W→O→S То есть православная традиция вас увлекает только как художника?

 

— Я вообще считаю искренне, что пора уже завязывать с копированием западных произведений искусства и подобным гримасничаньем. Русское искусство совершенно провинциально, к сожалению. Провинциальность — это что такое? Услышал что-то по радио и попытался сделать также. А наше современное русское искусство должно быть православным, с поддержкой церкви, огромным количеством золота, большим финансовым влиянием. Величественные инсталляции. То есть должно быть мощное имперское искусство, великое. Только с этим месседжем (я без всякого сарказма сейчас говорю) можно заявить о русском искусстве как таковом. Потому что у нас есть великие корни и есть две основные вещи — это иконы, православная традиция, православная архитектура и русский авангард. Два вот этих основополагающих потока, которые могут вылиться в третий мощный поток современного искусства. А пока мы видим жалкий окололитературный анализ в искусстве. Потому что сейчас высказывание и рассказ о произведении важнее, чем само произведение. Но это наиболее конвертируемо. А помимо этого ведь русские художники — мощные визуалисты. Сегодня есть противоречие между литературной составляющей и визуальной. Его бы разрешило православное искусство, если бы оно возникло, оно бы влило духовный сильный поток и визуальный мощный.
 

W→O→S А о православных акционистах вы слышали?

— Да, слышал. Ну опять же это все переработка левого дискурса американского и европейского, то есть это все жалко, немощно, в этом нет потока и великой эйфории. Должна быть великая эйфория. Тогда и будет мощное произведение. Единение должно быть.

W→O→S Серебряный Серфер тоже неприкаянный, но при этом у него есть конечная цель — он пытается попасть домой, на родную планету. Какая конечная цель у этого маневрирования?

— Конечная цель человека — это смерть. Что такое смерть? Это счастье. Что такое счастье? Это невозможность. Единственная невозможность человека — это смерть. Потому что все остальное внутри человека — это вектор, движение в сторону счастья, в сторону удовольствия, которое не может быть перманентным. Даже физиология говорит нам об этом: оргазм краткосрочен, потому что невозможно его ощущать бесконечно.
 

Пахом задевает рукой лимонад, на столе образуется лужа. Пока мы ищем салфетку, он причитает: «Поросенок упал. Парась. Финский парась»...

W→O→S А на фестивале вы поэтов слушать ходите?

— Редко хожу, потому что я в принципе понимаю все, что происходит в поэзии, во-первых. Во-вторых, эта поездка для меня во внутреннем календаре все-таки как некое отдохновение, потому что очень динамичный график жизни, плотный. Поэтому я делаю, что хочется, сплю, например, ну за исключением каких-то собственных выступлений или встреч с журналистами. Хорошо отношусь, в общем.
 

W→O→S К Перми? Или к поэзии?

— Да ко всему хорошо. Я вот отдохнул, трехразовое питание, ванная комната, ну все как надо.
 

W→O→S А кого слышали? Были ведь на Всероссийском слэме.

— На слэме был, да. Если говорить о тенденции поэтической, то, конечно же, доказывает жизнь и сегодняшнее мероприятие, что надо излагать мысль четко, талантливо, коротко и мощно. Тогда это найдет отклик даже у людей с незамутненным культурой сознанием. Потому что словесность, русский язык — это вещь объединяющая, которая позволяет проникнуть. Всякая мудянка: сложность словообразования, жонглирование иностранными словами ради красного словца — оно, конечно, скорее отторжение вызывает. А четкий месседж, короткая история о жизни, о смерти, то есть все архетипические заявки поэзии настоящей, сегодняшней работают и интересны людям.
 

W→O→S Чем вам нравятся стихи Макса (Максимилиана Роганова, победителя Всероссийского слэма — 2013 и друга Пахома. — W→O→S)?

— Молодежи нравится четкая и достаточно угловатая пульсация. Сейчас она есть во многих музыкальных стилях, таких как джук и так далее — пусть это и западное направление, но все равно можно говорить о тенденции общемировой, тенденции Земли. Все, что ритмизировано, что жестко, что кратко и пульсирует очень правильно, вызывает интерес. Это может быть и в визуальных искусствах, и вербализированно. Все мы пульсируем, происходит все это ускоренное и хорошее. Демократичная массовая культура отражает суть в большей степени, нежели культура умозрительная и интеллектуальная. В общем, все, что четко и ритмично, — это очень хорошо, как и стихи Макса.
 

