Мы никто
Никак не подрастающее поколение
Краткое содержание предыдущих серий. Вот уже год, даже больше, в Москве идут большие митинги, каждый раз это moveable feast — с лентами, шарами, костюмами, остроумными и не очень плакатами. Как говорит один микроблогер, профессионально ненавидящий микроблогеров: «Карнавал» (лат. «без мяса»).
15 декабря должен был пройти очередной марш, но не пройдет. По настоянию своих избирателей Координационный совет проявил неожиданно для всех — и, кажется, для самого себя — принципиальность: куда подавали заявку, туда и пойдем. То есть на Лубянку.
В ответ на это, по словам переговорщиков, вице-мэр Москвы Александр Горбенко произнес эпическую фразу: «Мы вас в центр не пустим. Вы никто». Потом еще раз произнес. И еще раз. В общей сложности раз пять он ее, наверное, произнес. Садомазохизм своего рода: переговорщики выходили к прессе и, тяжело вздыхая, говорили, что нам ничего не остается, как идти на свой страх и риск, затем снова шли на переговоры, затем снова открывали двери и вздыхали.
В ответ на это, по словам переговорщиков, вице-мэр Москвы Александр Горбенко произнес эпическую фразу: «Мы вас в центр не пустим. Вы никто». Потом еще раз произнес. И еще раз. В общей сложности раз пять он ее, наверное, произнес. Садомазохизм своего рода: переговорщики выходили к прессе и, тяжело вздыхая, говорили, что нам ничего не остается, как идти на свой страх и риск, затем снова шли на переговоры, затем снова открывали двери и вздыхали.Но вернемся к глубокой мысли заместителя мэра Собянина, которого я, москвич второго сорта, не избирал (мнением москвичей первого сорта, впрочем, тоже не очень интересовались).
«Вы никто».
Понятно, что он сказал это, глядя в глаза надоевших ему переговорщиков, которые принялись угрожать, что люди выйдут все равно. Политический покер: small blind — 10 000 на Болотную, all-in — все без согласования и в центр. Горбенко всмотрелся: кучерявый Гельфанд, националист Тор, толстяк Гудков и примкнувшая к ним женщина сделали вид, что у них этот козырь есть. «Вы блефуете, — сказал он, закуривая еще одну сигарету, — вы никто».
Как это часто бывает со всякими великими высказываниями («Пусть едят пирожные», «Два по двести, пожалуйста» и другие), смотреть здесь нужно глубже. Голосом чиновника, похожего на юного Брежнева, заговорило что-то исконное, я бы даже сказал, исподнее, а он сам даже и не понял.
«Вы никто» — это, конечно, не про переговорщиков, не про лидеров и не про оппозицию вообще (нет никакой оппозиции). Это про меня и про вас, но не в том банальном смысле, что наши власти веками держит народ за пустое место, людьми не считают и вообще davaj-davaj-balalaika-vodka.
Нет, тут другое клише — порядком затянувшийся конфликт поколений, где никто — это подросшие дети, которые оказались никому не нужны. То есть, еще раз говорю, мы.
Позавчера в своем коротком и сбивчивом послании старый больной человек говорил важные вещи про необходимость прививать духовные ценности подрастающему поколению — секции, кружки, палатки, лагеря, особенно лагеря. И все бы ничего, только он все это уже говорил. Если честно, начиная с 2000 года, он говорил это каждый год.
Молодежная политика в стиле Майкл Джексон встречает Питера Пэна: forever young. В этой иллюзии есть что-то трагическое: подрастающее поколение, которое никогда не подрастет. Ведь каждые пять лет надо находить новое такое поколение, переписывать в речах и докладах даты, собирать новые форумы, снова открывать какие-то школы, бассейны, целовать мальчика в живот, прилетать на какое-то озеро, выделять деньги на дурачков с барабанами.
Хорошо, выдыхает он перед сном в полной темноте, что они на самом деле никогда не подрастут. Можно не отдавать власть и жить вечно.
Модель, спору нет, удобная, но легко догадаться, что она ведет к тому, что каждое такое «подросшее подрастающее» поколение отправляется в расход, делается невидимым, становится, собственно говоря, никем. А расход увеличивается: тем, кому было 20 в 2000 году, сейчас 32, кому было 20 в 2005-м — 27, в 2010-м — 22… Всех их, то есть нас, действительно нет. Не в смысле надрывного пафоса, нет. Просто все, от районной чиновницы до ведущего теленовостей, говорят как бы сквозь нас, потому что согласились играть в игру, где король не голый, а нас нет.
Да мы тоже, в общем, согласились. Живем как мертвые души, а что еще остается невидимкам? Один только раз попытались поспорить: год назад. Вышли на улицы и закричали: «Мы есть». Ну а потом. Экзистенциальный протест не имеет политических целей и экономической программы, так что вышло что вышло. Теперь мы снова сидим дома, в офисе или баре и читаем: «Вы никто». И спрашиваем себя: «Мы никто?»
Подпишитесь на нас в социальных сетях