Воскресная библиотека: что делать вместо путешествий?

И как быть с опытом, который вы не получили

В рубрике «Воскресная библиотека» мы каждую неделю печатаем фрагмент из книги, готовящейся к публикации в дружественном издательстве.

На днях в издательстве «Текст» выходит новая книга Пьера Байяра, автора бестселлера «Искусство рассуждать о книгах, которые вы не читали». На этот раз перед нами руководство по путешествиям, точнее, «не-путешествиям», — «Искусство рассуждать о странах, в которых вы не бывали». Байяр учит странствовать не выходя из дома и делиться впечатлениями, которых не было.

Мы представляем главу, повествующую о преимуществах стремительного транзита
и о стратегии быстрого перемещения галопом по Европам.

*Об авторе

Пьер Байяр (р. 1954) — психоаналитик, специалист по литературоведческому эпатажу, автор почти двух десятков книг, преподаватель университета «Париж VIII».

**Об издательстве

«Текст» — «самое старое из новых издательств», основано в 1988 году. Издательство отдает предпочтение добротным книгам, написанным в разное время, но по разным причинам так и не дошедшим до российских читателей. 

Пьер Байар

Искусство рассуждать о странах, в которых вы не бывали

Перевод с французского Алины Поповой
​М.: Издательство «Текст», 2014

Места, где мы были проездом

В этой главе Жюль Верн научит нас путешествовать,
не выходя из своей каюты и не теряя при этом критического взгляда на вещи

Если по какой-то причине мы не можем, как Марко Поло, просто остаться дома в обществе возлюбленной и непременно должны куда-то ехать, лучше всего перемещаться как можно быстрее, не задерживаясь в тех местах, через которые лежит наш путь и где нас не ждет ничего хорошего.

Такая стремительность перемещения обусловлена, прежде всего, соображениями безопасности. Понятно, что риск неприятных происшествий, болезней или несвоевременных встреч с местными жителями и представителями животного мира, у которых могут оказаться не самые добрые намерения, гораздо выше, если мы долго пребываем вдали от дома.

Но, как мы вскоре увидим, поверхностное знакомство с новыми местами, заменяющее детальное вникание, — это не просто вынужденная мера, продиктованная стремлением себя обезопасить. Такое отношение может оказаться и необходимым условием, чтобы составить об этом месте объективное представление, и тогда эта же самая безопасность становится синонимом научной строгости.

***

Литературный персонаж, наиболее наглядно демонстрирующий подобный метод стремительного наблюдения, — это, конечно, Филеас Фогг, герой одного из самых известных романов Жюля Верна «Вокруг света за восемьдесят дней».

Филеас Фогг у Жюля Верна выведен как человек, вся жизнь которого строится по законам научной точности, и первое его правило — пунктуальность:

Филеас Фогг принадлежал к числу тех математически точных людей, которые никогда не спешат и всегда поспевают вовремя, экономя при этом каждое движение. Он никогда не делал лишнего шага и шел всегда кратчайшим путем. Не позволяя себе глядеть по сторонам, он не допускал ни одного лишнего жеста. Его никогда не видели ни возбужденным, ни подавленным. То был самый неторопливый и одновременно самый аккуратный человек на свете. Само собою понятно, что такой человек жил одиноко и, если так можно выразиться, вне всяких общественных связей. Он знал, что в жизни поневоле приходится, как говорят, тереться между людей, а так как трение замедляет движение, то он держался в стороне от всех.

Этот чопорный и педантичный британский джентльмен, член Реформ-клуба, спорит с другими членами клуба о последних достижениях науки и в результате заключает пари: он обязуется совершить кругосветное путешествие, потратив на это не больше восьмидесяти дней. А в случае, если это ему не удастся, обещает выплатить половину своего состояния джентльменам, с которыми заключил пари.

Фогг пускается в это рискованное предприятие, взяв с собой единственного спутника, своего слугу француза Паспарту, недавно поступившего к нему на службу. Фоггу удается более-менее точно следовать плану путешествия, который он себе наметил, но вследствие ряда приключений, а еще потому, что его преследует английский сыщик Фикс — он перепутал Фогга с неким преступником и арестовывает его по возвращении в Англию, отнимая у него драгоценное время, — наш герой попадает в Лондон с опозданием в несколько часов.

