«Проект Сочи» как личное оскорбление

Кирилл Савинов против заезжих исследователей

Это странное чувство, когда очередной запрет государства совпадает с тем, чего ты подсознательно хочешь: Кирилл Савинов рассуждает о проснувшемся внутри него квасном патриоте и о тайной радости, которую вызывает у него отмена выставки «Проект Сочи».

В рубрике «Нас не спрашивали» могут высказаться все приятные люди. Опостылевшие медиа, возмутительные стартапы, потерявшие стыд политики — всем рано или поздно воздастся. Коротко. Субъективно. Жестко.

Когда «Проект Сочи» запретили на «Винзаводе», а сделавшим ее голландским журналистам не дали визы в Россию, общественность восприняла это как очередной приступ параноидального варварства. Даже люди, поддерживающие любые запреты, должны были удивиться такому решению: ведь проект не подразумевал ни пропаганды гомосексуализма, ни оскорбления российского флага или чувств верующих. На фото и видео — только обычная сочинская разруха на фоне грандиозной стройки, толстые русские туристы на ужасных пляжах, диковатые интерьеры ресторанов с исполнителями шансона. Целью проекта было показать настоящий Сочи, город, где проводить Олимпиаду — это безумие, город, где есть еще много всего, помимо двух с половиной горных спусков, которые перекрывают каждый раз, когда президент приезжает покататься.

Путин действительно любит Сочи. Большая часть строек — его личная инициатива. Он хочет, чтобы Олимпиада была красивой, а в городе потом все было хорошо. Путин прекрасно видит, что в самом Сочи мало хорошего, поэтому ему ничего и не жалко. И протесты экологов, технологов и владельцев домов, которые снесли ради постройки олимпийских объектов, мало что значат. Природа переживет, болото можно закатать в цемент, а жилые дома такие уродливые, что их не жалко снести. Движущая сила этой Олимпиады заключается в воле человека, который хочет переписать заново город шансона и бетонных пляжей.

Когда фотограф Роб Хорнстра и репортер Арнольд ван Брюгген приехали в этот город и засняли то, что все жители и приезжие видели миллион раз: все пляжи и кабаки, разрушенные санатории и диковатую соседнюю Абхазию — это стало прямым оскорблением, пренебрежением к подарку, который президент сделал городу, российским туристам, иностранцам и самому себе. Запрет — лучший показатель того, что авторов «Проекта Сочи» услышали и поняли.

♡

Путин действительно любит Сочи.

Казалось бы, причем здесь я и почему я так хорошо, как мне кажется, понимаю президента. Дело в том, что в 2010 году я участвовал в одном из этапов «Проекта Сочи», когда Роб Хорнстра работал там над серией фотографий про шансон, а оператор журнала Vice Ник Холмарк снимал то, как Роб это делает. Моей задачей была помощь в общении с местными, организация съемки и решение бесчисленных бытовых вопросов. После этой работы во мне пробудились темные пласты русского патриотизма. Я разочаровался и в честных документальных съемках, и в независимых европейских исследователях. Долгое время я пребывал в уверенности, что тот, кто любит Россию, никогда не должен показывать ее такой как есть.

Истинное лицо Сочи, которое хотел показать Хорнстра, ничуть не менее виртуально, чем путинский Сочи зимних Игр. Три часа уговариваешь людей сниматься в их естественной среде обитания, час выставляешь свет, модели долго позируют — нет более искреннего жанра. Каждый из ресторанов, в которых мы снимали, оценивался с точки зрения китчевости: ничто не радовало фотографа так, как если вместе со сценой в кадр попадала табличка «Туалет».

Наверное, фотографа можно понять. Свободный от моих забот о судьбе русского народа, Хорнстра просто оценивал эту табличку холодным европейским взглядом и честно фиксировал ее место в реальности, напоминая мне и Путину, в какой стране мы живем. Именно этого я до сих пор не могу ему простить.

Сейчас в интервью Роб Хорнстра говорит: «Россия найдет свою собственную идентичность. Ей не нужно копировать Европу». Это здорово, потому что в процессе работы я каждый день слышал совсем другое — ворчание по поводу низкого качества сервиса в гостинице «Жемчужина» (худшей из больших гостиниц города). Любые попытки сочинцев улучшить быт он называл «стиль IKEA», и, наверное, я никогда не забуду великое замечание о русских девушках: «Они очень красивы, но разговаривать с ними — все равно что разговаривать со стеной. На уме только побрякушки и как бы покрасоваться». Нашими собеседницами были в основном сочинские стриптизерши.

Правда ли все это и нужно ли так благоговейно выслушивать эти комментарии? Нужно ли, как сайт Colta, выносить в заголовок интервью цитату: «Русские "пять минут" — это как минимум день». Я знаю одно: во всех этих великих и независимых документальных проектах, которые делают иностранные журналисты, нет желания помочь нам, как бы оно ни декларировалось. Россия для них — не более чем колоритная фактура наравне с какой-нибудь разоренной гражданской войной Либерией.

Пока мы сами не начнем снимать о себе фильмы, пока не станем исследователями своей страны (это происходит, но медленно: иногда из-за нехватки свободы слова, но чаще всего потому, что нам безразлично все происходящее здесь), Сочи так и останется столицей шансона.