Ольга
Кройтор

АВТОР И ПРОДЮСЕР:
Дарья Борисенко

Заниматься искусством для Оли Кройтор — значит непрерывно самоотверженно работать. За последние пару лет она приняла участие в таком количестве проектов и выставок, что, по собственному признанию, не может вспомнить их все, хотя сам процесс сравнивает с учебой в школе: групповые выставки — это самостоятельные работы, персональные — контрольные. На счету художницы сольная экспозиция в Московском музее современного искусства, в следующем сентябре ее коллажи увидят в Варшаве, в октябре планируется еще одна персональная выставка в галерее Regina. Оля работает в двух направлениях — с коллажем и перформансом. Ее коллажи — иллюстрации из газет брежневской эпохи, куски обоев, композиционно дополненные конструктивистскими чертежными линиями, как в некоторых работах Александра Дейнеки, или города из комиксов, среди которых иногда появляются одинокие и испуганные серые фигуры людей. Перформансы Оли — элегическое жертвоприношение зрителю. На выставке «ЧТОНИЧТО» она лежит обнаженной в стеклянном гробу, вмонтированном в пол. В другом перформансе — стоит коленями на соли, в третьем — не смея поднять глаз, вытирает своими волосами пол за посетителями галереи.

Об академическом и актуальном

Начало моего пути как художника было каким-то абсолютно неправильным. Я все еще мыслила академическими категориями.

Я закончила художественно-графический факультет Педагогического университета, затем поступила в ИПСИ и проучилась там год. Первое образование выработало во мне очень много комплексов, в этой среде предел мечтаний — достижение абсолютного сходства c изображаемым объектом (по крайней мере мне так казалось). Это хорошо, но возникает вопрос: не является ли такой подход ремесленничеством? ИПСИ подвынес мне мозг, но изменил восприятие. Пришло понимание, что главное — не передать картинку один в один. Главное — чтобы зритель понял и разделил чувство, идею, переживание художника.

О коллажах и перфомансах

Мои коллажи можно разделить на комиксные и газетные. Начинала с комиксов. Так появились работы в архитектурном стиле, дома и города из комиксных героев. Потом для одного проекта стала просить у знакомых старые советские газеты, дома скопилась огромная гора: в основном «Труд», иногда «Комсомольская правда». В основном 70-х и 80-х, мне их визуальный язык кажется наиболее выразительным. Иногда даже жалко резать: сидишь, листаешь, как хорошую книгу. Вообще я всегда старалась отходить от использования текста в коллажах, но в последнее время все чаще к нему обращаюсь. С классическим образованием сложно перестроиться, принять то, что произведение визуального искусства может быть значительно легче, чем тебя учили. Однажды приходишь к тому, что простота формы — пусть это будет надпись — порой лучше и выразительнее детально проработанной картинки.

Перформансы сейчас для меня — главная возможность развития. Когда работаешь над картиной, перед тобой и зрителем все еще сохраняется невидимая граница, словно некая плоскость. Перформанс — всегда комплекс переживаний. Происходит своего рода перерождение. Это переосмысление и преодоление страхов. Такого хотелось бы делать больше.

Как раз сейчас идет монтаж видео с группового перформанса, который проходил прошлой осенью в Галерее на Солянке. Девять художников повторяли свой перформанс изо дня в день по четыре часа. Я вытирала за зрителями пол собственными волосами, провожала их от входа до выхода, не говорила с ними и не смотрела им в глаза.

Я не смогла бы отказаться ни от коллажей, ни от объектов, ни от перформансов. Это как глаза и уши, они существуют параллельно, но принадлежат одному организму.

О музеях и кураторах

С музеями, мне кажется, работать сложнее всего. Как раз когда я делала выставку в музее, так вышло, что куратор была беременна, поэтому у нее не было сил и времени на проект. Я за время той выставки постарела лет на 20, наверное, потому что пришлось организовать работу множества людей, и, если бы это были только картины, было бы значительно проще. Но тут и перформанс с настроенными конструкциями, и инсталляция, и видео... Тогда же поняла, что рассчитывать можно только на себя.

В то время мне очень помогла Наташа Самкова — куратор и человек, по-настоящему любящий искусство. Я всегда боюсь, и нужен кто-то, кто скажет, что это не ерунда, что все хорошо, что ты на правильном пути.

О кризисах и прорывах

Кажется, я нахожусь в постоянном кризисе. Накапливаются идеи, но все время думаешь: что ты делаешь, для чего, нужно ли это, художник ли ты вообще... Начинаешь копать, копать... В итоге, окончательно запутавшись, просто выпадаешь отовсюду.

А иногда — так редко бывает — отпускает. Тогда все становится намного легче. Но, наверное, это случается, только когда находятся незримые ответы.

ВИЗУАЛЬНАЯ АНКЕТА

Другой взгляд

Специалист в области исторической антропологии ДАША КРИВЦОВА рассказывает о языке эпохи застоя, показательной порке врагов народа и о том, как прикрыть гнойную язву фотографиями передовиков производства.

В 1964-м закончилась оттепель, и текст, порождаемый Советским Союзом, окончательно разделился на дозволенный цензурой и самиздат. Диссиденты засели на кухнях, их выпихнули из медиа. Об актуальных проблемах нельзя было говорить даже иносказательно. К тому моменту вроде как уже избавились от культа личности, и фигуру Сталина постигла та же судьба, что и диссидентов: он просто исчез.

Предметом нового культа стал сверхчеловек-работник, совершенный телом и духом, которому вот-вот, в 1980 году, предстоит из развитого социализма войти в коммунистический рай. На первых полосах газет «Труд» и «Правда» ученые изобретают машины будущего, а спортсмены радостно бегут отжиматься. Иногда ветераны труда присылали в газеты свой личный фотоархив — «Я за станком», «Я получаю орден», etc., и тогда про них могли написать даже серию материалов.

Поскольку листать это все было невыносимо скучно, иногда появлялась критика. Она ни в коем случае не была направлена на государственное устройство. Но как только в газетах говорили о какой-то локальной проблеме, например халатности работниц прядильного цеха № 4, не выполнивших план, она тут же выносилась на всесоюзные пресс-конференции и партийные съезды, публичное порицание могло достигать ненормальных масштабов. Хотя к тому моменту стали постепенно утихать показательные процессы над врагами народа, и даже стиляги остались далеко в прошлом, поэтому основные мощности злоязычия журналистов направлялись на западный образ жизни.

На протяжении 20 лет застоя копилась фрустрация оттого, что воспаленные язвы социума нельзя было даже тронуть, не то что обнажить. Поэтому в 1986 году скопившаяся гниль зафонтанировала и в прессе СССР предстал царством фарцовщиков, волосатых рокеров и шлюх.

Бонус

Вокальная пьеса композитора-конструктивиста Александра Мосолова «Четыре газетных объявления (из ″Известий″ ВЦИКа)» (1926)