АВТОР И ПРОДЮСЕР:
Саша Буренков

ТАИСИЯ
КОРОТКОВА

В галерее «Триумф» проходит выставка 12 картин из серии «Репродукция» Таисии Коротковой, смыслового продолжения известного диптиха («Лаборатория экстракорпорального оплодотворения» и «Отделение интенсивной терапии новорожденных»), за который художница два года назад получила премию Кандинского в номинации «Молодой художник года». Все свои картины выпускница Художественного института имени В.И. Сурикова и Института проблем современного искусства выполняет в технике современной иконописи, выбирая при этом сюжеты, пригодные для иллюстраций советских научно-фантастических журналов и легко встраиваемые в соцреалистический жанр бытописательства. Интерес к автоматизму — то общее, что связывает все серии работ Коротковой: о беспристрастной фиксации процесса родов, картинах силового экстрима и космических кораблях NASA. Мы поговорили с художницей о Kraftwerk и северной школе живописи и попросили бренд-менеджера Института стволовых клеток человека рассказать о том, как будут выглядеть роддома будущего.

О ХУДОЖЕСТВЕННОМ
ЗАМЫСЛЕ

серия
«Технология»

Я задумала большой живописный проект, посвященный разным аспектам и стадиям жизни человека в развитых странах. Это интересно с точки зрения освоения новых сюжетов и фактур, а для картины это всегда важно. Вообще сочинять картину — это очень интересное занятие, кроме того, в живописи автор сам себе хозяин: придумал — нарисовал, это удобно. Одни из первых моих работ из этого проекта были посвящены силовому экстриму — это такой вид спорта, когда люди таскают машины, везут за собой самолеты, поднимают огромные покрышки от карьерных погрузчиков и так далее.

серия
«Репродукция»

Потом я рисовала будни рядовых сотрудников NASA (серия «Технологии»), а последняя завершенная серия посвящена процессу деторождения. К своему величайшему удивлению, я обнаружила в рядах мужской части зрителей недоумение: куда делось «чудо рождения» — и поняла, что большинство мужчин до сих пор уверены, что детей в роддом приносит аист. В сюжетах моих работ ничего не придумано, так как в жизни хватает, на мой взгляд, и сложности, и порой абсурдности. Поэтому жанр, в котором я работаю, можно охарактеризовать как «бытописательство». И «Технология», и «Репродукция» разделены каждая на две части, первая из которых — более монументально-панорамная, вторая — более камерная. Это интересная практика для серии, позволяющая отрабатывать разные композиционные задачи. А сейчас я еще решила добавить в этот компот графику и занялась офортом, который еще более камерный, чем живопись небольшого размера, и живет по своим законам.

О ТЕХНИКЕ ЖИВОПИСИ

Свои картины я пишу темперой на левкасе, но я бы не стала связывать эту технику каким-то особым образом именно с современной иконописью, так как вся живопись до изобретения масляных красок была темперной. Формально я ориентируюсь на период ХVI–XVII веков европейской живописи, особенно на так называемую северную школу, поскольку она представляется мне более доступной к пониманию и переосмыслению за счет как бы неправильного с академической точки зрения рисования, нежели полная совершенства итальянская школа, традиции которой неудачно, на мой взгляд, пытались применить к современным сюжетам советские художники 70-х. Так что напрямую ни к иконописной, ни к советской традиции мои работы не относятся.

О РОДДОМАХ

Роддома я посещала и в качестве пациента, и в качестве художника. Присутствовала на операциях, общалась с врачами. Это называется сбор материала, нас этому учили в художественной школе. Обычно в роддомах темпы передвижения персонала настолько велики, что в лучшем случае можно успеть что-то сфотографировать, что-то спросить и запомнить общее впечатление от места. Работать с натуры там невозможно, да и не нужно. Основная работа происходит в мастерской, когда надо привести всю собранную информацию к общему знаменателю. Мой материал для работы — фотографии, наброски — выглядит иногда несуразно (что и можно видеть на выставке в «Триумфе»), потому что мне не нужна доскональная точность на этом этапе, на картине все компенсируется в итоге за счет накопленного опыта рисования с натуры. Работа с натуры для меня как езда на велосипеде: один раз (правда, за десять лет) научился и дальше едешь. То есть я использую свои накопленные ранее знания о рисовании человека, построении цвета и композиции для насыщения картин сейчас.

О ЛЮБИМОЙ МУЗЫКЕ

Мне нравится абсолютно разная музыка, но, как и любому человеку, чей переходный возраст пришелся на 90-е, мне очень милы звуки техно. Еще я люблю 70-е, тогда сочинялось много монументальных композиций. Клипы стараюсь смотреть меньше, потому что они часто оказываются настолько идиотскими, что портят впечатление от музыки. Из моих любимых музыкантов, пожалуй, только у Kraftwerk они действительно хорошие.

Люблю иногда смотреть концертные записи, там много жизни. Наибольшее влияние на меня оказал концерт King Crimson в Москве, когда я поняла, что есть такие высоты мастерства, замешанного на эмоциональной насыщенности, доступные человеческому исполнению, что у меня самой появилась надежда на то, что «когда-нибудь вдруг и я смогу так тоже».

