Теория больших дел

Как последние десять лет менялось наше отношение к политике и что будет дальше

ИЛЬЯ КЛИШИН и РОМАН ФЕДОСЕЕВ — создатели блога
о политике Epic-Hero.ru, теперь существующего
в пространстве W → O → S.

Словосочетание «внесистемная политика» звучит с телеэкранов, и людям молодым кажется, что в нем нет ничего ненормального. Есть системные политики, которым дают митинговать и которых показывают по телевизору, а есть внесистемные, которые как бы под запретом. Достаточно вспомнить шквал восторгов по поводу недавнего будничного, в общем-то, появление Владимира Рыжкова и Бориса Немцова на федеральных каналах.

Система политического апартеида существовала не всегда.

В 1990-е годы стоп-листов не было, хотя уже тогда ведущие СМИ не любили красно-коричневых и не скрывали этого. Ради общей идеи демократии легкая авторитарность допускалась как и в политике (взять хотя бы с большой вероятностью сфальсифицированные президентские выборы 1996 года), так и в медиа (антиком-мунистическая газета «Не дай бог»).

На то и напоролись. Выстроенная без достаточных противовесов система (какой бы благой целью она ни руководствовалась) стала сначала неэффективной, потом жестокой, ложной в своей природе и абсурдной.

Путин произрастает из Ельцина

Путин — важно это осознавать — по прямой происходит от Ельцина. Закручивание гаек 2001–2003 годов (от разгрома НТВ до триумфа «Единой России» на выборах) следует из общественного договора 1996–1999 годов («нам нужен порядок, а не абстрактная свобода»). Будущие «болотные» демонстранты в большинстве своем застали создание системной политики в старшей школе и вузе — молчаливо, как статисты. Договор с властью заключали не они, а скорее их родители. 

Надо признать, что в середине нулевых немногие из тех, кто сегодня носит белую ленту, был против Путина.

Молодые люди встречались в новых кафе и барах, тусовались в модных клубах, ездили отдыхать и учиться за границу. Один из авторов этой статьи прекрасно помнит жаркую дискуссию в своей институтской группе накануне выборов в Мосгордуму 2005 года — большинство тогда решило голосовать за «Единую Россию».

Прокремлевские молодежные движения тоже не родились в вакууме — они отражали дух времени. Становление личности сегодняшнего среднестатистического противника режима проходила через отрицание 1990-х (непростые детские воспоминания), а иногда даже и через теоретическое отрицание концепций западной демократии. Блоги того времени полнились доморощенными философами, которые с легкостью могли объяснить, почему парламент симулякративен как институт, а единороссы — это прогрессоры из книг Стругацких. Писалось все это не под диктовку Якеменко.

Именно в этих условиях загнанная в резервацию внесистемная оппозиция казалась ненужной и неинтересной молодежи из поколения «Афиши». Обозначение, впрочем, условное. Городской журнал (как и газета «Коммерсантъ» десятью годами ранее) занялся созданием новых людей при помощи создания новой эстетики. Упрощенно эту логику можно описать так: давайте сначала научимся пить не водку на кухне, а кофе в кафе, а потом уже, может быть, поговорим о честных выборах и свободе слова.

Первым изданием движения «Наши» была организация «Идущие вместе», созданная в 2000 году. Именно в связи с ней впервые был применен термин «путенюгенд». В 2005-м году организация фактически прекратила свое существование

Ко второй половине нулевых у активной части поколения «Афиши» сформировалась и собственная политическая философия — теория малых дел. Один из ее адептов, создатель сайта lookatme.ru (изначально посвященного уличной моде) Василий Эсманов, в многочисленных интервью не уставал подчеркивать: после ухода Парфенова с НТВ политики больше нет, а на митинги ходить нет смысла. Суть теории — в ее названии: большой политики в стране нет, а то, что ею притворяется, неприятно и картонно, поэтому не стоит ждать.

Нужно начать жить как Европе уже сейчас. Если не в политическом, то хотя бы в потребительском и бытовом смыслах.

Носить модную одежду, ходить на интересные лекции, добиваться появления велосипедных дорожек. И чем больше будет таких лучей света в нашем темном царстве, тем лучше будет становиться всем — постепенно.

От стабильности к стагнации

При этом именно в этой среде в 2007–2009 годах возникло ядро людей, осознававших, что путинская система переходит от стабильности к стагнации. Социальные лифты уехали, а правоохранительные органы, суды, государственное телевидение замыкаются в себе и становятся черными ящиками с неочевидной логикой поведения. Для тех, кто уже вступил во взрослую жизнь, это означало выстраивание собственной параллельной реальности, в которой почти всегда можно обходиться без государства.

«Холодный мир» нарушался самим государством. Несмотря на заявленную либерализацию, малочисленные несогласованные митинги жестко разгонялись. Политические активисты получали большие сроки по подложным обвинениям, а ханжество и самодовольство чиновников вызывали все больше стыда и раздражения.

