Китайский «Винзавод»
Как разорившаяся фабрика в Шанхае превратилась в центр современного искусства
Китайская экспансия, которая все больше волнует жителей западного мира, распространяется не только на политическую и экономическую, но и на культурную сферу. Пока, как и в остальном, в искусстве жители Поднебесной больше известны массовым производством и копированием, но постепенно ситуация сдвигается в сторону уникального продукта. W→O→S посетил один из наиболее быстроразвивающихся центров современного искусства — шанхайский М50 — и поговорил с несколькими художниками.
От заводов к галереям
Вплоть до последнего времени Китай был на удивление бледно представлен в современном искусстве: китайцы были заняты исключительно строительством сначала светлого коммунистического будущего, а потом — подкорректированной версии капитализма. Им, кажется, было просто не до искусства: они увлеченно делали деньги, причем больше всего делалось и делается в Шанхае. Если бы пару лет назад вы спросили любого китайца про Шанхай, то он в первую очередь заговорил бы про бизнес, чуть позже наверняка вспомнил бы про шопинг. Что до культурной жизни, то он, скорее всего, пожал бы плечами и посоветовал вам отправиться в Пекин.
Сейчас ситуация изменилась. Основа нынешней культурной мощи Шанхая была заложена в 1999 году, когда по адресу ул. Моганьшань, 50, тихо закрылась убыточная текстильная фабрика. Через год пара молодых художников, привлеченная низкой арендной платой и тишиной окрестных улиц, сняла здесь помещения под мастерские. Вскоре в числе арендаторов появились и опытные арт-кураторы — правда, они снимали фабрику под запасник. Говорят, что тогда владельцы здания с трудом представляли себе, что такое картинная галерея.
Постепенно название с «Моганьшань, 50» сократилось до М50, и фабрика стала популярным местом: вслед за представителями китайского андеграунда там начали устраивать выставки более респектабельные галереи. Появились кафе, магазины, шоу-румы, фото- и дизайн-студии. Мастерских тут сейчас почти не осталось: это место куда больше подходит для общения и торговли картинами, чем для работы.
Здание до сих пор принадлежит тем же людям, которые безуспешно пытались производить там ткани. Они уже поняли, что такое картинная галерея, студия художника, фотостудия, и быстро привели помещения в порядок. И сейчас именно они решают, кому снимать студию в М50. «Центральные фигуры» — наиболее известные или модные художники — платят за аренду намного меньше, чем молодые, никому не известные авторы.
Переоборудование промышленных помещений под жилые (лофты) и арт-пространства — распространенная по всему миру практика. Впервые стала массовой еще в 1950-е годы в Нью-Йорке. В Москве известны такие примеры, как «Винзавод», «Красный Октябрь», Даниловские мануфактуры
Держаться корней
Китай сейчас переживает мощное «возвращение к себе»: после нескольких десятилетий деятельного истребления традиционной культуры, насаждения социалистического реализма и коммунистических идей китайцы с удовольствием вспоминают старые верования, традиционные обряды и медицину. Все больше художников возвращаются к традиционным техникам и сюжетам, конечно, серьезно их переосмысливая.
Среди современных художников немало убежденных буддистов, с удовольствием осваивающих старые символические приемы (например, цветы, каждый из которых обозначает какое-то отвлеченное понятие) для передачи своих идей. Каллиграфия, на некоторое время вышедшая из моды, тоже стремительно отвоевала старые позиции. Во многом, правда, это произошло благодаря Тайваню и Гонконгу: там, в отличие от материка, никогда не буйствовали маоисты, и традиции, пусть и не особо популярные у молодежи, сохранялись в относительной неприкосновенности.
Второй мотив, который пользуется большой популярностью у современных китайских художников, — собственное коммунистическое прошлое, как правило, иронично обыгранное. Иногда смешные изображения Мао соседствуют с пародиями на терракотовых воинов— наверное, потому, что великий унификатор и объединитель III века до н. э. Цинь Шихуан действительно чем-то напоминает вождей XX века.
В основном работы китайских художников покупают европейцы и американцы. Сами обитатели Моганьшаня отзываются о клиентах скептически — мало кто верит в способность западного человека понять древнюю восточную культуру — и объясняют свой успех вечной тягой к экзотике, свойственной пресыщенным иностранцам. Тем больше восхищения достается тем, кто может назвать по именам двух-трех мастеров древности или сказать, что предпочитает живопись какой-то определенной эпохи (которые у нас называют династиями).
Тайвань и Гонконг — два капиталистических анклава китайской нации XX века. Первый стал прибежищем проигравших в гражданской войне националистов из партии Гоминьдан, второй был колонией Великобритании. Избежали культурной революции Мао Цзэдуна, которая считала многовековое китайское наследие ненужным и даже вредным
В самом стремительно богатеющем Китае коллекционированием искусства занимаются пока очень немногие. Чуть больше коллекционеров на Тайване, в Гонконге и Юго-Восточной Азии: Индонезии, Малайзии, Сингапуре. Их число стремительно растет, и именно им в первую очередь рады на улице Моганьшань.
Цзай Юлун
«Я держу эту мастерскую с 2006 года. Тогда тут еще было больше мастерских, чем галерей: земля была дешевая, и про это место мало кто знал. Никаких туристов и ресторанов. Я сразу выкупил два этажа через дорогу от М50. На втором я работаю, к сожалению, войти туда нельзя, а вот первый — для гостей. Жалко, конечно, что скоро ничего этого не останется: я продаю первый этаж одной галерее, а ее хозяева не такие большие поклонники каллиграфии, как мне бы хотелось, и, скорее всего, закрасят все мои надписи. Вы знаете, ведь скоропись — самый личный стиль в китайской каллиграфии: он оставляет автору очень много свободы, но в то же время требует очень большой отдачи».
У Янжун
«Я в институте изучала живопись маслом, но, конечно, нас учили рисовать и тушью тоже. Мой стиль пограничный: я пишу маслом так, как если бы работала тушью. Все мои картины вдохновлены буддизмом. Вам, иностранцам, этого не разглядеть, но, если бы вы лучше понимали буддизм, вы бы точно увидели. Европейцы и американцы обычно мои картины не покупают. Зато меня любят гости из Юго-Восточной Азии: индонезийцы, вьетнамцы... Да, конечно, буддийские мотивы в моих картинах не очевидны для вас, мы ведь происходим из совсем разных традиций! Это у вас на западе все просто: Бог, значит, рисуете Бога, любовь, значит, рисуете влюбленных, а если хотите нарисовать человека, то приглашаете натурщика... У нас все совсем не так очевидно. Мы погружаемся в свое сознание и воплощаем свои внутренние переживания. Нам не нужна натура и нас не очень волнует, что увидит на картине зритель».
Хэ Е
Одна из самых молодых художниц на Моганьшане — ей около 30. Всю жизнь рисует исключительно цветы, не забывая при этом про то, что каждый из них означает (например, на ее полотнах очень часто встречается лотос — буддийский символ гармонии и чистоты, есть несколько орхидей, указывающих на скромность и отстраненность, но совсем нет пионов — символа богатства). Среди посетителей ее галереи немало иностранцев, но она сомневается, что все они могут понять, что она имела в виду.
Подпишитесь на нас в социальных сетях