Но в своих расчетах Фогг упустил одну важную подробность. Огибая планету в направлении, противоположном вращению Земли, он выигрывал по часу, пересекая каждый часовой пояс, и эти часы, собранные вместе, в конце концов к финалу путешествия составили запас в целые сутки. Поэтому оказалось, что он прибыл в Лондон не с опозданием, а, наоборот, на несколько часов раньше срока. И благодаря Паспарту, который случайно обнаружил, какое на самом деле число, Фогг выигрывает пари.

* * *

Несмотря на то что Филеас Фогг во время своего кругосветного турне действительно перемещается вокруг Земли, то, что с ним происходит, нельзя назвать путешествием, наоборот, он сам настойчиво придает этому занятию черты не-путешествия.

Например, он намеренно не проявляет никакого интереса к местам, по которым проезжает, и отказывается от любых обычных туристических действий:

Он неизменно оставался все тем же бесстрастным человеком, все тем же невозмутимым членом Реформ-клуба, которого не могли застать врасплох никакие происшествия или несчастные случаи. Он казался не более возбужденным, чем судовой хронометр. Он редко показывался на палубе. Он мало интересовался Красным морем, столь прославленным событиями первых веков истории человечества. Он не выходил полюбоваться городами, разбросанными по берегам моря, живописные силуэты которых порою вырисовывались на горизонте. Он даже и не думал об опасностях этого Арабского залива, о котором историки древности — Страбон, Арриан, Артемидор, Эдриси — упоминают не иначе как с ужасом и в который мореплаватели отваживались некогда проникать, лишь обезопасив себя искупительными жертвоприношениями.

Даже во время стоянок он не сходит на берег, а остается в уединении в своей каюте:

В этот день, в среду, 9 октября, он записал свое прибытие в Суэц, куда приехал точно по расписанию: до сих пор у него не было ни потери, ни выигрыша во времени.

Затем он приказал подать себе завтрак в каюту. Что касается осмотра города, то об этом он даже не подумал, ибо принадлежал к породе англичан, предоставляющих своим слугам осматривать страны, через которые они проезжают.

В Лондоне, когда идет спор о том, возможно ли осуществить такое путешествие в указанное время, оппоненты Фогга доказывают ему, что любая случайность может стоить ему состояния, а он невозмутимо возражает, что вообще не верит в непредвиденное:

— Двадцать тысяч фунтов! — воскликнул Джон Сэлливан. — Двадцать тысяч фунтов, которые вы можете потерять из-за непредвиденной задержки!

— Непредвиденного не существует, — спокойно ответил Филеас Фогг.

— Мистер Фогг, но ведь срок в восемьдесят дней — срок минимальный.

— хорошо использованный минимум вполне достаточен.

— Но чтобы не опоздать, вам придется с математической точностью перескакивать с поезда на пакетбот и с пакетбота на поезд!

— Я и сделаю это с математической точностью.

И, как замечает повествователь, продолжая дальше цепочку математических метафор, Фогг не столько путешествует, сколько следует вокруг земного шара, как неодушевленный объект:

Сэр Фрэнсис Кромарти <...> охотно рассказал бы много интересного об обычаях, истории и государственном устройстве Индии, если бы Филеас Фогг был человеком, которого такие вещи интересуют. Но наш джентльмен ни о чем не расспрашивал. Филеас Фогг не путешествовал — он описывал окружность. То было весомое тело, пробегавшее по орбите вокруг земного шара, следуя законам точной механики. В эту минуту мистер Фогг как раз подсчитывал в уме количество часов, протекших со времени его отъезда из Лондона, и, несомненно, стал бы потирать от удовольствия руки, если бы подобное бесполезное движение было свойственно его натуре.