Меня очень вдохновляет в музыке, когда из хаоса вдруг начинает вырисовываться четкая структура и наоборот. Это очень здорово умеют делать «Кримсоны» и Амон Тобин на концертах. Еще Van Der Graaf Generator и другие парни из 70-х. А когда я устаю от насыщенности, то слушаю, например, Стива Бага или «Битлов». Надеюсь когда-нибудь дорасти морально до симфонической музыки, но пока она отнимает все силы и несовместима с моим собственным процессом творчества.

Визуальная анкета

ПОД ДРУГИМ УГЛОМ

Анастасия Парыгина, бренд-менеджер Института стволовых клеток человека, об экстракорпоральном оплодотворении, инновационной медицине и роддомах будущего:

Буквально на этой неделе я связывалась с «Мега Икеа», чтобы разместить у них нашу рекламу. Они взглянули на наши баннеры и сказали, что отказываются. Стволовые клетки, к сожалению, еще очень плохо представлены в медиа, и «Мега» испугалась порушить свой имидж. А мы тем не менее внедряем революционно новую концепцию медицины, когда о здоровье ребенка заботятся еще задолго до его рождения. Один из наших проектов — генетическая диагностика родителей и детей. Оба родителя проходят генетическое тестирование на наследственные заболевания и мутации («Гемаскрин»), выявляя свои рецессивные гены, а мы с помощью цикла экстракорпорального оплодотворения даем им возможность выбрать здоровые эмбрионы, которые не поражены генетическими мутациями и могут быть рекомендованы для переноса в полость матки.

Когда ребенок рождается, происходит еще один этап — биострахование человека. При рождении у ребенка берется биологический материал, например пуповинная кровь, и сохраняется в специальном криохранилище в гемабанке, чтобы он мог воспользоваться им, если у него, не дай бог, будет рак или другие сложно излечимые болезни, список которых с каждым годом увеличивается и при борьбе с которыми помогают стволовые клетки. По пуповинной крови диагностируют разные заболевания, которые можно лечить на ранних этапах и исключать именно те, которые характерны для России. Большинство генных заболеваний распределяются по географическому признаку, поэтому нам мало подходят американские тесты — список заболеваний, на которые тестируют слюну в США, в общем-то, неактуален для России, он разработан с учетом особенностей коренных американцев.

Пуповинную кровь в роддоме берут акушеры, врачи больницы. Мы уже довольно много поработали над тем, чтобы обучить их этому, так что сейчас это уже стандартная процедура для акушеров. Все наши лаборатории выглядят примерно одинаково: стерильное помещение и техническое оборудование. Картины Коротковой в этом смысле мне кажутся представлением о будущем людей из прошлого. В них есть какой-то отстраненный неосознанный страх перед технологиями и наукой, какой-то наивный страх. Так и вижу реакцию неокрепших беременных умов: к черту эту современную медицину, лучше пуповину закопать или съесть (реальные практики). На мой взгляд, роддома будущего от тех, что есть сейчас, принципиально будут отличаться только скоростью организации процесса и большей высокотехнологичностью. Роженицу будут отправлять домой с ребенком уже через три часа после родов, автоматически сохранив биоматериал и взяв материал для всех тестов.

Институт стволовых клеток не ведет исследований в области клонирования. При этом методе используются эмбриональные стволовые клетки — биоматериал, который вызывает такие бурные обсуждения среди ученых, политиков и представителей религиозных общин. Для того чтобы добыть эти клетки, требуется разрушить эмбрион, отнять жизнь. Очевидными становятся причины общественных волнений. Мы сохраняем стволовые клетки пуповинной крови, которую берут при родах акушеры из отсеченной пуповины (по сути, это медицинские отходы, которые на самом деле являются ценным биологическим материалом). По моему мнению, клонирование детей — это прошлогодний тренд. Теоретически можно вырастить любой орган отдельно с помощью стволовых клеток, да и репродуктивные технологии сейчас на высоте, они позволяют иметь проблемным парам своих детей. Так что можно сделать вывод, что клонирование людей не найдет отражения в реальной жизни всего общества. Другое дело клеточная, генная, регенеративная медицина. Уже сейчас возможно контролировать здоровье человека до его рождения или серьезно поднимать качество жизни в случае с наследственными заболеваниями или приобретенными болезнями при помощи сохраненного при рождении биоматериала.

На работе все время какие-то странные случаи происходят. Например, папа одного ребенка решил собрать кровь сам — классное решение? «О, у меня жена рожает, а я когда-то был врачом, а еще у меня главврач друг, так что сейчас все устрою, на раз». Ничего не сделал, расплескал всю систему с кровью, эта ценная пуповинная кровь совершенно непонятно куда пропала. А это ведь очень ценный биологический материал и самый богатый источник кроветворных стволовых клеток, они там самые молодые и податливые для лечебных трансформаций. Все матери, даже если они не сохраняют пуповинную кровь себе, подписывают в роддомах бумагу о ее передаче в общественный банк, откуда нуждающиеся в донорах могут подобрать себе образец для трансплантации. Но подобрать себе донора из общественного банка, конечно, очень сложно, уровень совпадений слишком низок. Поэтому лучше всего сохранять свои клетки от рождения. Ну или, если уже не успел, родить второго ребенка самому — в случаях, когда один ребенок в семье болеет и ему для лечения необходимы подходящие стволовые клетки.