Еврейские пираты, плантаторы-феминистки, воинственная Покахонтас и другие герои своего времени

Закрыв глаза на важные общественные проблемы, Кирилл Савинов наконец возвращается к истории. В этом выпуске он рассказывает, чем историческая наука занимается на самом деле и почему это может быть весело и даже важно.

Как я уже писал в самом первом выпуске, удел историка — страдание, ведь никто не понимает, чем он занимается. И действительно, все даты уже есть в учебнике, имена правителей известны, остается только переписывать уже существующие тексты, меняя отношение к тем или иным тиранам в угоду правящему режиму.

Все не так!

Начнем с того, что настоящие историки не спешат писать свою версию «Истории государства Российского». Этим как раз занимаются шарлатаны и писатели. В XIX веке такие люди, как Леопольд фон Ранке (фанат архивов и патриот Пруссии), собирали все возможные на свете документы и писали большие государственные истории, но сейчас в этом просто нет нужны. И потому, что эти истории многократно написаны и переписаны, и потому, что они доказали свою предвзятость и неповоротливость. Никому не нужны большие (простите) нарративы, где вся мировая история описана с точки зрения одного автора или даже одного коллектива. Это еще нужно российским студентам для сдачи экзаменов (но не американским, например), но больше никому.

Обидно, что все равно читают! Со словами «я хочу расширить свои знания по истории» люди бросаются на какого-нибудь Карамзина. И неудивительно, что в итоге мы получаем публицистику, где главным приемом становится сравнение с прошлым: современной России с Новгородской республикой, присоединения Крыма с аншлюсом Австрии. Болезненная концентрация и сторонников, и противников на фигуре президента мне кажется прямым следствием чтения «История государства Российского».

Настоящая историческая наука совсем о другом. Она про маленькие, но важные тайны. Про то, что, возможно, европейцы в раннее новое время спали не один раз, а два, с перерывом на несколько часов в середине ночи. Это, если задуматься, гораздо важнее, чем даты правления того или иного государя или результат мирного договора, который был пересмотрен через пару лет. Или тот факт, что, до того как в употребление вошли чай и кофе, люди бесконечно напивались с самого утра. А еще они верили, что мастурбация убивает, и доказывали это в сотнях медицинских трактатов. Одна из главных задач истории — показывать, что прошлое и настоящее не одно и то же, поэтому исторические аналогии — самое неблагодарное дело на свете.

Другая задача — напомнить о том, что многие вещи, которые кажутся нам вековыми устоями или незыблемыми правилами, появились достаточно случайно и не так уж давно. Так, канон бессмертного праздника Победы сформировался только в 60-е. А страшный национальный лидер, которого теперь сравнивают с Джокером и Гитлером, был малоизвестным и подающим надежды политиком. И такого понятия, как Восточная Европа не существовало, и только европейские путешественники, преимущественно французские просветители, придумали этот ярлык для совершенно разных народов, заодно решив, что все они обречены на отсталость.

Но история не только критикует, она занимается и своей непосредственной задачей — рассказывает истории (тавтология здесь неизбежна). И так как истории царей и вождей повторяются даже слишком часто, в центре внимания оказываются менее заметные, но на самом деле гораздо более важные исторические персонажи.

Заслуженные историки из МГУ шутят, что теперь в американских вузах изучают только женщин и туземцев, но даже если над этой научной модой и можно потешаться, она оправданна. Нельзя претендовать на какое-то знание о прошлом, если истории огромного количества людей по умолчанию оказываются за бортом.

Так, открытия в ботанике и медицине XVII–XVIII веков стали возможны благодаря чернокожим рабам, собиравших растения и животных для просвещенных европейских ученых, а заодно делившихся с ними африканскими лечебными практиками. А многие из беспощадных пиратов Карибского моря были еврейскими беженцами, изгнанными из Испании набожными королями. Советская система партийной дисциплины и сплочения коллективов, оказывается, и привела к тому, что мы мало улыбаемся и при любой возможности замыкаемся в себе. А в XVII веке английский путешественник Джон Смит описал танец Покахонтас и других индейских девушек как форму стриптиза. После сравнения с современными ритуалами коренных жителей выяснилось, что индейская принцесса исполняла ритуальный воинственный танец, чтобы устрашить европейца.

И, конечно, никуда не деться от гендерной истории. В книге Натали Земан Дэвис «Дама на обочине» рассказываются истории женщин-маргиналов, которые в XVIII веке в обход всех традиций становились тем, кого портал Wonderzine сегодня именует героинями — банкирами, миссионерами и плантаторами. А в исследовании воспоминаний берлинских горничных и домработниц начала XX века Доротеи Вирминг «Девушка на все случаи жизни» (Mädchen für alles), совершается удивительное открытие. Представители городского среднего класса смогли стать такими образованными и утонченными потому, что за ними было кому стирать и гладить.

Сейчас, когда нашу жизнь так настойчиво пытается захватить большой нарратив государственной идеи, когда исторические аналогии сыплются со всех сторон, но никто не знает, что делать, понимание того, что история — это наш друг, что она про реванш угнетенных и незаметных, что она не про Сталина, а про нас, может оказаться полезным. Каждый выбирает сам, в какой истории ему жить. Кто-то живет в эпоху Великого присоединения Крыма, а кто-то в мире корги и нормкора.