Стихотворение дня от Альфреда де Мюссе

Альфред де Мюссе (1810–1857) прославился своей «Исповедью сына века». Один из его предков был женат на музе Пьера де Ронсара. А сердце самого Мюссе покорила Жорж Санд. Правда, их связь длилась не очень долго: он постоянно впадал в истерику, и писательница изменила Мюссе с его лечащим врачом. Это стихотворение отражает типичный для поэта-романтика раскол души надвое.

Декабрьская ночь

ПОЭТ

        Однажды, полночью, тайком
        Читал я в детстве. Все кругом
        Поверглось в сонное молчанье —
        И вдруг за стол присел со мной,
        Подобный мне, как брат родной,
        Ребенок в черном одеяньи.

        Лицом он грустен был, но мил,
        Он лоб на руку мне склонил
        И в книге стал читать со мною:
        Всю ночь за книгой, при огне,
        Он был со мной наедине
        И тихо скрылся пред зарею.

        Уж было мне пятнадцать лет,
        Когда в лесу, теряя след,
        На глушь наткнулся я в мечтаньи, —
        Вдруг отрок встретился со мной,
        Подобный мне, как брат родной,
        В знакомом черном одеяньи.

        Он лютню нес в руке одной,
        Цветы шиповника — в другой
        И мне кивнул, как друг старинный;
        Я у него спросил мой путь,
        Он указал мне — повернуть
        К холму над смежною долиной.

        Когда узнал я жар любви
        И слезы первые мои
        Я лил при первом испытаньи,—
        Внезапно рядом сел со мной,
        Подобный мне, как брат родной,
        Мой сверстник в черном одеяньи.

        В немой печали и тоске,
        Сжимая меч в одной руке,
        Другую — к небу он направил…
        Он будто сам со мной страдал,
        Но только вздох один издал
        И в миг, как сон, меня оставил.

        В разгульной юности моей,
        Когда на пиршестве друзей
        Я взял бокал для возлиянья, —
        Внезапно сел передо мной,
        Подобный мне, как брат родной,
        Товарищ в черном одеяньи.

        На нем был миртовый венок,
        И ветхий пурпура кусок
        Он тряс под мантиею черной;
        Он исхудалою рукой
        Своим бокалом тронул мой,
        И мой — упал, в руке покорной...

        Я помню, в тот ужасный миг,
        Как умер мой отец-старик,
        Приник я к мертвому с рыданьем, —
        И сирота поник со мной,
        Подобный мне, как брат родной,
        Покрытый черным одеяньем.

        Слезами взор его блестел,
        Венок терновый он имел
        В тени кудрей... Как скорби жало,
        Вонзен был меч в его груди,
        И пурпур был его в крови,
        И лютня на земле лежала.

        Запомнил живо я его,
        И в дни страданья моего
        Всегда, везде он мне являлся.
        То демон или ангел был,
        Не знал я — но его любил:
        Он другом нежным мне казался.

        Когда, усталый зло терпеть,
        Чтобы ожить иль умереть,
        Покинул берег я отчизны;
        Когда поспешно я бежал
        И всюду новых сил искал,
        Просил надежд у новой жизни, —

        Под небом стран, где я бродил,
        Где взор и сердце утомил
        В безостановочном побеге;
        Где хромоногая тоска,
        Как отжилого старика,
        Меня влекла в своей телеге;

        Где тайну жизни я ловил
        И всюду только находил
        Лишь давних призраков туманы;
        Где вновь, не живши, я встречал,
        Опять все то же, что видал:
        Людей, их злобу и обманы...

        Везде, где вдоль больших дорог
        Слезою я смочил платок,
        Где раздались мои рыданья;
        Где, как ягненок, здесь и там,
        Свой пух роняет по кустам, —
        Я тратил сердца дарованья;

        Везде, где грустно я мечтал,
        Везде, где смерти я желал,
        Везде, где я земли касался, —
        Везде несчастный предо мной,
        Подобный мне, как брат родной,
        В одежде черной появлялся.

О, кто же ты, кого везде и неизбежно
На жизненном пути мне суждено встречать?
Твой взор задумчивый исполнен грусти нежной
И злобным гением нельзя тебя назвать.
Улыбка мне твоя преподает терпенье,
О сожалении — слеза мне говорит;
Встречаяся с тобой, я верю в Провиденье,
Твои страдания близки моим мученьям
И дружба тихая в тени твоей сквозит.

