Воскресная библиотека: Как говорить о смерти?

Что сограждане думают о смерти и готовы ли они к ней

В рубрике «Воскресная библиотека» мы каждую неделю печатаем фрагмент из книги, готовящейся к публикации в дружественном издательстве.

В издательстве «Новое литературное обозрение» вышла книга, презентующая итоги XX юбилейного международного симпозиума «Пути России. Альтернативы общественного развития. 2.0». Авторы текстов сборника — культурологи, экономисты, историки. Темы — права человека, протест, жизнь в провинции, старость и альтернативные возможности развития страны. ВОС публикует фрагмент работы социолога Дмитрия Рогозина, посвященной русской смерти и возможности диалога о ней.

Пути России. Альтернативы общественного развития. 2.0 Сборник статей

Под общей редакциейМ.Г. Пугачевой и А.Ф. Филиппова

М.: «Новое литературное обозрение», 2014.

Осмысление смерти в публичном дискурсе*

Во вступительном слове к сборнику работ по социологии смерти Ансельм Стросс обозначил весьма странный парадокс, сопряженный с этой тематикой. С одной стороны, тема смерти табуирована в современном обществе и найдется мало желающих всерьез обсуждать особенности умирания. С другой — трудно отыскать какое-либо издание массмедиа, на страницах которого не публиковались данные об убийствах, суицидах, катастрофах и трагических случаях. Избегая аналитического и вдумчивого разговора о смерти, публичный дискурс впитывает, как губка, любые упоминания о трагических исходах как событиях, притягивающих внимание и увлекающих аудиторию. О смерти не хочется говорить, но невозможно и пройти мимо, не остановившись и не вглядываясь украдкой в произошедшее. Анализируя публикации англоязычных исследователей, Катерина Эксли отмечает доминирующее в обществе персональное отчуждение от смерти. Люди привыкают видеть смерть других и стараются вовсе не думать о собственной или о смерти своих близких.

Почти тридцатью годами ранее выхода в свет сборника, в монографии, посвященной умиранию, Б. Глезер и А. Стросс отмечают, что американцы не склонны обсуждать смерть в абстрактных категориях, предпочитая конкретные описания: «Смерть представляется нам запретной, табуированнойтемой, и мы стараемся избегать философских или абстрактных суждений о смерти». Эксли, напротив, утверждает, что разговор о смерти может вестись лишь в абстрактных категориях. Как только речь заходит о реальных утратах и близких, современный человек замолкает. За видимым разногласием в позициях скрывается разное поименование одного и того же явления — большинство из нас не склонны всерьез говорить о смерти, принимать ее фактическое присутствие в собственной жизни. В этом отношении мало что меняется как в американском и европейском, так и в нашем, российском обществе. Общественное мнение о смерти в разных странах удивительно стабильно и не подвержено значительным изменениям.

*Статья написана по результатам общероссийского опроса, проведенного в конце апреля 2013 г. Центром методологии федеративных исследованийРАНХиГС совместно с АНО «Социальная валидация», Исследовательской службой «Среда», Институтом общественного мнения «Квалитас» и Маркетинговым центром «Контекст».

*Об авторе

Дмитрий Рогозин — кандидат социологических наук, директор Центра методологии федеративных исследований Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС.

**Об издательстве

«Новое литературное обозрение»— издательство интеллектуальной литературы, созданное в 1992 году на пике демократических реформ. Сегодня один из лидеров рынка гуманитарной литературы помимо книг издает журналы «Новое литературное обозрение», «Неприкосновенный запас» и «Теория моды», 29 книжных серий, проводит две ежегодные научные конференции — Большие и Малые Банные чтения и специальный проект «Культура повседневности».

Безусловно, тематика смерти относится к предельно частной, интимной сфере. Каждый умирает индивидуально, теряя при этом все статусы, смыслы, социальные связи. «Всяк умрет, как смерть придет»; «двум смертям не бывать, а одной не миновать»; «на смерть, что на солнце, во все глаза не взглянешь». Публичное пространство в такой логике излишне, натужно, практически, оскверняюще. Разговор о смерти требует уединения. Напротив, обсуждение смерти буквально подменяет предмет, создает фальшивку, конструирует ложь. Продолжать в этой логике можно бесконечно, поскольку она поддержана как обыденным знанием, так и публичным дискурсом.

