Задрали медиа

Очерки истории видения

Share on Tumblr

После некоторой паузы поэт и гражданин Елена Костылева продолжает описывать свой опыт материнства. 

Б…дь, где моя пилка для ногтей? В Латвии осталась? В Праге? И где в дому была мука, а где не было — что покупать? Но сложнее всего теперь найти точку, из которой писать. Локус письма называется.

Прошло почти что десять месяцев с тех пор, как пьяный размалеванный Лемешев возвестил прибытие в этот мир Лизы-Марии: «Мой Лизочек так уж мал, так уж мал…» Трудно сейчас поверить, что я тогда все время слушала эту песенку и плакала. Все-таки после родов гормоны совсем сумасшедшие — такие, что можно взлететь. Сейчас я уже не та — бывает, что и в рассудке. А в рассудке скучно.

Просто хочется до вас донести то, что мы обычно почитаем того не достойным. Главная человеческая ошибка в том, чтоб все вокруг видеть не заслуживающим интереса, тем, что не может быть предметом важным и уж тем более предметом письма. А между тем, это очень интересно — где пилка.

Писателю Леону Богданову, чтобы писать свою великую прозу, нужно было заварить покрепче чай и получить сведения о землетрясениях в разных концах света (сведения эти очень запаздывали в его времена). А порой не нужно было и этого — одна только пыльная Петроградская сторона и тюлевая штора. Важно определить, что является предметом твоего письма, и не отвлекаться.

Итак, мы живем в неинтересное, сонное время, жить, как уже было сказано, некуда, и понемногу даже самые медийные головы стали остывать. Новости оппозиционного истеблишмента — несколько изданий, несколько фейсбуков нескольких московских семей и интернет-телеканал — стали частью уютного интеллигентного быта. Снова можно думать о салфеточке, ну, на макбук класть, чтоб от пыли защищала, — но разве ж от нее защитишься.

Вот мы с вами по неделям буквально отслеживаем состояние умов и общественные настроения — в этом, собственно, задача колумниста. И что мы сейчас, честно, можем себе сказать?

Правда, вошел в моду блог progenes. Умная женщина пишет, что ГМО можно кушать и что ДНК какого-нибудь помидора вряд ли так вот возьмет и к нам прямо в сердце встроится. Еще она пишет про младенцев: наконец-то мы снова возвращаемся к младенцам — поглядите, как у них устроено зрение, и вы поймете, на что у нас с Лизой-Марией ушли эти захватывающие десять месяцев.

Во вторник думала напыщенно, отвлекаясь мыслями от ребенка: мол, в России ведь настали такие времена, такая неразбериха и так нужен новый общественный договор, что просто сил никаких нету его уже ждать. И что для достижения этой цели надо так устроить: чтобы неуважаемое лицо, встречая на улице уважаемое лицо, должно было три раза приседать. И без напоминаний чтоб каждый знал, какое он лицо, а за забывчивость ввести розги и к позорному столбу приклеивать.

А давным-давно мы с кинокритиком Васильевым катались на позорном лифте. Это был такой аттракцион на ВДНХ — стела, к которой что-то типа санок вертикально приделано. Садишься ты в них, пристегивают тебя и поднимают метров на 30. И когда ты уже думаешь: «Ой-ой-ой, как высоко, не надо больше!» — эта штуковина подлая останавливается. Немного так стоит, а потом подтягивает тебя еще метров на 15. И тут ты уже начинаешь, натурально, с жизнью прощаться. Поднимаешь глаза, видишь серое небо и многоэтажки, думаешь: «Ну вот так», говоришь в последний раз неизвестно кому, возможно, этим многоэтажкам: «Я люблю тебя» — и падаешь.

«Созрели в теплицах генномодифицированные монстрозные эмбрионы, требуют вмешательства». Цитата из блога progenes