W→O→S А как ваше выступление после слэма вписывается в поэтический фестиваль?

— Вообще я выступления свои, которые связаны со стендапом и какими-то высказываниями, готовлю минут за 10, то есть я вдохновляюсь коротко очень. Это как инъекция. У меня в запасе есть ряд настроений. И естественно, после слэма у меня было два варианта, которые я заготовил: разговорный стендап или музыкально-шаманский вариант. И вчера я понял, что после таких ярких выступлений поэтов, может быть, уже и не стоит со словом продолжать бороться и работать, потому что тогда получится замыленно. Уйдет момент контрапункта и общего ритма вечера. И тогда осталась собственно музыкальная сторона. Я максимально сократил словесную нагрузку, оставил только припевы кое-где.

W→O→S У меня еще один вопрос о прошлом. Как вы сочетали работу в глянце с тем, что вы обычно делаете?

— Так и сочетал. Мне очень нравилось, у меня где-то умозрительно в голове было представлено, что существуют какие-то весы с чашками. На одной чашке — вот эта моя глянцевая жизнь. А чтобы все это уравновесить внутри себя, мне нужно было заниматься чем-то другим.
 

W→O→S А в каких журналах вы работали?

— Я был арт-директором журналов Elle, Marie Claire и Elle Decor где-то в течение десяти лет. Все делал очень профессионально.
 

W→O→S То есть вы не пытались разрушить эту глянцевую структуру изнутри?

— А зачем? Я, конечно, похож на идиота. Но дело в том, что работа в глянцевом журнале — это не противоборство глянцу или чему-то еще, это тяжелый ежедневный труд, решение художественных, организационных задач и так далее. Я был арт-директором, поэтому, конечно, приходилось маневрировать все время между людьми, которые надо мной, и людьми, которые подо мной. Приходилось осуществлять вот эту связь. Такая обычная high-manager-задача.
 

W→O→S А почему бросили?

— Дело в том, что надо выбирать постоянно. Нельзя же заниматься чем-то одним до бесконечности.
 

W→O→S Просто надоело?

— Да нет. Но я всю жизнь был самостоятельной художественной единицей. Я прожил год в Америке в 90-е, полгода в Вене, делал проекты художественные. Просто меня заинтересовала в определенный период работа в глянцевом мире. Но когда я понял, что это уже меня целиком захватывает и я почувствовал холодок опустошенности, просто ушел и сейчас осуществляю художественные проекты в разных странах.
 

W→O→S Искусством сейчас занимаетесь?

— Искусством я занимаюсь. Даже бы современным его не назвал. Просто искусством своим собственным.
 

W→O→S Над чем сейчас работаете?

— Сейчас мои работы выставляют в галерее Saatchi в Лондоне. Там очень хорошая выставка нового русского искусства, полгода идет. Выставка-вызов, потому что Саатчи лично отобрал русских художников, которые ему нравятся. Он не воспользовался услугами провайдеров, таких как Бакштейн или Гройс. Он сделал свой собственный выбор. Поэтому картина получилась очень жесткая, интересная и нетрадиционная, с отсутствием нафталина: нет ни Кабаковых, ни Виноградовых с Дубосарским — там совсем другие художники.
 

W→O→S А вы как-то определяете стиль, в котором работаете? Вы говорили, что концептуализм и ему подобное — это подражание.

— Пришло время полистилистики. Дело в том, что концептуализм как явление лежит на плечах физических лиц, а лица уже состарились. Осталось несколько младосимволистов, таких как Пепперштейн, или медгерменевты, или еще поколение неоконцептуалистов, таких как МишМаш или Арсений Жиляев. Для меня художник — это личность прежде всего. И он должен скорее противоборствовать трендам, нежели быть их апологетом. При этом противоборствовать, используя их.
 

W→O→S То есть у вас нет манифеста своего?

— У меня просто каждый день манифесты меняются.
 

