Венеция-2012

Музыкант (Олег Гаркуша) знакомится в бане с Бандитом и узнает от него о существовании некой Колокольни «между Петербургом и Угличем».

Из нее забирают туда, где счастье, но не всех: большинство остается снаружи и погибает. Вокруг Колокольни — постоянная ядерная зима и заброшенные деревни. После бесконечно долгого кругового движения
по Петербургу (в этот раз заменяющего характерные балабановские «проходы») компания из четырех мужчин и одной женщины отправляется
в путь. «Я тоже хочу» — реплика, которую с простодушной детской обидой произносят персонажи, когда узнают о существовании Колокольни: как же так, неужели мне не положено счастье?

От Балабанова все время ждут последнего фильма, но «Я тоже хочу» больше всего напоминает его первую работу — «Счастливые дни»: тогда, как и сейчас, всем униженным и оскорбленным было дано обещание счастья.

«Я тоже хочу» — первый балабановский фильм, снятый на цифру, и он смотрится удивительно свежо; диалоги вызывают хохот и врезаются в память, почти как в случае с «Братом» («Оттуда никто не возвращается, но патриарх велел всех пускать», — говорит военный на въезде в Зону). Сам Балабанов впервые появляется в кадре, на вопрос «Ты кто?» отвечая с убийственной самоиронией: «Я режиссер, член Европейской киноакадемии». В картине дебютирует его сын Петр, и это такой детский фильм, в котором право на счастье заявляется с непосредственностью и напором ребенка.

Хармони Корин снял совершенный фильм, у которого, похоже, нет шансов получить прокатное удостоверение в России.



Четыре студентки колледжа хотят на весенние каникулы (как раз spring break) поехать во Флориду, но нет денег. Тогда трое, надев черные балаклавы, грабят соседский дайнер, а четвертая, по имени Фэйт («вера»), ждет в угнанной машине снаружи. Дальше — вожделенные пляжные вечеринки, арест, суд (перед которым они предстают в разноцветных купальниках) и знакомство с неожиданным покровителем по имени Alien (Джеймс Франко). Он — белый рэпер, вовлеченный в «любую незаконную деятельность», которая только существует на свете«. Alien влюблен во всех четверых, они отвечают ему тем же. В следующий раз на дело они пойдут вместе, девушек под конец останется двое, а их балаклавы станут розовыми.

Секс, страх, кровь, эксплуатейшен в Майами — новый фильм Корина надо описывать подробно, разбирая каждый кадр, или не описывать вовсе. Ранние фильмы Корина («Гуммо», «Джулиен-осел») во многом были визуальной медитацией, размытыми полароидными снимками. Spring Breakers — результат визуального обжорства, они впитали в себя все, что есть яркого в поп-культуре — от клипов Бритни Спирс до порно, от глянца до криминальной хроники.

Розовые балаклавы вызывают в разных концах зала легкую истерику. Пресс-конференции еще не было, там наверняка кто-то спросит про Pussy Riot, но, скорее всего, просто совпадение, во многом объясняющее международную реакцию на наши внутренние дела: эта бандитская шапка с прорезями, но в самой легкомысленной девической расцветке — действительно символ нашего времени.

Во многом это история взросления анонимной женской плоти (из всех четверых выраженный характер есть только у одной, брюнетки Фейт, и она покидает компанию раньше всех). Перебесившись, девочки в купальниках уезжают домой, чтобы навсегда зарифмоваться с тучной водительницей автобуса, или, окончательно стерев лицо, надевают розовые балаклавы. Радикализм или быт — третьего не дано — в Майами, далее везде.