Действительно, мы в данном случае имеем дело с крайним случаем не-путешествования, поскольку задача Фогга — провести минимум времени в каждой точке пространства, которое он пересекает: даже кратчайший осмотр местности мог бы привести к проигрышу пари, которое он заключил, а малейшая задержка шла вразрез с его характером.

Надо сказать, что возможность совершить «математическое путешествие», не останавливаясь ни на минуту ни в одной точке пространства, по ходу всей книги подвергается сомнению: взять хотя бы тот факт, что своей победой Фогг обязан лишь математической ошибке в расчетах на один день. На самом деле можно с таким же успехом сказать, что он не выиграл пари, а проиграл, ведь он потратил на реализацию своего плана восемьдесят один день.

Проигрыш Фогга также в том, что хотя он старается, в полном соответствии со своим характером, действовать как машина, — но над ним то и дело берут верх всякие субъективные механизмы. Начиная с того момента, когда он, о чем мы расскажем дальше, решает отклониться от намеченного маршрута, Фоггу ни на одном этапе не удается исключить все субъективные обстоятельства и вести себя как автомат.

И все же здесь, по крайней мере в идеале, мы имеем дело с последовательно реализуемым намерением подвергать себя в путешествии минимальному риску (даже если стремительность перемещения не защитила Фогга от разного рода опасностей), — но при этом герой не лишается возможности сформировать некоторое представление о краях, через которые следует.

* * *

То, что Филеас Фогг проносился по разным странам с максимально возможной скоростью, на самом деле, как следует из текста, вовсе не мешало ему иметь довольно точные сведения о краях, которых он не осматривал. Несмотря на свой стиль передвижения, при необходимости он демонстрирует энциклопедические познания в географии, которыми охотно делится с другими, и все это при том, что он, по-видимому, никогда в жизни не путешествовал:

Путешествовал ли он? Весьма возможно, ибо никто лучше его не знал карты земного шара. Не было такого пункта, даже весьма отдаленного, о котором он не имел бы самых точных сведений. Не раз удавалось ему с помощью нескольких кратких, но ясных замечаний разрешать бесконечные споры, которые велись в клубе по поводу пропавших или заблудившихся путешественников. Он указывал наиболее вероятный исход дела, и развитие последующих событий неизменно подтверждало его предположения, словно Филеас Фогг был одарен способностью ясновидения. Казалось, этот человек успел побывать всюду, во всяком случае — мысленно.

Впрочем, в случаях, когда он оказывается, так сказать, «на местности», Фогг демонстрирует тонкое понимание культурных контекстов и того, как именно следует себя вести в той или иной ситуации.

Например, так происходит, когда они едут через Индию, где он, не раздумывая, отступает от намеченного плана, чтобы спасти молодую индианку, которую фанатики собирались сжечь на костре после смерти ее мужа:

— А что, если мы спасем эту женщину?

— Спасти эту женщину, мистер Фогг! — вскричал бригадный генерал.

— У меня в запасе еще двенадцать часов. Я могу ими пожертвовать.

— А ведь вы, оказывается, человек с сердцем! — заметил генерал.

— Иногда, — просто ответил Филеас Фогг. — Когда у меня есть время.

Это ироническое высказывание не должно сбивать нас с толку: во время своего скоростного передвижения вокруг земного шара Фогг сохраняет критический взгляд на события, который совсем не всегда присущ иностранцам, обосновавшимся в чужих краях и настроенным на то, чтобы понять, а то и принять за правило местные законы. Фогг же оказывается вполне в состоянии, попав в сложную ситуацию, отреагировать на возникшую проблему, руководствуясь универсальной способностью к суждению — которую Кант из своего Кенигсберга мог бы только одобрить, — и выбрать нужную линию поведения.

Важно заметить, что из всех присутствовавших при этой сцене, в том числе и европейцев, у одного только Фогга, лишь в теории знакомого с обычаями края, по которому он проезжает, — а может быть, именно потому, что дистанция позволяет ему сохранять беспристрастность, — возникает естественная для нормального человека реакция, то есть желание, не вдаваясь ни в какие культурные различия, спасти молодую женщину от смерти.