Трудно установить точную дату появления моды на политику — по меньшей мере в федеральной прессе о ней заговорили осенью 2010 года, после борьбы за Химкинский лес и митинга-концерта Юрия Шевчука. Вчерашние «хипстеры и блогеры» постепенно стали ходить на Триумфальную площадь и делиться ссылками на эпизоды вопиющего произвола.

Через социальные сети была выстроена полноценная система информирования, дублирующая и часто и заменяющая профессиональные СМИ.

Оказавшись в 2010–2011 годах поневоле по одну сторону баррикад с теми, кто в течение восьми-десяти лет был внесистемной оппозицией, внось прибывшие испытали мощный эстетический диссонанс. Желание борьбы за эффективность государственного сервиса упиралось в неприязнь к ни на что не способным вечным несогласным. Именно поэтому массовые протесты стали возможны не сразу, хотя их потенциальная аудитория созрела еще за год-полтора до декабрьских выборов 2011 года.

Что делать?

Детали ландшафта, сложившиеся к началу 2010-х, определили и формы вовлечения людей в общественную жизнь. Декоративная природа партий сделала бессмысленным классическую схему, при которой обыватель делегирует профессиональному политику право отстаивать его интересы. Протест стал по-настоящему личным и индивидуальным. Подавляющая часть людей, выходящая на улицы Москвы с требованием честных выборов, не относится к каким-либо организациям и движениям — они представляют сами себя. При этом уже пришло понимание, что минимальный вклад в изменение ситуации — пресловутые лайк и ретвит — может вызвать лишь презрительную иронию; никто не изменит ситуацию за тебя, даже если ты максимально распространил информацию.

Теперь недостаточно просто прийти на выборы и проголосовать.

Самые активные и сознательные регистрируются наблюдателями, стараясь не допустить фальсификаций. Во многом благодаря этому произошедшее на декабрьских выборах стало последней каплей; одно дело, когда о нарушениях заявляют набившие оскомину функционеры одной из системных партий, другое — когда об этом в красках рассказывает коллега по офису. Дальше — больше: одной из тенденций мартовских выборов стало участие в них независимых кандидатов в муниципальные депутаты. Молодые талантливые ребята, многие из которых уже начали успешные карьеры, например, в бизнесе, ввязываются в борьбу за эту должность, которая несет больше хлопот, чем выгод. Люди используют любую открытую возможность, чтобы повлиять на закостеневшую систему.

Наконец, получила развитие тема краудфандинга, о которой говорят уже несколько лет. Есть шанс, что разовые удачные примеры вроде «РосПила» и «Кошелька Романовой» станут регулярной практикой. Причем выгода здесь не только в возможности оперативно находить финансирование, но и в формировании ответственного менталитета. Люди, требующие отчета за свои деньги, так же будут требовать отчета за свой голос от выборного чиновника, а не воспринимать его как представителя параллельной реальности, как это было почти всегда в России.

Зачем ты тут

Краудфандинг — схема добровольного сотрудничества людей в работе над неким общим проектом, предполагающая финансовую и любую другую помощь.

Безысходная максима «ничего нельзя изменить» доказала свою несостоятельность — и реакцией властей на волну протеста, и настойчивостью тех, кто выходил в мороз на митинги, которые вроде бы по всем показателям должны были уже надоесть. Люди поверили в то, что именно от них в этот момент зависит будущее общества. Однако гражданская направленность массовых выступлений, в основе которых лежат максимально простые и понятные требования, в какой-то момент может сыграть злую шутку.

От тех, кто жестко и громогласно требует изменений, обязательно потребуют четко и подробно обозначить свои взгляды и планы — иначе говоря, программу.

Обывателю на площади, протестующему против лицемерия системы, придется сформировать свои собственные идеологические — социальные и экономические — взгляды и присоединиться к определенной политической силе.

Нельзя сменить власть, полностью делегировать ей рычаги управления, а потом снова удивляться, что новые воруют так же, как старые.

Люди, активно требующие перемен, вынуждены будут хотя бы на начальном уровне разбираться в различных политических платформах, чтобы понимать, что, помимо честных выборов, им нужно — увеличение социальных выплат или снижение налогов, например.

Год-два назад была популярна идея о том, что политика должна быть модной, легкой и интересной, иначе молодого человека она не заинтересует. На определенном этапе такой подход сыграл определенную роль, однако уже сейчас очевидно — политика никогда не станет исключительно беззаботной и увлекательной.

Таким образом, красивая форма не стала (да и не могла стать) самоцелью российской политики. Но в то же время не стоит противопоставлять ей «революционное» содержание. Можно прийти на митинг по призыву остроумной команды копирайтеров и дизайнеров и послушать, ожидая начала, плей-лист от Юрия Сапрыкина, но важно при этом не забыть, зачем ты тут.