ФИО: Матиас Солар
Возраст: 30 лет Категория: живопись, мураль, инсталляции

Чилиец Матиас Солар прибыл на Молодежную биеннале с огромным пэтчворк-полотном. Говорит, что такую лоскутную конструкцию удобнее перевозить. На этой картине нашлось место и цитате из Веласкеса, и «самому толстому человеку» из Мексики Мануэлю Урибе, и аллюзии на футбольные обыкновения в родном для художника Сантьяго. В общем, всего понемногу и немного обо всем. По сравнению со многими другими работами, показанными на биеннале, этого кажется мало, но если проследить, почему так произошло, то проникаешься симпатией к чилийскому художнику.

Несмотря на откровенные отсылки к поп-арту и граффити, главное для Матиаса Солара — не хитросплетения аллюзий и художественная генеалогия. Основным содержанием его творчества остается история с couleur locale. Один из проектов художника основан на пародийном образе его родной страны как производственной базы, штампующей нужную продукцию для зарубежных партнеров. Примерно о том же и огромное полотно, привезенное на биеннале в Москву: хулиганские пригороды, футбольные страсти, «все заимствовано из Европы», «местные дикости», клочковатая, неоднородная культура — лоскутное полотно, которое удобно показывать на ярмарках и выставках.

Цивилизационная идентичность стала общей темой практически для всех значимых фигур Латинской Америки — не только художников, но и писателей, и философов, и политиков начиная с XIX века. Как считают умные люди, Латинская Америка была первым регионом в мире, где началось образование наций, но там же этот процесс завершился сокрушительным фиаско. В итоге многочисленные государственные образования сумели объединить разнородное население, но на выходе получились искусственные общности. Теории латиноамериканскости вроде бронзовой расы Хосе Васконселоса тоже оказались несостоятельными. Поэтому разговоры о том, «кто мы», до сих пор популярны в Аргентине, Чили, Перу, Мексике и других странах региона. Матиас Солар берется за эту тему в эпоху, когда, несмотря на сохраняемый калейдоскоп свойств, Латинская Америка, как и весь мировой Юг, снова получает одну общую идентичность — раба, трудящегося во благо северного господина. И художник достаточно остро это ощущает, за что ему можно простить даже старомодность.