* * *

Правомерно ли будет прибегнуть к смелому сравнению и сказать, что Филеас Фогг так же стремительно окидывает взглядом незнакомые места, как торопливый читатель окидывает взглядом книгу, пролистывая ее? Выражения «пробежаться по городу», «пробежать глазами книгу» заставляют нас задуматься о том, что общего между пролистыванием книги и поверхностным знакомством с местностью.

То, что образ пробежки часто используется и в том и в другом контексте, не должно обманывать читателя, как и сама идея быстрого преодоления какого-то из двух пространств, поскольку смысл образа в двух этих случаях будет существенно различаться.

Когда человек говорит, что он «пробежал книгу глазами», это чаще всего воспринимается как пренебрежение к ней, как неполноценный способ знакомства по сравнению с чтением от корки до корки, которое уж точно свидетельствует о том, что мы воздали книге должное. «Просмотреть книгу», «пробежать глазами» — предполагает иллюзию всеохватности, которая подспудно противопоставляется полному прочтению текста, от первой до последней строчки, без единого пропуска.

А вот в образе быстрого скольжения по городам и весям, напротив, нет никакого оттенка пренебрежения. Выражение «я пробежался по городу», «я посмотрел город» предполагает исследование если не полное, то, по меньшей мере, внимательное, и совершаемое пешком, а не на поезде или самолете. С этой точки зрения о Филеасе Фогге уместнее сказать, что он минует страны, через которые проходит его маршрут, а не «смотрит» их, потому что сами эти страны занимают его чрезвычайно мало, они для него лишь препятствия, которые могут его задержать.

Такая разница в значениях и семантическом ореоле этих выражений в наших двух случаях связана с различием пространств, о которых идет речь. Потому что эти пространства (хотя и оба замкнутые) все же очень разные, если говорить о возможности пройти их из конца в конец. Прочитать книжку полностью — значит проследить взглядом за каждой строчкой или даже провести по каждой из них пальцем, с первой страницы до последней. Хотя это не гарантирует нам ни узнавания этой книги, ни понимания ее, ни даже того, что мы ее запомним, — но в чисто техническом плане такое исчерпывающее действие возможно.

Поневоле задаешься вопросом, с чем можно сопоставить такое исчерпывающее прочтение при осмотре некой области, ведь буквально воспроизвести «полный обход» в этом случае невозможно. Внутри географического пространства не существует никакой предопределенной траектории, сравнимой с системой строк в книге. И если мы рассуждаем в терминах физического перемещения, придется решить, начиная с какого количества километров — или начиная с какой продолжительности пребывания (если взять за систему отсчета время) — можно считать, что путешественник уже познакомился с этим краем. Только нужно учесть, что некоторые люди умудряются всю жизнь прожить на одном месте, а все же не могут сказать, что они его знают.

* * *

Итак, чтобы рассказать о какой-либо местности, нужен двухступенчатый отбор. Прежде всего, надо отобрать из бесконечного количества возможных образов, связанных с этим краем, те, что нам наиболее интересны. И каким бы невероятным ни казалось отсутствие упоминаний о Великой Китайской стене у Марко Поло, он имел бы полное право возразить скептически настроенному читателю, что Китай — такая огромная страна и она предлагает любознательному путешественнику столько всего, что ему поневоле пришлось выбирать.

Этот первый этап отбора отчасти связан со вторым, менее очевидным, но тоже очень важным. Выбор, который состоит в том, чтобы предпочесть не просто какую-то область (в этом не было бы смысла), а определенный ее образ, — предполагает особое осмысление реальности, необходимость отобрать отдельные ее фрагменты и выстроить их в систему. Среди бесконечного множества различных образов, которые предлагает пространство, нельзя выбрать один, не связав его с каким-то дискурсом, который придаст ему смысл и встроит его в более глобальную систему размышлений и представлений.

Этот двухступенчатый отбор угрожает двумя противоположными опасностями, которых мало кому из путешественников удалось избежать. Первая опасность — погрязнуть в деталях. Перед множеством возможных маршрутов и сочетаний, количество которых намного больше, чем возможностей прочтения книги, велика опасность вслепую предпочесть тот или иной второстепенный аспект данной местности, замеченный нами по чистой случайности.

