Художник недели. Дмитрий Пименов

Кто радикальнее Pussy Riot?

Дмитрий Пименов снискал славу одной из самых эксцентричных фигур на стыке современного искусства и политики. Акции художника — дадаистский террор. Он бросил петарду в первого президента СССР и погрозил ему детским пистолетом — очнулся в психбольнице. За игрушечную баррикаду и поэтические листовки на Манежной площади в конце девяностых ему пришлось бежать из страны. Пименов вернулся и пытался посетить Мавзолей Ленина в рыцарских доспехах, в результате — снова дурдом. А недавние провокационные выступления на Болотной площади закончились тем, что художника скрутили митингующие и ему пришлось спасаться ложным обмороком. Несмотря на более чем двадцатилетнюю творческую деятельность, первая персональная выставка художника ожидается лишь этой осенью. На ней будут представлены стихи и фломастерные рисунки Пименова, а также армия бумажных фигурок: человечков с флагами и топорами и котиков. Куратором проекта выступает Саша Обухова, а его рабочее название — «Сумасшедший разведчик». Кроме того, 15 сентября состоится презентация новой книги Пименова «Бог под диваном», а в скором времени выйдет снятый группой «Цветафор» фильм «Охота на белочку» с его участием.

О принципах

Я начал свою протестно-художественную деятельность еще в спецшколе при МГУ. В 1985–1987 годах я учился там в интернате, школа была физико-математической и находилась под патронажем КГБ. Однажды заместитель директора вызвал меня к себе и предложил «разгрести мусор» — донести ему, кто из моих товарищей то-то и то-то сказал. Это был переломный момент, первое столкновение с кровавой гебней, и я ответил: «Я все знаю, но сотрудничать с вами не стану». Из школы меня выгнали, но принципы я с тех пор не менял. Поэтому сотрудничаю только с друзьями, такими как, например, Анатолий Осмоловский, Светлана Баскова или, как сейчас, Саша Обухова. Друзья многое мне прощают, в том числе и то, что моя протестность распространяется и на личные отношения.

Об учителях

Очень многое в моей жизни определили «Мифологии» Ролана Барта. Вся прочая философия — чтение для удовольствия, Барт же раскрыл мне глаза на механизмы языка и то, как власти используют их для подавления масс. Под его влиянием я написал «Терроризм и текст», где довел взгляды Барта до абсурда, как настоящий панк. Власть языка — главное противоречие нашего общества. Недаром Джон Зерзан писал, что человечество стало разрушаться с тех пор, как появились язык и число. С чего начинается система? С мер и весов. Пусть я по образованию математик, но я соглашусь с тем, что математика — тоталитарная наука.

Жиль Делёз говорил, что художник — клиницист цивилизации. Клиницисты прививают себе болезни, чтобы найти средства излечения. Я очень много болезней цивилизации испытываю на себе.

О провокациях

Я страдал не только и не столько от государственной системы. Если вспомнить последнюю акцию на Болотной, там меня скрутили и заломали члены либертарианской партии: я срывал бэджики с журналистов, мне было интересно, кто призовет полицию на антивластном митинге. Первым закричал «Полиция!» сотрудник православной газеты. Я хотел показать и блогерам, и западным медиа, что все это — общество спектакля. Когда меня скрутили на Болотной, я имитировал обморок. В машине скорой помощи мне проверили сахар в крови и давление, потом выпустили и посоветовали побольше есть (я объяснил свой обморок недоеданием). А выйдя из скорой, я похлопал по звездам полковника МВД, стоявшего рядом. Он пригрозил мне дуркой тогда, а в тот самый вечер меня сдали в дурку бывшая жена и бывшая же любовница… Когда-то и я пробовал играть в героизм. Вот в 1999-м раскладывал листовки на месте взрыва на Манежной. Но и тогда я убежал — это тоже была часть игры. Все-таки серьезно никто не готов попасть под дубинки. Вот и Pussy Riot могли бы разбежаться и не сидеть сейчас, если бы в героизм не играли.