Показанная в венецианском конкурсе «Пьета» — 18-й фильм Ким Ки Дука, о чем с гордостью сообщается в открывающих титрах; 17-м был «Ариран» — летопись творческого кризиса режиссера, а до этого — четырехлетняя пауза. «Пьета», таким образом, — возвращение самого известного в мире корейского автора к жанровому кинематографу. Главный герой по поручению шефа выбивает деньги из должников; чаще всего кредиторов приходится калечить разными способами — тогда они получат страховку и вернут долги. Однажды на пороге его дома появляется женщина — это мать, бросившая своего ребенка при рождении. Почувствовав (после некоторых сомнений) себя сыном, герой становится уязвим — теперь против него ополчилась армия порожденных его жестокостью калек. Пьета — иконографический сюжет, в котором Богородица оплакивает сына, и фильм Ким Ки Дука построен на религиозных категориях греха, прощения, жертвы и искупления и на далеко не христианском мотиве мести. В фильме много типичных для режиссера изобретательных гэгов (умирающий угорь с ценником, прихлопнутая дверью рука, игра на гитаре перед тем, как лишиться руки, etc.). Ким прежде всего рассказчик историй, очень разных по качеству — и эта вполне ему удалась.

Два часа говорящие головы рассказывают, как создавался альбом Майкла Джексона Bad. Сам Джексон в документальной картине Спайка Ли Bad 25 появляется нечасто, это редкие и странные кадры, а также звуки — в фильм вошли аудиозаписи его занятий по вокалу. Из монологов музыкантов, продюсеров, хореографов, режиссеров мы узнаем, какой колоссальный труд стоял за каждой секундой альбома и шоу — так, ради клипа Smooth Criminal Джексон (сам он называл свои музыкальные видео короткометражными фильмами) пересмотрел всего Боба Фоссе и Фреда Астера. Герой раскрыт как профессионал, но почти до самого конца непонятно, каким он был человеком, пока в финале Ли не задает вопрос: «Как вы узнали о его смерти?», и каждый из двух десятков спикеров не может сдержать слез; объяснять ничего не нужно.

Сюжетом и объектом новой картины Терренса Малика
«К восхищению» является Ольга Куриленко, которая танцует, поет, прыгает, бормочет по-русски и по-французски и ненадолго отлучается из кадра, чтобы уступить место Рейчел Макадамс.

Мужчину, вокруг которого струятся две женщины, вроде как играет Бен Аффлек — молчаливое существо с челюстью и носом, тускло поблескивающее своим отсутствием. Диалогов почти нет, зато много классической музыки — от Шостаковича до Дворжака. Первые кадры сняты как бы на мобильный телефон, остальные — на цифровую камеру, и ты вдруг понимаешь, насколько необратимо визуальный язык прежнего Малика повлиял на цивилизацию Instagram и насколько сам он отстал от своих продолжателей. Гигабайты подобных планов Парижа, острова Мон-Сен-Мишель можно теперь найти в социальных сетях — и они уже кажутся дурным тоном. Визуальная ода, созданная священной коровой американской режиссуры, оборачивается зубодробительной банальностью, склонность Малика к пафосному универсализму раздражала еще в прошлогоднем «Древе жизни». В принципе, сейчас он мог бы стать идеальным режиссером свадебных видео.

«Мастер» Пола Томаса Андерсона заранее и постфактум — главный фильм Венецианского фестиваля. Героев двое: травмированный Второй мировой и плохой наследственностью моряк (Хоакин Феникс) и Мастер — писатель, ученый-мистик, харизматик, основатель новой религии, напоминающий Рона Хаббарда (Филипп Сеймур Хоффман). Мастер верит в прошлые жизни, моряк не верит ни во что — он просто балансирует все время на грани человеческого и животного. Их отношения становятся долгой мучительной процедурой экзорцизма — экзорцизма в мире, лишенном Бога и дьявола. Только человек, и весь мистицизм — тоже человеческое, слишком человеческое. Довольно трудно рапортовать о подобном зрительском опыте, тем более с колес, не подумав и не изучив контекст (фильм показали прессе утром в субботу), но каждый кадр этой картины оставляет ощущение соприкосновения с чем-то огромным, пугающим. Люди любят смотреть на экран и узнавать себя — свои чувства и мысли. Немногим художникам (особенно теперь) удается вызвать эмоции, о существовании которых ты никогда не догадывался раньше. «Мастер» погружает зрителя в состояние тикающего отвращения к герою и постоянной тревоги — как на пороге открытия, которое страшно совершить.