W→O→S Вот вы сейчас так спокойно со мной разговариваете, а вообще часто ведь эпатируете журналистов. Отчего это зависит: от настроения или от журналистов?

— Нет, от моего профессионализма просто. Я создаю ситуацию, и все. Профессиональная задача художника вообще — прислушиваться к себе. Это такой путь одиночки, что неприятно ближним, но тем не менее ты постоянно сфокусирован на себе и на своем ощущении.

W→O→S Вы здесь часто бывали раньше?

— Один раз, летом.
 

W→O→S А как вы вообще относитесь к тому, что Пермь не состоялась как столица современного искусства?

— Положительно! Я думаю, что и Гельман доволен, потому что процесс произошел, культурная ситуация была создана, а это самое важное. Есть прецедент, акценты расставлены.
 

W→O→S Теперь Екатеринбург пытается стать такой столицей.

— Возможно. Это Свердловск, да? В Свердловске я был тоже. Там тоже традиция, хотя здесь музыкальная традиция в Перми, литературная. А в Екатеринбурге архитектурная. В образовании, я имею в виду. Рок-музыка там, по-моему, тоже. Но насильно же людей нельзя заставлять. Вот я был вчера в Музее современного искусства пермском — удручающее зрелище. Во-первых, искусство третьесортное.
 

W→O→S Но там есть Кабаков...

— Во всех маленьких европейских городках, которые себя уважают, есть музеи современного искусства. Там третьесортные произведения. Например, какой-то там второстепенный Серж Поляков, который там работал очень много постоянно. Ну а здесь второстепенный Кабаков. То есть ситуация не выстроена совершенно. Не обыграна руинированность этого здания сталинского... Все это очень грустно. И человеку хорошему, но не одурманенному именами, человеку беспристрастному, конечно, уныло становится. Как-то это все бездарно сделано. И если вы построили ситуацию «А давайте папуасам бусы привезем» (под папуасами я имею в виду людей, не живущих в контексте ценностей современного искусства) и будете их учить, то это унизительная ситуация. Если вы хотите, тогда и очаровывайте их по-настоящему. Где телевизоры? Где высокие технологии? Где волшебство, феерия? Ничего этого нет.
 

W→O→S Вы считаете, что современную поэзию людям из Перми воспринять проще, чем современное искусство?

— Конечно, язык-то не переломать. Это вещь, с которой шутки невозможны. Ведь почему философские книги читать невозможно? Потому что там абракадабра какая-то. Даже Сартра, хотя он адаптирован, но он писатель больше, нежели философ. Все равно это какая-то муть. Легче всего читается Беньямин, потому что он более конкретный, более цементный.
 

W→O→S Кого еще читаете?

— Я никого не читаю вообще из философов. В молодости увлекался, опять же из чувства протеста, мне казалось, что мало кто философией увлекается. Сейчас мне это уже не нужно, и так все видно.
 

W→O→S А хотите себе учеников, подражателей?

— Так они есть.
 

W→O→S Кто?

— Масса людей, масса художников. Вот сейчас открылась выставка Алексея Политова в галерее «Триумф»: я считаю, что это мой ученик, мой и Марины Беловой. На родченковцев я большое влияние оказал, чему очень рад. Так же, как и на меня влияли художники, которых я встречал в жизни, такие как Анатолий Зверев из старой гвардии, Анатолий Васильевич Харитонов. Из мировых — Вольф Фостель, с ним я общался незадолго до его смерти. Мы встречались несколько раз.
 

W→O→S А у молодых чему-то учитесь?

— Безусловно. Ну это прием профессиональный, надо не только учиться, надо у них все брать. На то они и молодые, за это их и любят. За это и меня любили. То есть это ход времен, это нормально.
 

W→O→S Но у вас же классическое художественное образование, да?

— Академическое есть, да.
 

W→O→S А как вы относитесь к тому, что, например, та же школа Родченко не требует от студентов художественного образования?

— Это западничество, и это нормально. Дело в том, что школы меняются. Раньше у нас в красном углу стоял академизм, но не учили думать людей. Сейчас учат думать, но немножко не учат делать. Все это нормально, происходит заполнение лакун. С инертностью, с отставанием, но все нормально, ситуация сложится... Я как раз оказался в междувременье, и это очень хорошо.