О психиатрии

Даниил Хармс после отсидки в тюрьме написал, что это было лучшим временем его жизни, но вернуться туда он бы очень не хотел. То же можно сказать о моем опыте пребывания в психбольницах. Психиатрия — это вообще лженаука. В 1960-е годы возникла антипсихиатрия, основанная Рональдом Лэнгом, к этому же направлению можно отнести Мишеля Фуко. Проводились эксперименты, доказавшие, что психиатрия не работает, использовать ее методы — это как бить молотком по голове от головной боли. В психиатрическую лечебницу засылали псевдопациентов, их подолгу лечили. А когда клиники стали предупреждать, что будут посылать псевдопациентов, в клиниках стали их выявлять, хотя на самом деле ни одного псевдопациента туда не посылали. Наука эта просто не работает. Говорить о гуманности психиатров можно, но это то же, что говорить о гуманности человека, нажимающего кнопку электрического стула. Конечно, они могут проявлять своего рода гуманизм: в Америке, я слышал, сейчас делают по три таких кнопки, и только одна из них работает. Три человека нажимают одновременно, и никто не знает, кто убийца. Гуманность, говорят, доходит до того, что в газы для газовых камер добавляют ароматизаторы.

О Горбачеве

Мы с Осмоловским когда-то написали книжку «Революционно-репрессивный рай» — она еще не издана и хранится в архиве — об опасном для системы поведении. Основная идея: если проявлять насилие, то оно должно быть максимально абсурдным. Когда я собирался бросить в Горбачева петарду, рядом со мной стоял философ Игорь Чубаров. Я сказал ему: «Этот человек з..... меня еще в средней школе». Главный возраст для человека — 15 лет. И тогда, в школе, мне приходилось на уроках новейшей истории постоянно переваривать эту фигуру. В такой акции ты взаимодействуешь с объектом, как в танце, вы подталкиваете друг друга. И тогда Горбачев поступил как очень приличный человек: его пресс-служба официально заявила, что в зале взорвалась лампочка. Иначе меня могли бы и посерьезней закатать. Хотя смешно: лампочка взорвалась, а Пименова — в дурдом.

Мы с Осмоловским когда-то написали книжку «Революционно-репрессивный рай» — она еще не издана и хранится в архиве — об опасном для системы поведении. Основная идея: если проявлять насилие, то оно должно быть максимально абсурдным. Когда я собирался бросить в Горбачева петарду, рядом со мной стоял философ Игорь Чубаров. Я сказал ему: «Этот человек заебал меня еще в средней школе». Главный возраст для человека — 15 лет. И тогда, в школе, мне приходилось на уроках новейшей истории постоянно переваривать эту фигуру. В такой акции ты взаимодействуешь с объектом, как в танце, вы подталкиваете друг друга. И тогда Горбачев поступил как очень приличный человек: его пресс-служба официально заявила, что в зале взорвалась лампочка. Иначе меня могли бы и посерьезней закатать. Хотя смешно: лампочка взорвалась, а Пименова — в дурдом.

О ФСБ

С Федеральной службой безопасности у меня завязалась дружба после акции 1999 года. Я бежал тогда из страны. Потом вступил в переписку с ФСБ, и они обещали мне прощение и безопасность. Я после этого с ними долго общался и ничего, кроме хорошего, о ФСБ сказать не могу. Они рыцари. Вот Раймунд Луллий, средневековый алхимик, математик, поэт и философ, написал книгу о рыцарском сословии. Там черным по белому написано: «Рыцарское сословие обязано угнетать низшие сословия». ФСБ — хорошая организация в рамках нашего государства. Я враг государства, но если взять его как систему, как эстетический объект, то в этом объекте я выделяю ФСБ. Может, это связано с детством, у меня дедушка из КГБ. «Щит и меч» были моими любимыми фильмом и книгой в детстве, не говоря уже о Штирлице и «Адъютанте Его превосходительства», посвященного первым чекистам. А Дзержинский вообще величайший герой. Говорят, он расстреливал… Так война же была — расстреливал врагов. На войне как на войне.

О донкихотстве

Когда люди пьют дорогое вино, они рассуждают так: в этом году было солнце, поэтому вино водянистое, почва в этих краях такая-то… Помимо несомненной ценности дорогого вина, информационный поток делает его ценность еще выше. Так же в случае нападения на систему несомненно важен информационный поток. Вот два года назад я в рыцарских доспехах пытался пройти в Мавзолей. Дадан Кихот, мой дада-герой, шел поклониться Спящему Королю. Насколько сейчас неуместен дадаизм, настолько же был неуместен Дон Кихот в начале XVII века. Мавзолей — это очень дорогое вино, это лучшее произведение искусства советского времени, настоящая инсталляция. Тогда меня не пустили поклониться, хотели забрать в дурку, через неделю приехали домой и все-таки забрали… Со стороны может показаться, что я мазохист и люблю, когда меня мучают в застенках. Нет, так само получается, это моя природа, и она управляет мной независимо от логических схем. Это как рождение ребенка с точки зрения мужчины: он испытывает радость, но не может контролировать процесс. Зерзан пишет, что биологическая составляющая в нашем мире подавлена, но она есть, ведь есть любовь, аффекты, страстные поступки. 