Кто ж ты? Не знаю я, но ты не ангел света:
Ни разу не пришел ты зло предупредить,
Ни разу в бедствии не подал мне совета
И молча дозволял судьбе меня губить;
В улыбке сдержанной со мной не веселился,
Утешить не умел участием своим,
За целых двадцать лет, что ты за мной влачился,
Себя ты не назвал и мне ты не открылся —
Зачем бы так робел небесный серафим?

И вот, почти сейчас, в сегодняшний же вечер
Ты был со мной опять. — Как ночь была темна!
Как грозно бушевал и рвался в окна ветер!..
Я был тат одинок на ложе, где она
Недавно ласкою своей меня дарила,
Еще на ложе том все молвило о ней,
Осиротелое, — оно не вдруг остыло…
Я думал, как легко она меня забыла,
Как с ней оборвалась и часть души моей!

Я перечитывал последние посланья
И любовался я обрезками кудрей,—
И вот вы, вечные, я думал, обещанья,
Мне подарившие так мало ясных дней!
В остатках милых тех как будто бы витаем
Еще недавняя счастливая пора:
Вот слезы сердца как бесследно исчезают, —
Глаза те самые их завтра не узнают,
Которые с мольбой их пролили вчера!

Я в связку уложил, хранимые в завете,
Следы летучие блаженства моего,
И я сказал себе, что здесь, на этом свете,
Едва ль не прядь волос живучее всего!
И как теряется в волнах кипучих моря
Покинутый пловец, не видя берегов,
Так, потерявшийся в забвении и горе,
Теперь оплакивал один я, на просторе,
Свою безвременно погибшую любовь.

Уж я над лентою занес сургуч кипящий,
Чтоб связку ценную неверной отослать —
Меня остановил вдруг сердца стон молящий:
Я горя своего не мог еще понять…
О, безрассудное и гордое созданье,
Ты не хотела знать, но вспомнишь ты меня!
Что значили твои недавние рыданья
И слезы, и тоска, и спертое дыханье?
Ужель — притворный пыл, без тайного огня?

Ты плакала, и знай — еще ты плакать будешь!
Меж нами тень твоя невидимо живет
И, оттолкнув меня, — меня ты не забудешь:
Разлука на тебя всем бременем падет!
Уйди, оставь меня и унеси с собою
Довольство гордое на сердце ледяном!
Еще в груди моей есть сердце молодое,
Оно не замолчит, пронзенное тобою,
И много новых ран поместится на нем.

Увы! не всем тебя природа одарила,
Хоть образ ласковый волшебно убрала,
Всегда своей красой ты тешиться любила,
Жалеть же и прощать вовек ты не могла.
Уйди… оставь меня… иди своей дорогой
И пепел прошлого по ветру ты рассей!
Я счастие найду и в жизни одинокой…
Иль нет! Скажи, зачем ты стала мне далекой?
Зачем тебя здесь нет в безмолвии ночей?

Но вновь по воздуху мелькнуло тени нежной
Дрожанье слабое — и вновь передо мной
Явился ты, мой гость, мой спутник неизбежный,
Портрет задумчивый, печальный призрак мой!
Кто ж ты? — Летучий сон? Мое ли отраженье?
Чего ты требуешь, что хочешь от меня?
Зачем следишь за мной, не зная утомленья?
Мой брат таинственный, безмолвное виденье,
Откройся ж, наконец, и назови себя.

ВИДЕНЬЕ.

        Я разрешу твои сомненья:
        Мы дети матери одной,
        Не ангел я хранитель твой,
        Но также и не ангел мщенья.
        На кратком жизненном пути
        Не знаю сам, куда пойти
        Придется тем, кого люблю я.
        Не бог, но и не демон я,
        И верно назвал ты меня,
        Безмолвным братом именуя;
        Тебя всю жизнь я прослежу,
        К порогу смерти провожу
        И сяду над твоей могилой.
        Я друг в дни скорби и тоски,
        Но не подам тебе руки:
        Я — одиночество, мой милый!

Пер. С. Андреевского
Оригинал здесь