Однако вернувшись к меткому замечанию А. Стросса о парадоксальности отношения к смерти современного человека, можно отметить не менее странное последствие этого — дискурсивное бегство от темы смерти, низведение ее до личного, частного переживания приводит к потере значимости и смысла самой жизни. Нелегитимность разговора блокирует понимание, саму возможность задуматься о произошедшем, подготовить себя к предстоящему самому важному, пограничному жизни событию. Секулярное умалчивание смерти провоцирует отказ от любых упоминаний, любых проблематизаций этой тематики. Люди бегут от смерти, чтобы быть захваченными врасплох, без осмысления и понимания происходящего. Поэтому публичный разговор о смерти не является настолько бесперспективным и аморальным, как это может быть представлено в логике атеистического напряжения, где смерть навсегда вынесена за скобки текущих проблем и переживаний и рассматривается лишь как горестное воспоминание об утрате и предстоящем завершении собственной жизни, о котором лучше никогда не задумываться.

<...>

Теоретическое напряжение настоящей работы заключается в обнаружении типичных и частных способов размышления о смерти, присущих старшим возрастным группам российского населения. В настоящий момент мы отказываемся от поиска страхов и предрассудков по отношению к смерти, а всего лишь пытаемся увидеть: насколько актуальна, естественна и ожидаема тематика смерти в публичном и частном разговоре? Насколько понятными и осмысленными становятся вопросы о смерти для наших собеседников? Насколько мы готовы говорить о смерти и принимать ее?

Эффект интервьюера

Начать разговор о смерти чрезвычайно трудно. Мы долго размышляли над тем, каким образом сформулировать вопросы, чтобы уйти от устойчивых социальных паттернов, блокирующих разговоры о смерти. Возможно, в этот раз не пришли бы к приемлемому варианту и отказались от тематики вовсе, если бы не помощь Алины Багриной, возглавляющей службу «Среда». Она предложила весьма изящное начало такого разговора: «Можно ли вам задать два вопроса о смерти?» Мы инициируем разговор о смерти и одновременно даем понять, что он не обязателен. Респонденту отводится главенствующая роль в продолжении коммуникации, что характеризует максимальную форму вежливого речевого поведения. Мы предполагали, что таким образом сможем не травмировать людей подобными разговорами, если тема для них слишком актуальна и неприемлема для общения с незнакомцем. Предлагая отрицательный ответ, человек блокирует любые дальнейшие упоминания о смерти. Кроме того, в дальнейшем в анкете поднимаются вопросы о репродуктивном и сексуальном поведении, что должно снизить возможный негативный эффект.

Мы ошиблись в одном — в субъекте предполагаемого воздействия. Основным участником разговора, испытывающим ощущение неловкости и невозможности актуализации такой тематики, выступил не респондент, а интервьюер. Именно он испытывал максимальный дискомфорт, отчасти несуразность подобной тематики. Поэтому интонационно и стилистически блокировал дальнейшее продолжение разговора, подталкивал респондента к отрицательному ответу. Например, «можно ли вам задать вопрос о смерти или лучше пропустим его», с ударением на «лучше пропустим»; «если не хотите отвечать, можем пропустить их» (извиняющимся голосом) или «вот такие тяжелые вопросы, мне страшно неудобно вам их задавать». Или, вступая в разговор, интервьюер акцентировал внимание на том, что вопросы о смерти необязательны и даже хорошо, если их можно пропустить.

Муж., 55 лет, г. Шахты, Ростовская обл.

И.: А можно ли вам задать два вопроса о смерти?

Р.: О смерти?

И.: Да.

Р.: Смотря какой.

И.: Ну, просто я спрашиваю у вас согласие. Если вы согласитесь, я вам задам.

Р.: Знаете, я как-то о смерти еще не думал.

И.: Ну, вы тогда скажете, что не думали.

Р.: Нет, не надо мне.

И.: Не надо?

Р.: Не хочу.