О православии

Взгляд куратора. Саша Обухова о подготовке к персональной выставке Дмитрия Пименова: 

У меня в жизни был православный трип длиной в полтора года: сначала неудачный роман с православной девушкой, потом работа в церковном издательстве. Там я увидел как высоты духа, так и его дикие уродства. Я постоянно почитываю православные издания, и мой интерес вызван именно тем, что профессионально пишущие люди вкатывают православную идеологию в средневековую эпистему. Конечно, она была создана именно для нужд средневекового населения: недаром богослужение и само устройство храма — это книга, написанная на языке перформативных действий и архитектуры. Ведь читающих тогда было очень мало. Удивительно и странно, когда эту систему прилаживают к современности, пишут о том, например, как батюшке вести себя за рулем, или о тайм-менеджменте для православных. При этом любые попытки загрязнения этого идеологического пространства воспринимаются очень болезненно. Когда Авдей Тер-Оганьян рубил православные иконы, моя соседка, интеллигентнейшая девушка, кинодеятель, сказала, что нет закона, чтобы его посадить, но посадить надо, чтоб другим было неповадно. Вот такую логику мы наблюдаем и сегодня в процессе над Pussy Riot.

«Неожиданно, но особых сложностей в нашей совместной работе нет. Иногда с художником, с которым вроде бы все совпадает: и политические убеждения, и манера поведения — очень вежливым, но страшно занудным, очень тяжело работать. С радикалистом Димой же все просто. Здесь нет ничего сверхъестественного, ведь работа куратора определяется названием этой профессии. Слово это происходит от латинского слова curare, что означает "заботиться". В заботе о художнике, с которым я работаю, и состоит моя задача. Это персональная выставка у Димы будет первой, но мы уже работали вместе в 1993 году на групповой выставке "Труд и капитал". Даже поссорились тогда на почве того, что Дима пытался улучшать свои работы, которые уже висели на стене: что-то пририсовывал, дописывал. Дима — очень щедрый человек, он дарит свои идеи, образы и поэтические тексты всем, кто в этом нуждается, поэтому его наследие обильно распылено в нашем искусстве последних 20 лет. Мне показалось важным сконцентрировать внимание публики именно на Дмитрии Пименове, а не на тех, кого он одарил своими находками. Кроме того, любая выставка требует пространственного воображения куратора. Ведь куратор не только тот, кто помогает художнику высказаться, он и сам немного художник. Любой выставочный проект для меня — творческий вызов» 

О Pussy Riot

Где здесь панк-рок? В плохой игре на гитаре? То, что сделали Pussy Riot, — чистой воды либеральная акция, в ней нет разнузданности и нарушения моральных табу. Если они уж назвали себя панками, то должны были бы принять эту идеологию, назваться по-панковски жабами, а не женщинами, забыть о своих детях и семьях. Еще несколько лет назад было много террористических анархистских выступлений, и тамошних девочек никто не защищал. Тут же все гладко: вот эти люди в обнимку с бизнесменом Чириковой называют ее будущим президентом России, обнажая идиосинкразию к либерализму. Олег Мавроматти говорит, что в Pussy Riot вложили $1 млн. Метафорически с этим можно согласиться, очень уж все обкатано. Может, это аналитики ЦРУ разрабатывали, а может, это художественная находка, позволившая им попасть в топ, не нарушая тех табу, которые бы отбросили часть фокус-группы.

