Стихотворение дня от Юлиуша Словацкого

Юлиуш Словацкий (1809—1849) считается крупнейшим польским поэтом-романтиком наряду с Адамом Мицкевичем.

Из письма издателю

Перед взором еще живы 
Храмы, пальм широких взмахи, 
Тир, Каир, Солима, Фивы. 
Мой Евстахий.

Голова еще в тумане, 
В ней живут морские страхи, 
Вой гиены, льва рычанье, 
Мой Евстахий.

Нет, привыкну нелегко я 
К крыше, где воркуют птахи, 
После пальм, шатров и зноя, 
Мой Евстахий.

Но ты запах книг прибавишь 
К аромату на кустах и 
От тоски меня избавишь, 
Мой Евстахий.

Буду рад напоминанью, 
Что есть родина и ляхи, 
Неустройство, грусть, метанья, 
Мой Евстахий.

Напиши мне, как проводят 
Время наши вертопрахи? 
Пишут что? С кем шашни водят? 
Мой Евстахий.

Им достались листья лавров 
С звоном литер типографий — 
Пока я глазел на мавров, 
Мой Евстахий.

Год я брел по Колизеям, 
Сципионы где и Гракхи. 
Пусть о том поют «Te Deum», 
Мой Евстахий.

Но, клянусь тебе Тифоном, 
Богом Пта в песчаном прахе — 
Я вмешаюсь в антифоны, 
Мой Евстахий.

И, клянусь богиней Хатор, 
Той, которой служат свахи,— 
Брошусь в бой, как гладиатор! 
Мой Евстахий.

Пер. С. Кирсанова
Оригинал здесь

Стихотворение дня от Ханса Магнуса Энценсбергера

Адресовано каждому, кто, подобно Маше Крамер, боится всего, что после 30-ти.

Тридцатитрехлетняя

Все это она представляла себе по-другому.
Вечно ржавый чертов «фольксваген».
Раз чуть было не выскочила замуж за булочника.
На днях прочла Гессе, а с ним и Хандке в придачу.
Привыкла на ночь разгадывать лежа кроссворды.
На мужиков не западает, нет.
Слишком молода, чтобы помнить хлебную карточку.
Думая о Камбодже, сходит с ума.
Ее последний дружок, профессор, балдел от пощечин.
Зеленоватые платья из батика ей широки.
Тля на листьях комнатной липы.
Собственно, ее призвание живопись, может быть.
Ее диссертация Классовая борьба в Ульме с 1500
по 1512 и ее отражение в фольклоре.
Стипендии, разочарования, горы конспектов.
Изредка бабушка подкидывает деньжат.
Невинные игры в ванной, ужимки,
огуречный лосьон перед зеркалом, долго.
Пожалуй, я не голодна, говорит она.
Когда плачет, то кажется девятнадцатилетней.

Пер. С. Морейно
Оригинал здесь

Стихотворение дня от Филипа Ларкина

Филип Артур Ларкин (1922-1985) пребывал под влиянием Уильяма Йейтса и Уистена Одена, тридцать лет кряду числился университетским библиотекарем и говорил, что депривация для него — то же, что нарциссы для Вордсворта. И если в час бессонницы вы, как и он, вспоминаете о смерти, то в эту пятницу у вас есть шанс, например, уйти пораньше с нелюбимой работы и вместо того, чтобы напиться к ночи, заняться чем-то, что придаст вашей жизни хотя бы иллюзию смысла. Написать стихотворение, например? Так рубрика «Возможность дня» передает вам привет из могилы.

Предрассветная песня

Пашу весь день, пью — к ночи, до упора,
Гляжу во мглу, проснувшись до зари.
Пока от солнца не светлеет штора,
Я вижу, что творится здесь, внутри:
Смерть-непоседа ближе на день; стаи
Моих раздумий гонит. И когда ей
Назначен срок закончить дней отсчет?..
Пустой вопрос. Но мысли темный путь
Мешает мне уснуть,
И ужас нагоняет, и влечет.

Раздумье по нему бредет вслепую —
Не жалуясь, что цепь потерь длинна,
Не чувствуя вины за цепь такую,
Что долго так плетет лишь жизнь одна,
Чтоб разорвать — и, может, безуспешно —
И в пустоте бездонной и кромешной,
Прямой дороге к смерти. Путь наш — к ней,
И в ней пребудем, где-то, но не здесь,
Где были и где есть,
И нет сего правдивей и страшней. —

Таинственный и неуемный ужас
Не объяснить, хоть догма — полотно
Изъеденное, длинное — натужась,
Твердившее: уйти нам не дано,
Пыталась. И другие рвались, тоже,
Внушить, что человек того не может
Бояться, что не чувствует. Но мы
Бесчувствия боимся и того,
Где нету ничего,
Анестезии — безысходной тьмы.