И.: Ну и хорошо.

Р.: Лучше какой-нибудь вопрос о любви спросите.

И.: Да, да, у нас потом будут об этом вопросы.

Первый вопрос о смерти в первую очередь нужен для отсева интервьюеров, неспособных адекватно поддерживать эту тематику. Напротив, последующие два вопроса не зависят от интервьюера, а хорошо объясняются некоторыми социально-демографическими характеристиками. Некоторые интервьюеры, либо скрывая собственную неловкость, либо стараясь поддержать респондента, демонстрируют определенное отношение к тематике. Так, в разговоре с 67-летней женщиной интервьюер в ответ на то, что она задумывается о смерти, успокаивает: «Это временное, вы даже не переживайте».

Жен., 67 лет, село в Красноармейском р-не, Приморский край

И.: А можно ли вам задать вопрос (пауза) о смерти?

Р.: (пауза 4 сек.) Ну, задавайте.

И.: Спасибо вам. Думаете ли вы о своей смерти? Тоже варианты ответов, просто выберите то, что вам подходит — часто, редко, не думаю.

Р.: (пауза) Нет, я вот думаю. Почему-то последнее время думаю. Не знаю почему, в голову мне все время это приходит.

И.: Ну, это получается...

Р.: А я сама не могу понять.

И.: Это бывает такое состояние. Это временное, вы даже не переживайте.

Жен., 84 года, г. Самара

И.: Скажите, пожалуйста, вы готовитесь к смерти? Да или нет?

Р.: Да ну как же, у меня все готово.

И.: Все готово?

Р:. Все у меня: и платье, и одежда, и чулки, и свечи, и все...

Жен., 75 лет, г. Москва

И.: Скажите, пожалуйста, вы готовитесь к смерти?

Р.: Да. Я втихаря от сына сто тысяч денег приготовила, завязала и положила на полочку в стенке. Снохе сказала, чтобы посмотрела, как будет что. А про деньги они не знают.

Гораздо реже упоминают о размышлениях над смыслом жизни, необходимости духовно подготовиться к уходу.

Жен., 63 года, пос. Владимирский Лагерь, Псковская область

И.: Скажите, пожалуйста, вы готовитесь к смерти?

Р.: Ну, как готовлюсь? Я разговариваю с Богом, прошу, чтобы он мне помог. Вот так готовлюсь.

Большая часть населения старше 45 лет не готовится к смерти и не думает (30%) или думает редко о ней (38%). Зачастую сам вопрос вызывает недоумение, что сильно расходится, например, с данными по американскому обществу,

Муж., 49 лет, Алапаевский р-н, Свердловская обл.

И.: Думаете ли вы о своей смерти или нет?

Р.: Да нет, конечно. Зачем думать?

И.: Не думаете, хорошо. Скажите, пожалуйста, вы готовитесь к смерти? (Пауза). А то знаете, как бабушки там...

Р.: Да нет.

И.: ...деньги откладывают.

Р.: Нет. А то знаете, мне пятьдесят лет, так чо я? Рано еще об этом думать.

Иногда респондент переспрашивает: что значит готовиться к смерти, нужно ли этим вовсе интересоваться?

Жен., 63 года, пос. Тарасовский, Ростовская обл.

И.: Вы думаете о смерти? Если да, то как часто — часто или редко?

Р.: Знаете, как я говорю, о смерти, конечно, надо думать. Хочу сказать, когда плохо, если что-то болит, я говорю, Господи, дай мне возможность умереть так, чтобы не надоедать своим близким и знакомым. Я только этого прошу.

И.: А к смерти готовитесь?

Р.: (смех) В каком смысле готовитесь? Как надо готовиться?

И.: (смех) Ну, такой вопрос.

Р.: (громкий смех) Я говорю, что смерть, как Бог даст, так тому и быть. А как я могу готовиться? Не знаю.

Жен., 45 лет, г. Махачкала

И.: Думаете ли вы о своей смерти? И если да, то часто или редко?

Р.: Канешно, каждый день, каждый час.

И.: А вы готовитесь к ней?

Р.: Канешно, кто к этому не готовится? Каждый должен быть готов к смерти.

