Стихотворение дня от Артюра Рембо

Все свои стихи Артюр Рембо (1854-1891) написал в возрасте от 15 до 19 лет, так что это, 1871 года, можно отнести к зрелому творчеству поэта. Рембо бросил поэзию после того, как его любовник Поль Верлен, одурманенный абсентом, прострелил юноше руку. Верлена осудили на два года, и Рембо уехал в Африку, а затем в Йемен, где торговал оружием, кофе и шкурами.

Искательницы вшей

Стихотворение дня от Уильяма Шекспира

Перед вами – одно из самых известных стихотворений в истории, с помощью которого Шекспир (или кто бы там ни писал под его именем) одним махом сломал многовековую традицию куртуазной лирики.

Сонет 130

Ее глаза на звезды не похожи,
Нельзя уста кораллами назвать,
Не белоснежна плеч открытых кожа,
И черной проволокой вьется прядь.

С дамасской розой, алой или белой,
Нельзя сравнить оттенок этих щек.
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток.

Ты не найдешь в ней совершенных линий,
Особенного света на челе.
Не знаю я, как шествуют богини,

Но милая ступает по земле.
И все ж она уступит тем едва ли,
Кого в сравненьях пышных оболгали.

Пер. С. Маршака

Оригинал здесь

Стихотворение дня от Мамаду Траорэ Рэя Отра

Важнейшими полезными ископаемыми Гвинеи являются бокситы, а 1,6 % населения республики, по данным 2007 года, заражены ВИЧ. И еще там родился человек, написавший это стихотворение.

Я – человек!

Да, я невежда,
я зверь,
я всего лишь вонючий негр,
я пожираю червей,
и лесные плоды,
и корни, выкопанные из земли,
и пучком травы прикрываю срам,
и тело мое – на шраме шрам,
я многоженец, как павиан,
я покупаю жен
и продаю дочерей,
и клозетом мне служит зеленый куст,
и череп мой обрит наголо,
и в тыкве сухой хранится моя еда,
и я хватаю руками куски и рыгаю во время еды,
и в хижине – жалкой лачуге – живу,
и огонь развожу на камнях,
и пищу варю в глиняном грубом горшке,
я – варвар,
и искусство мое – примитив,
и ты говоришь про меня: темный жалкий дикарь.
Но вчера,
вчера, великодушно меня простив,
ты вчера позабыл, что я пожираю всякую дрянь,
что с культурой совсем не знаком,
что я одеваюсь не так, как ты,
и сморкаюсь не так,
и ем, и мочусь не так – 
это, мол, не его вина…
Ты даже сумел позабыть, что кожа моя черна!
Вчера…
Вчера, потому что «родине» грозила беда,
и ты собирал солдат
и кричал:
– За свободу умрем! –
Вчера, потому что в бою
смешались кровь твоя и моя –
черного красная кровь и белого красная кровь,
вчера, потому что я был бойцом,
отваги и верности
образцом,
вспомни, мы побратались с тобой,
и ты не скупился на лесть:
негр – самый лучший друг,
негр – непревзойденный герой!..
А сегодня…
Сегодня, когда я сам свободу выпустил из тюрьмы,
ты сразу вспомнил, что я – антипод,
и снова я – выкормыш обезьян,
пожиратель кузнечиков и саранчи,
снова я – черная мразь,
дикарь, которому клетка нужна,
а не свобода,
завоеванная вместе с тобой.
Но, может быть, все-таки
я – человек?!
«Голый, грязный,
смакующий дождевых червей,
да чего там – просто дерьмо!...»
Давай, обвиняй! Деталей каких-нибудь не забудь!
Но… мой брат, разве в деталях суть?!
Человек – это сердце,
и я свое сердце друзьям отдаю!
Человек – это помыслов чистота!
И поверь, душа у меня чиста!
Человек – это разума взлет,
И я не глупей других!
И поэтому я
требую – не прошу! – 
свободу раздели пополам:
половину – тебе, половины мне хватит вполне,
а тебе – твоей, ибо я, как и ты – человек. 