И так он расплывается по глазу,
Нездешний холод — жирное пятно —
К бездействию склоняющий все сразу.
Пусть многого не будет, но оно,
Событие, случится. В жаркой жути
Пылает осознанье. Где же люди,
И где вино?! Отваге здесь дано
Лишь не пугать других. В ней нету силы,
Чтоб избежать могилы:
Отвага ль, трусость — смерти все равно.

В растущем свете комната пустее.
Она ясна, как временность пути,
Как то, что нам известно; что не смеем
Принять, и от чего нам не уйти.
Но вот в глубинах кабинетных дыр
Трезвонят телефоны. Этот мир,
Одолженный, спешит на зов зари.
А небо — в белом, словно крыто глиной.
День, видно, будет длинный.
Как доктора, приходят на дом почтари.

Пер. Б. Лейви
Оригинал здесь

Стихотворение дня от Корнея Чуковского

Корней Чуковский в искусстве — это Иероним Босх. Корней Чуковский в кино — это Пьер Паоло Пазолини. Корней Чуковский в музыке — это Вольфганг Амадей Моцарт. И если бы автор этих слов не знал его стихи наизусть раньше, чем начал связно говорить, этой рубрики могло бы не существовать.

Айболит и воробей

I

Злая-злая, нехорошая змея
Молодого укусила воробья.
Захотел он улететь, да не мог
И заплакал, и упал на песок.
(Больно воробышку, больно!)

И пришла к нему беззубая старуха,
Пучеглазая зеленая лягуха.
За крыло она воробышка взяла
И больного по болоту повела.
(Жалко воробышка, жалко!)

Из окошка высунулся еж:
— Ты куда его, зеленая, ведешь?
— К доктору, миленький, к доктору.
— Подожди меня, старуха, под кустом,
Мы вдвоем его скорее доведем!

И весь день они болотами идут,
На руках они воробышка несут...
Вдруг ночная наступила темнота,
И не видно на болоте ни куста,
(Страшно воробышку, страшно!)

Вот и сбились они, бедные, с пути,
И не могут они доктора найти.
— Не найдем мы Айболита, не найдем,
Мы во тьме без Айболита пропадем!

Вдруг откуда-то примчался светлячок,
Свой голубенький фонарик он зажег:
— Вы бегите-ка за мной, мои друзья,
Жалко-жалко мне больного воробья!

          II

    И они побежали бегом
    За его голубым огоньком
    И видят: вдали под сосной
    Домик стоит расписной,
    И там на балконе сидит
    Добрый седой Айболит.

Он галке крыло перевязывает
И кролику сказку рассказывает.
У входа встречает их ласковый слон
И к доктору тихо ведет на балкон,
Но плачет и стонет больной воробей.
Он с каждой минутой слабей и слабей,
Пришла к нему смерть воробьиная.

И на руки доктор больного берет,
И лечит больного всю ночь напролет,
И лечит, и лечит всю ночь до утра,
И вот - поглядите!- ура! ура!-
Больной встрепенулся, крылом шевельнул,
Чирикнул: чик! чик!- и в окно упорхнул.

«Спасибо, мой друг, меня вылечил ты,
Вовек не забуду твоей доброты!»
А там, у порога, толпятся убогие:
Слепые утята и белки безногие,
Худой лягушонок с больным животом,
Рябой кукушонок с подбитым крылом
И зайцы, волками искусанные.

И лечит их доктор весь день до заката.
И вдруг засмеялись лесные зверята:
«Опять мы здоровы и веселы!»

И в лес убежали играть и скакать
И даже «спасибо» забыли сказать,
Забыли сказать «до свидания»!

Стихотворение дня от Овидия

Это четвертая элегия из первой книги «Скорбей». Публий Овидий Назон (43—18/17 гг. до н. э.) писал их в ссылке. За что римский император Август отправил поэта на берега Черного моря, в общество диких сарматов, ученым точно неизвестно. Считается, что поэт стал невольным свидетелем сцены, вредящей репутации императорской семьи. Но сам Овидий однажды признался, что сослали его, в первую очередь, за стихи. Надо ли говорить, что образ изгнанника до сих пор будоражит умы поэтов?

[Описание бури]

Стихотворение дня от Тумаса Транстрёмера

Тумас Транстрёмер еще жив, хоть и немолод. Наряду с Ингмаром Бергманом и Августом Стриндбергом его считают воплощением всего шведского. Что значит «все шведское»? Конечно, очарованность смертью, чувство природы и умение создавать вещи такие тихие, что закладывает уши.

Орлиные скалы

Рептилии
за стеклом террариума – 
недвижные и странные.

В тишине женщина 
развешивает белье. 
Смерть спокойна.

Во глубине глубин 
плывет моя душа – 
тихо, как комета.

Пер. А. Кудрявицкого
Оригинал здесь