montagne, Fontina D''Aosta, Gorgonzola, Brillat-Savarin, St. Maure, Pecorino... За две минуты я могу навскидку назвать семь десятков сортов сыра. Античные риторы разучивали речи, раскладывая их фрагменты по воображаемому дому, а я заделалась знатоком сыров на фабричном складе.

В советское время в корку сыра помещались цифры из черного и синего пластика, которыми отмечали дату изготовления, номер варки и другую информацию. Эти цифры были популярным среди детей предметом коллекционирования — иногда при покупке сыра специально просили выбрать кусочек с цифрами. Сейчас нужная информация чаще всего выжигается лазером на корочке сыра или наносится на упаковку

Истинных любителей сыров Jan Dupont разочарует.

Чтобы как можно скорее обработать заказ, мы плюем на гигиену. Я нервирую шефа и трачу драгоценное капиталистическое время на то, чтобы переодеть одноразовые перчатки, помыть нож или продезинфицировать машину, но таких чистоплюев в цеху можно пересчитать по пальцам. Остальные же мстят неведомым клиентам за тяжкую фабричную долю, отправляя, возможно, в свой же районный супермаркет сыр с «бельгийскими специями» (так одна из коллег называет прилипшую к упавшему сыру грязь с пола).

Так что, если вы все еще задаетесь вопросом, съедобна корка от сыра или нет, ответ: нет. Конечно, благородную плесень срезать грех. Но если это твердый сыр, то корку следует рассматривать как еще одну упаковку.

Все, что в сыре по вкусу напоминает картон, дерево или полиэтилен, и есть картон, дерево или полиэтилен. Риск нарваться на щепку особенно велик в мягких сырах вроде камамбера или бри: производители пакуют их в деревянные ящики. Из упаковок Vieux Pane выпадают иногда еще и скрепки от степлера — ими крепят этикетки со сроком годности.

Фрагменты полиэтилена возможны в St. Albray и Wijnendale, бумага может попасться где угодно.

По инструкции мы обязаны перекладывать распечатанный сыр на чистый стол, но такое бывает только в дни аудита или визита поставщиков: чистых столов нам на все пункты инструкции не хватает, а посудомои по совместительству работают грузчиками на складе, у них нет времени.

Расфасованный сыр стоит взвесить еще разок: в спешке мы иногда по ошибке пришлепываем этикетку от другого куска или проворониваем «дубль» — этикетку с весом двух кусков сразу.

Чем чаще вмешивается в производство человек, тем больше брака. Машины, правда, ломаются чаще, чем люди. Но наши поломки фатальнее. Профессиональными травмами суставов сотрудники начинают страдать лет в 20–25. Еще надо беречься от сквозняков: влюбленному в Jan Dupont Адилу оперировали воспаленную шею, но он все так же полон энтузиазма. Недавно он победил на фабричных профсоюзных выборах — единственный иммигрант среди кандидатов.