В жопу все
Дети в целом невыносимы
Поэт и журналист Елена Костылева продолжает летние заметки о свой дочери и душе.
Что нового я могу сказать про младенцев? У Лизы-Марии был всего один насморк и один понос — как раз сейчас. И два зуба. Это очень страшно, но не все понимают. Температуры даже ни разу не было.
Если вы читаете эту колонку, значит, вас интересует жизнь моей души.
Она вас интересует потому, что это жизнь и вашей души тоже. Но если комбинация «душа + младенцы» кажется вам приторной, я пойму вас. Надеюсь, что у вас душа совсем другая. Или ее нет вовсе. Допустим, вы атеист (и 17 августа вы решили эмигрировать) или о душе вам думать еще рано.
«Высосано», как написал под прошлой колонкой неизвестный комментатор.
А я думаю, что текст должен быть максимально высосан. Как самые интересные психоаналитические сессии происходят, когда все вроде бы ровно, ни о чем, вроде бы, вот так, с колес, поведать, – так и тексты должны быть сотканы из ничего.
Как ваше ничего?
Ничего у нас такое.
«Такое» — Лизи-Мариино первое слово.
Она все время повторяет «такое-такое-такое-такое», когда в хорошем настроении. Где она этого набралась? «Такоэ».
Наше такое — такое: зачем бузина такая пышная, что-то в ней то ли невесточье, то ли поминальное, да еще рядом с кипарисом. И зачем вообще люди строят дома с низкими потолками? А также как защититься от сельской сырости, впитывающейся даже в пачку с памперсами?
Ассоциативное письмо, вы говорите.
Мы тут собрались всей деревней в кафе и смотрели приговор «Пусси Райот» в прямой трансляции. Вокруг играли соседские дети и кричали: «Мы никогда не будем жить дома». Периодически кто-нибудь уходил подальше от стола, где не слышно — чтоб не сгореть со стыда, и, покурив, возвращался. Не приговор, а смерть юриспруденции. Ничего из этого не может быть. Ничего из того, на чем строится обвинение, не может человеку вменяться. Не понимаю, почему адвокаты, такие эмоциональные, красноречивые и ироничные, не развалили это дело — нет ведь дела. Или хотя бы не попытались.
Вся российская юстиция — как Сонечка Мармеладова. Теперь это знают все, а не только те, кто сталкивался.
Ничего приличного тут нет.
А кроме этого случая я не включала интернет уже неделю, так что не боюсь показаться неоригинальной.
Низкоинтеллектуальный отдых наш продолжается.
Простые сельские удовольствия — оладьи, маслята, клещи. Под вечер выйдешь на крыльцо — звезды падают. Желание одно — поскорее попасть в город, пойти с мужем в бар и напиться. А дети пусть кушать учатся. Да, забыла сказать, Лиза-Мария уже может есть суп.
Что она съела, а? Нет, ну что она съела? Щепку сосновую? Водорослей с берега?
Женское это лето — дача, дети, бабушка, сказки на ночь, строительство домика для феи — дети, в целом, невыносимы. Они ведь всерьез все это, дети-то. Я пока не готова. Я вообще поняла, что, будучи прям мамой-мамой, с ребенком ты идентифицируешься и соответствуешь его возрасту.
Нас с Лизой-Марией пока интересует, что бы пожрать, как бы поспать и чтоб животик не крутило. Еще мы можем повтыкать в интересную японскую мышку, которая пищит, шевелит ушами и начинает грозно рыдать, если оставить ее без внимания. Прямо как я. И как Лиза-Мария.
Мужчин тут нет, мужчины работают в городах. А те, что доезжают, потом долго не могут прийти в себя после детских дней рождения.
На одном из них красавица Оля, мать шестерых, сказала, что в первые пять лет жизни ребенка не надо думать о смысле жизни.
Я не думала в первые пять месяцев.
А другая прекрасная женщина Вика написала в фейсбуке у себя: «Проснулась с утра и поняла, что дома совсем закончились маленькие дети».
Но здесь смысл жизни ясен до предела:
— младенцу вылечить понос;
— успеть оглядеть морской горизонт до заката;
— собрать маслят — а может быть, маслята.
Такой, знаете, задорный советский поэтический архипелаг встает за этими довольно вкусными органами размножения грибницы. В лучшем случае Пастернак в Переделкине. Ничего из этого особенно не высосешь.
Ну маслята, да. Черника. Два шкафа книг на прибалтийском языке.
Светлые лица соседских женщин.
Перечитала тут прежние стихи — о чем это я писала раньше? Там два типа: обиженные эротические песни девушки в поиске и параноидальные сны с участием следователя. Первые хорошие, вторые имеют лишь биографическую ценность.
…Все это будто не со мной — и ситуация в целом совсем непонятная. Отключила все чувства, верчусь тут с этими оладьями да памперсами, выхожу на крыльцо покурить — прожит день, дети спят, куст б. в темноте светится. Что жизнь души-то там?
Не слышно.
Тот извод жизни, который обычно считается счастьем.
Милый пишет SMS-ки. Скучает, дома не убрано. Не знает, куда себя деть после работы. А уж как хотел свободы. Девчонки, развлеките его там как-то, как умеете. Мы на военном положении, так что не считается. Фил, как говорится, фри. Сочтемся.
А еще у восточной стены,
В зарослях крепкой малины, Темная свежая ветвь бузины
Это был такой эпизод в «Сне в красном тереме» — хотя не поручусь сейчас, что там, а интернета, как уже было сказано, нету. А! Нет! Это у Сэй-Сёнагон было. Короче говоря, госпожа, которой положение не позволяло закрутить роман с молодым и прекрасным чиновником, прислала ему в подарок наложницу.
Боже мой, какие наложницы. Я даже камин растопить не могу, не горит, только дымится.
Воистину дух дышит, где хочет.
Наложницы! Выдумала.
Еще там у нее было про щипчики для бровей. Мол, не найти хороших, большая редкость.
Так и сейчас.
А мои были хорошие, потерялись.
Не нужно ни к чему привязываться. Там у меня был домик, тут — еще один съемный домик, только и всего. Минус домик, плюс бузина.
А может, жасмин это?
А, в жопу всё.
Подпишитесь на нас в социальных сетях