Молчи, скрывайся и таи

О злоупотреблении русским языком

Никогда не используйте в заголовке цитаты​
из известных стихотворений. Это безвкусица и выглядит дешево— просто посмотрите наверх.

В рамках школьного курса по русскому языку детей учат так называемой «Культуре речи». На этих уроках рассказывают об отличиях публицистического стиля от официального, объясняют, что такое текст, заставляют писать рассуждения с тезисом, аргументами и выводом. Попытка развить в нас умение написать что-то более развернутое, чем «Россия — наше отечество. Смерть неизбежна», оставляет в детской памяти несколько сомнительных заповедей о том, как делать это красиво. А потом подросший графоман, блогер или успешный колумнист, вооружившись этими правилами, идет завоевывать мир, к несчастью для друзей и редакторов.

Шеф-редактор W→O→S Даша Борисенко очень любит русский язык, но мечтает,
чтобы на нем поменьше писали, особенно сегодня.

В рубрике «Нас не спрашивали» могут высказаться все приятные люди. Опостылевшие медиа, возмутительные стартапы, потерявшие стыд политики — всем рано или поздно воздастся. Коротко. Субъективно. Жестко.

Обороты вокруг оси

Одна из школьных заповедей касается несправедливо привилегированных причастий и деепричастий. Умение их использовать — это не просто знание свода правил о запятых, их отсутствии, «не» и «-н- / -нн-», оно считается пропуском в мир языковой аристократии. Эти глагольные гибриды якобы отличают письменную речь от устной, обогащают ваш внутренний мир и лечат от всех болезней. Конечно, причастия помогают избавить текст от многоэтажных придаточных предложений в духе «Дома, который построил Джек», но существование слова «способствовавший» это не оправдывает. Когда я боюсь переборщить с причастиями и их производными, я вспоминаю слово «брачующийся». Если хоть одно слово в предложении звучит похоже на него, лучше отказаться от оборота и вернуться к «пшенице, которая в темном чулане хранится».

Что касается деепричастий, то главное зло тут — абзацы и целые тексты, которые начинаются с деепричастного оборота: «Надкусив присыпанную солью краюху бородинского и сглотнув скупую слезу, я подумал о пармезане». Представьте, что всякая знакомая девушка приветствовала бы вас книксеном, а юноша — земным поклоном. Вот так же выглядит этот синтаксический тепловоз.

Авгиевы конюшни

Второе чудовищное заблуждение, внушенное многим школьной программой, — убеждение, будто устойчивые выражения украшают текст. «Ахиллесова пята демократии» и «слепые котята, грызущие гранит науки» — армия крошечных языковых зомби: вместе с хромыми каламбурами и канцелярскими штампами (о последних уже столько сказано, что добавить нечего) все эти «крылатые выражения» выставляют автора клоуном в футболке «Я женщина-стерва. Играю на нервах».

Ничем не лучше противоположная тенденция: наслушавшись на уроках русского про необходимость расширять словарный запас, многие понимают это как разрешение вываливать на читателя весь свой богатый лексикон. К сожалению, часто именно таких графоманов именуют людьми с «узнаваемым стилем», хотя на самом деле случаев, когда слово «двойник» стоит заменить насилующим ухо «доппельгангером», не так уж много. Парадоксальным образом вся эта «эякулирующая твердь» и «сычужная ризома» стойко ассоциируются с отборной панк-журналистикой, хотя в таком словоблудии нет и тени панка. По аналогии с рекламной кампанией «Не учите английский по фильмам», где фотограф распугивает моделей фразами из «Криминального чтива», стоило бы запретить писать, руководствуясь романами из серии «Альтернатива».

Так же как «брачующийся» помогает фильтровать причастия, для чистки витиеватых текстов подходит слово (извините) «гнилоглазый». Случаи, когда оно уместно, можно считать статистической погрешностью. Столкнувшись в тексте с очередным выпендрежным прилагательным, просто замените его на «гнилоглазый». Смысл предложения остался прежним? Вычеркивайте исходное слово без сожаления.

И последнее, что касается выбора прилагательных. С воздействием средней школы этот порок уже не связан, но внимания достоин: это любовь к радикальным определениям. Там, где заканчиваются «бесконечный» и «идеальный», в дело идут превосходные степени: «лучший», «интереснейший», «величайший». У таких авторов найдется по три сотни самых лучших фильмов, а каждый пшик реальности они тут же представят армагеддоном. Довольно скоро им просто перестаешь верить.

И ныне, и присно, и во веки веков. Аминь

Вернемся к школьному рецепту «тезис — аргументы — вывод». Греха в советах, которые помогают структурировать поток сознания, нет, но требование разделять текст на три основные части влечет за собой соблазн злоупотребить масштабным зачином и эффектной концовкой.

Некоторым авторам кажется, что читателю необходимо знать все их личные обстоятельства в момент написания текста. Прежде чем понять, о чем же хочет рассказать такой автор, нам приходится узнать о его тернистом жизненном пути, родителях, дядях, тетях и погоде за окном. Когда дело доходит до заявленной темы, автор (не говоря уже о читателе) успевает выдохнуться и главная мысль занимает пару строк. Все расходятся.

В предисловии к своему
«Логико-философскому трактату»
Людвиг Витгенштейн уместил
его содержание в одном предложении:

«То, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно, а о чем невозможно говорить, о том следует молчать».

Возможность опубликовать что угодно, доступная сегодня каждому пользователю Сети, отодвигает на второй план важный вопрос «зачем?»: нужно ли другим людям знать ваше мнение по поводу всего происходящего, нужно ли вам тратить время на текст, судьба которого — быть забытым после десятка (или двух тысяч) лайков. Скорее всего, не очень. В стихотворении Silentium! Тютчев сетовал на то, что язык слишком скуден для выражения любой достойной идеи. Конечно, проблема «невыразимого» не стоит, когда богатый арсенал языковых инструментов обслуживает множество скудных мыслей. Но если суметь вовремя замолчать, можно получить шанс сочинить и написать свой лучший текст. Возможно, в нем будет десять слов, три или одно. 

Или ни одного.