Речь идет лишь об ответственном отношении к собственной жизни, в которой размышления о смерти представляются значимыми и необходимыми для понимания себя, для жизни как таковой.

Муж., 46 лет, г. Набережные Челны

И.: Можно ли вам задать два вопроса о смерти? Если можно, я задаю, если нет, мы просто пропускаем и дальше идем.

Р.: Нет, я с удовольствием. Я частенько думаю о смерти.

И.: Да вы что?! (смех) Ну вот, на первый вопрос вы уже ответили. Теперь второй вопрос...

Р.: Нет, это нормальное состояние человеческое. Если человек думает о смерти, значит, он живет.

Часто в качестве причины размышлений о смерти приводится обеспокоенность за родственников, нежелание быть для них обузой. «Не заваляться бы», — говорит бабушка, не желающая быть в тягость своим близким.

Жен., 89 лет, г. Ярославль

И.: Думаете ли вы о своей смерти? И если да, то часто или редко?

Р.: О смерти думаю, чтобы Господь дал бы не заваляться, быстро помереть, да и все.

И.: Вы часто думаете или редко?

Р.: Часто думаю, потому что такие годы стали трудные. Тяжело стало, ноги не вожу, болят, нету терпения. Думаю, Господи, уснул бы и не проснулся. Вот много лежат люди. Вот сестра у меня лежит, не поднимается, уже совсем не ходя. Это очень тяжело. И за нейухаживать и дети, того.

Жен., 55 лет, г. Москва

И.: Думаете ли вы о своей смерти? И если да, то часто или редко?

Р.: (пауза) Ну... наверное, думаю (усмешка)... но не так часто, но думаю. Когда начинает что-то болеть. Что уже не двадцать, не тридцать, что уже как бы возраст такой, тут задумаешься иногда.

И.: Скажите, пожалуйста, а вот готовитесь к смерти?

Р.: (вздох) Нет. Я хочу наоборот, как бы стараешься, чтобы как можно дальше (усмешка) отодвинуть ее. Ну и просишь, чтобы куда-то дальше отодвинулась, чтобы еще внуков увидеть. Как бы вот так.

Нидерландские исследователи на небольшой выборке пожилых людей (49 человек) в возрасте от 60 до 96 лет обнаружили, что страх перед смертью чаще всего связан не с боязнью неопределенности, а с беспокойством за близких или боязнью процесса умирания. Аналогичные мотивы доминируют и в наших коротких разговорах: «быстро помереть» и «увидеть и помочь внукам» — наиболее типичные фразы в ответах абонентов.

<...>

Несмотря на первоначальные опасения, люди вполне охотно разговаривают о смерти. При всей табуированности и, казалось бы, неуместности такой темы для общения с незнакомым человеком тема смерти не вызывает явного отторжения или удивления среди людей старшего возраста. Прожитые годы, болезни, переживание тех или иных утрат подталкивает людей задумываться о смерти. Отказы и ограниченность развернутых вопросов скорее определяются неловкостью, которую испытывают интервьюеры, неумением держаться в столь экзотическом для погруженного в мирские заботы сознания.

Религиозность и размышление о смерти — два ментальных состояния, определяющие естественную, ненадломленную позицию. Ни образование, ни доход, ни социальный статус, ни расширенная семья не спасает пожилого человека от одиночества. И только выход за рамки ограниченного, атеистического взгляда на жизнь позволяет людям действительно жить. Готовиться к смерти не через сборы вещей и денег на похороны, а посредством размышлений о своей судьбе, прожитых годах, смысле и последствиях от совершенных поступков. Смерть в такой перспективе не может рассматриваться неожиданным и безысходным концом, уравнивающим нас с животным миром. Смерть — это основа для понимания жизни. Отсюда вытекает, что типология отношения к смерти обладает реверсивной структурой. Живущие, увлекающиеся текущими событиями и отгоняющие мысли о смерти, фактически умирают, оставаясь в бессознательном состоянии, навеянном мечтами и мыслями о тленных достижениях и успехах. Умирающие, задумывающиеся и готовящиеся к смерти, начинают осознавать смысл проходящей жизни.