Вторая же опасность, противоположная первой, — ошибиться не из-за ошибочного индивидуального суждения, а, наоборот, под действием суждения коллективного, то есть осматривать новые пространства только по следам чьих-то уже существующих оценок, которые сами по себе являются стереотипами. Именно этой опасности, по всей видимости, пытается избежать Филеас Фогг, когда отказывается вовлекаться в туристическую круговерть:

Что касается достопримечательностей Бомбея — ратуши, прекрасной библиотеки, фортов, доков, хлопкового рынка, базара, мечетей, синагог, армянских церквей, великолепной пагоды Малабар-Хилл, украшенной двумя многоугольными башнями, — то он и не подумал их осмотреть. Не взглянул он ни на чудесные образцы архитектуры в Элефанте, ни на таинственные подземелья в юго-восточной части гавани, ни на пещеры Канхэри на острове Солсетт — эти замечательные останки буддийского зодчества.

Фогг, вопреки всей привлекательности этих мест, прозорливо отказывается следовать по маршруту, предопределенному коллективным мнением его предшественников, и осматривать достопримечательности, за которыми он мог бы, погрязнув в общепринятых суждениях и потерявшись в бесконечном множестве деталей, так и не разглядеть конкретной местности.

* * *

Тот факт, что, путешествуя, мы имеем дело не с гипотетическими реальными местами, а с субъективными произвольными образами, отобранными из бесконечного количества представлений, делает еще более актуальной потребность в методе, который я применительно к книгам назвал «охватить взглядом».

Эту идею я позаимствовал из «Человека без свойств» Р. Музиля: там она вложена в уста библиотекаря, который тщательно воздерживается от чтения книг — он вникает лишь в каталоги, — чтобы сохранять поверхностный взгляд на свою библиотеку, да и на все книги вообще; тогда каждая книга рассматривается не в отдельности, а в своей соотнесенности с другими книгами и с культурой в целом.

Именно для такого обобщенного взгляда создает себе условия Филеас Фогг, проезжая по разным странам с максимальной возможной скоростью (стремительность здесь служит залогом глубины вникания), не останавливаясь надолго ни в одном месте и не сосредоточиваясь ни на одной второстепенной детали.

Смысл сохранения такого обобщенного взгляда — прежде всего в том, чтобы не потеряться в деталях, которые могут захлестнуть путешественника в любой момент. Без путеводителя, роль которого в книге играют ее строки, путешественник, меряющий шагами местность, особенно если там есть где разгуляться, рискует стать в тупик перед обилием возможных вариантов и не найти способа собрать их в одно целое.

Кроме того, обобщенный взгляд может помочь уйти от стереотипов, которые тоже препятствуют настоящему познанию новых мест. Стремительное перемещение по какой-либо местности дает возможность заметить всю ее разносторонность, но при этом позволяет избежать поспешных выводов, потому что путешественник будет сразу воспринимать ее как целое, но заметит и то, что выбивается из общей картины.

Такой «охват взглядом» чем-то напоминает принцип свободно плавающего внимания, который Фрейд рекомендует психоаналитикам; его смысл в том, чтобы за высказываниями, которым сознание придает рациональность, разглядеть силовые линии бессознательного, тоже, в свою очередь, влияющие на слова и поступки анализируемого.

* * *

Выходит, что в стратегии быстрого перемещения Филеаса Фогга больше здравого смысла, чем может показаться. Она, конечно, помогает ему выиграть пари и спастись от разорения, но кроме того, дает возможность не зацикливаться на каждой особенности стран, через которые он проезжает, и не грешить приблизительностью, характерной для расхожих представлений, но при этом и не терять интереса к местам, по которым он странствует, и к живущим там людям.

Решение оставаться в своей каюте на протяжении всего путешествия подчеркивает важность воображения и размышления для знакомства с новой местностью — а как раз их-то Фогг имеет возможность в полной мере применить к странам, через которые едет. Он только выигрывает от того, что не тратит своего бесценного времени еще и на осмотр местности.