Конечно, нехорошо, что я сейчас говорю о них, а они сидят. Но что же теперь, отбросить объективность? Тут же можно и до теории заговора дойти, мол, их посадили, чтоб мы их не осуждали. Этот судебный процесс заслоняет все остальное. Вот Света Баскова сняла фильм «За Маркса» о протестных рабочих и марксизме. Но всем сейчас дело только до Pussy Riot. А где Маркс? Мао? Троцкий? Где идеология? Да хоть бы Лазаря Кагановича вспомнили, который взрывал храм Христа Спасителя. Так нет! Могли бы вспомнить бассейн, на котором Саша Бреннер дрочил, когда храм закрыли. Девушки забыли старика, а им стоило бы вышить на грудях портрет Бреннера и хотя бы раздеться для своей акции. Я присягнул борьбе под красным знаменем. Или под черным. Или под черно-зеленым, как у Джона Зерзана. И я не могу разделить симпатий к либерализму.

О левых художниках

Левая мысль популярна и распространена, а левизна наших художников доходит до смешного. Вот Осмоловский спорит с Чубаровым, можно ли левым пить дорогое вино и покупать дорогие машины. Можно, мол, потому что западные левые это делают. Как православные старцы… Эта идеология — старый поломанный автомобиль, он не едет, только выхлоп дает. Вот Арсений Жиляев, говорят, появился с красным флагом в джинсах Louis Vuitton на страницах «Сноба»… Я не вдавался глубоко в изучение его творчества, но помню историю прошлой осени, времен сходки «Оккупай Москву». Там был Жиляев, пьяненький (мне, кстати, не налил), он призывал поставить палатку и открыть лагерь. Я поддержал порыв, но палатки у нас не было. Потом я нашел палатку, позвонил ему, а он мне в ответ: «Я пас». Вот и все. А когда открылась его последняя выставка в Третьяковке на Крымском Валу, многие уважаемые мною люди и вовсе назвали его п********. Продажная левизна. Со «Снобом» это, конечно, уже просто п*****. Но п***** закономерный. Долгие годы в художественной среде прокручивалась левая идея — и вот грязный выхлоп. И наверное, не последний.

Вообще в системе нашего государства современное искусство ест с рук у Абрамовича. Это ли не смешно… Вот еще часы патриарха стерли, а это ведь тоже художественный акт. А дальше будет только абсурднее и круче.

Михаил Климин, счастливый читатель еще не вышедшей книги Дмитрия Пименова «Бог под диваном», подобрал несколько цитат для характеристики автора:

Под другим углом

Социальный психолог Александра Майгурова о том, что общего у булимии и политического бунта: 

«В определении девиантного, или отклоняющегося, поведения ключевым является понятие социальной нормы, от которой это поведение и отклоняется. Действующие в обществе нормы призваны обеспечить сохранение существующего порядка, социальной системы. Соответственно, девиантное поведение является угрозой для этого порядка. Девиации могут быть как позитивными (например, ученые, художники, мыслящие неординарно, в таком случае их действия приводят к изменению устаревших социальных норм), так и негативными (сюда относятся всякого рода зависимости, нарушения пищевого поведения, преступность, проституция, бродяжничество, самоубийство, а также терроризм и бунты). Это, конечно, относительное деление, здесь та же проблема разграничения, что и в ситуации гениальности и помешательства, но в любом случае девиантное поведение грозит существующему порядку, так как не разделяет и отвергает либо его ценности и цели, либо способы их достижения, либо и то и другое, а взамен предлагает свои собственные.

Американский социолог Роберт Мёртон развил предложенное Дюркгеймом понятие аномии, заключающееся в отчуждении от социальных норм. По его мнению, девиации связаны с невозможностью, нежеланием какой-то части общества достигать тех целей и идеалов, которые официально заявлены, эти группы людей не чувствуют своей причастности к обществу, в котором живут.

Для психиатрии ключевыми в вопросе отнесения к патологии являются критерии тотальности проявления черт, их постоянства, неизменности и полной дезадаптации личности. Соответственно, если человек не может прекратить своего девиантного поведения после изменения каких-то внешних условий, с которыми у него был конфликт, если он ведет себя девиантно не только в общественных местах, во время акций протеста, но и со своими близкими людьми, людьми, не причастными к тому, против чего он протестует, к тому, что ему мешает, и если такая его активность мешает его успехам и нормальному функционированию, существованию в профессиональной / академической сфере, в сфере межличностных отношений, в обыденных ситуациях (транспорт, магазин и т. п.), то это дает психиатрам основание обнаружить у него патологию.

Однако можно заметить, что в современном обществе девиантное поведение как раз приобретает формы самовыражения, является своеобразной самоактуализацией, становится осознанным, человек сам выбирает его и управляет им».