Трейлер фильма «Мастер»

Недавно в российский прокат вышел фильм Ульриха Зайдля «Рай. Любовь», премьера которого состоялась в каннском конкурсе. Это первая часть трилогии, вторую — «Рай. Вера» — сегодня показывают в Венеции; хрен-то этот фильм теперь получит в России прокатное удостоверение. «Рай» был сложной конструкцией с большим количеством персонажей и внутренними рифмами (пожилая немецкая женщина едет секс-туристкой в Африку и сталкивается с липким цинизмом молодых людей, любовь которых пытается купить).

«Вера» — камерный фильм, в центре которого — отношения двоих, в которых появился третий, Иисус. Одержимая католичка живет со своим мужем-мусульманином, прикованным к инвалидному креслу (была авария). Но человек отодвинут ради любви к Богу: первая сцена в картине — самобичевание перед распятием. «Вера» — сборник анекдотов о фанатизме, героиня (слишком схематичная, кстати, по сравнению с героиней «Рая») увещевает неверных, а неверные комически реагируют. Ближе к финалу — об это вряд ли кто умолчит — она мастурбирует распятием, и это, конечно, настоящий pussy riot, а все остальное — полумеры. В лучших моментах — группа молящихся просят о возвращении Австрии в лоно католичества, глядя в камеру. Режиссер повторяет прием, найденный им еще в 2003 году в документальном фильме «Иисус, ты знаешь»: это были монологи шестерых верующих, зритель там как раз занимал место Бога. Зайдль трактует свою героиню слишком однозначно (в отличие, скажем, от Кристиана Мунжиу, который в недавнем фильме «За холмами» показывает пугающую внутреннюю правоту фанатиков), фильм смотреть иногда интересно, иногда весело, иногда скучно, но за пределы анекдота он так и не выходит.

Трейлер фильма «Рай. Любовь»

Три года назад, когда в конкурс Венеции неожиданно включили фильм Херцога «Мой сын, мой сын…», Майкл Шеннон ездил с народом на вапоретто и никому не был нужен. Вчера на пресс-конференции внеконкурсного фильма «Ледяной» его рвали на части, изредка отвлекаясь на Вайнону Райдер. «Ледяной» Ариэля Вромена — ретро, история реально существовавшего киллера Ричарда Куклински, наемного убийцы, который за 20 лет прикончил то ли 100 (так в титрах), то ли 250 (так в интернете) человек. Фильм и его герой, сыгранный Шенноном, существуют в двух режимах: то самое графическое, как в комиксе, насилие чередуется с идиллическими сценами семейной жизни, почти как в кино 50-х. Жена (как раз Райдер), любящая, счастливая, обеспеченная, ничего не знала. Главное тут, конечно, Шеннон — странноватый и мягкий, он внезапно превращается в хладнокровного убийцу, не отягощенного рефлексией. Возможно, впервые он играет существо огромного, пугающего роста и почти сверхъестественной силы, и снова (как, например, в «Укрытии») его герой — человек, одержимый своей семьей.

Сцена из фильма The Iceman

Совершенно неожиданно канадская актриса Сара Полли сняла потрясающий фильм о своей семье.
Stories We Tell — детектив, мокьюментари, исповедь и признание в любви к женщине, которую любили многие. Сара Полли исследует жизнь своей матери, открывая себе и зрителю семейные тайны: сначала — что ни фильма, ни режиссера могло не быть, потому что планировался аборт; потом — что отец, трогательно вспоминающий в кадре свою жизнь, был обманутым мужем и Сара родилась не от него. Монологи друзей, возлюбленных и родственников накладываются на кинохронику 70–80-x — настоящую и виртуозно стилизованную, неотличимую от настоящей. Уникальная история о необычной семье становится метафорой существования человека в контексте других людей: если кино может конкурировать с жизнью, то фильм Полли — ровно этот случай.

Трейлер фильма Stories We Tell

Трейлер фильма «Измена».