Перевод Н. Горской 

Стихотворение дня от Бориса Пастернака

Это стихотворение молодой поэт написал, будучи под влиянием футуризма и отчасти постсимволизма. И, хотя образный ряд мало чем отличается от его поздних стихов, видеть в стихотворении Пастернака слова вроде «тормошится» и «нахлынь» по меньшей мере удивительно.

Зеркало

В трюмо испаряется чашка какао,
   Качается тюль, и – прямой
Дорожкою в сад, в бурелом и хаос
   К качелям бежит трюмо.

Там сосны враскачку воздух саднят
   Смолой; там по маете
Очки по траве растерял палисадник,
   Там книгу читает Тень.

И к заднему плану, во мрак, за калитку
   В степь, в запах сонных лекарств
Струится дорожкой, в сучках и в улитках
   Мерцающий жаркий кварц.

Огромный сад тормошится в зале
   В трюмо – и не бьет стекла!
Казалось бы, всё коллодий залил,
   С комода до шума в стволах.

Зеркальная всё б, казалось, нахлынь
   Непотным льдом облила,
Чтоб сук не горчил и сирень не пахла,-
   Гипноза залить не могла.

Несметный мир семенит в месмеризме,
   И только ветру связать,
Что ломится в жизнь и ломается в призме,
   И радо играть в слезах.

Души не взорвать, как селитрой залежь,
   Не вырыть, как заступом клад.
Огромный сад тормошится в зале
   В трюмо – и не бьет стекла.

И вот, в гипнотической этой отчизне
   Ничем мне очей не задуть.
Так после дождя проползают слизни
   Глазами статуй в саду.

Шуршит вода по ушам, и, чирикнув,
   На цыпочках скачет чиж.
Ты можешь им выпачкать губы черникой,
   Их шалостью не опоишь.

Огромный сад тормошится в зале,
   Подносит к трюмо кулак,
Бежит на качели, ловит, салит,
   Трясет – и не бьет стекла!

Стихотворение дня от Константы Галчинского

Константы Ильдефонс Галчинский (1905-1953) — польский классик и эксцентрик. Успел поскитаться по миру (года Первой мировой он даже провел с родителями в Москве). В Варшавском университете защитил диплом по творчеству несуществующего английского поэта Морриса Гордона Читса. Бывал и в советском, и в немецком плену. Переводил на родной язык Шекспира. Враждовал с другим видным поэтом Чеславом Милошем — мастером надрывно писать о гиацинтах и магнолиях, которого, что неудивительно, переводил на русский Иосиф Бродский. Самого Галчинского травили как мелкобуржуазного поэта. В юности он мечтал ходить по улицам и декламировать отрывки из «Дон-Кихота».

Папа

Стихотворение дня от Александра Одоевского

Поэта-декабриста Александра Одоевского не стоит путать с его двоюродным братом Владимиром – автором «Городка в табакерке» и уймы готических рассказов, предсказавшим появление интернета. Александр, в свою очередь, предсказал клип Chemical Brothers на песню Hey Boy, Hey Girl. Написано стихотворение в 1825 году.

Бал

Открылся бал. Кружась, летели
Четы младые за четой;
Одежды роскошью блестели,
А лица – свежей красотой.
Усталый, из толпы я скрылся
И, жаркую склоня главу,
К окну в раздумье прислонился
И загляделся на Неву.
Она покоилась, дремала
В своих гранитных берегах,
И в тихих, сребряных водах
Луна, купаясь, трепетала.
Стоял я долго. Зал гремел...
Вдруг без размера полетел
За звуком звук. Я оглянулся,
Вперил глаза; весь содрогнулся;
Мороз по телу пробежал.
Свет меркнул... Весь огромный зал
Был полон остовов... Четами
Сплетясь, толпясь, друг друга мча,
Обнявшись желтыми костями,
Кружася, по полу стуча,
Они зал быстро облетали.
Лиц прелесть, станов красота –
С костей их – все покровы спали.
Одно осталось: их уста,
Как прежде, всё еще смеялись;
Но одинаков был у всех
Широких уст безгласный смех.
Глаза мои в толпе терялись,
Я никого не видел в ней:
Все были сходны, все смешались...
Плясало сборище костей.