«Институт школы — это просто кретинизм»

Преподаватель Анна Поливанова
— о разрушающейся системе образования

Вчерашние школьники только что пережили главное испытание в своей жизни — ЕГЭ. Некоторым еще нужно сдать дополнительные испытания, ну а большинству остается просто ждать. Пока они ждут, мы поговорили с Анной Константиновной Поливановой — преподавателем РГГУ и известным критиком нынешней системы оценки знаний. Теперь вы узнаете, зачем был введен единый экзамен, как школа уродует детей и зачем вообще нужно образование. 

— Как вы относитесь к новой форме экзаменации вроде ЕГЭ и ГИА? Какие существуют плюсы, минусы, подводные камни?

— Я считаю, что это классический образец того, когда «хотели как лучше, а получилось как всегда». Настолько классический образец, что я даже не очень искренне верю, что хотели как лучше. Бессмысленная чиновничья затея. В лучшем случае — давайте у нас будет как за границей, в худшем случае — давайте собьем большие бабки на организацию этого дела и переведем потоки с репетиторов на себя. ЕГЭ не продуман ни с какой стороны, это даже не производит впечатления системы. ЕГЭ целесообразен только с точки зрения цели обезобразить детей, изуродовать.

Анна Константиновна Поливанова — российский лингвист. Занималась составлением лингвистических задач для Олимпиад, подготовкой молодых ученых, готовила реформу советской системы образования. Сейчас преподает в Институте лингвистики РГГУ и в нескольких общеобразовательных школах. 

— А почему ЕГЭ уродует детей?

— Представим способного ребенка, который скорее хочет учиться. В ЕГЭ для него даже самый интересный предмет сводится к ограниченному числу вопросов. Это идиотизм, который способствует распространению злокачественного представления о том, что такое предмет вообще. Любой здравомыслящий человек, получивший скромное, но все-таки приличное высшее образование (это может быть Саратовский педагогический, главное, чтобы диплом он купил не за деньги и не просто так ходил — в пустоту смотрел), понимает это.

С ЕГЭ весь смысл сводится к тому, что есть 18 вопросов, на которые тебе надо ответить. Значит, весь курс вообще мимо прошел, ты ничему не научился. Но ты выучил список ответов на вопросы. Тут спрашивают «три формы вот этих пяти глаголов», тут спрашивают значение выражения «make up in my mind». Спрашивают перевод на английский вот этих четырех фраз. Но ты не такая тупая: ты должна понимать, что если тебя попросили перевести «я очень люблю театр», то могут спросить и «я очень люблю спорт». Проблема в том, что человек, который хорошо знает предмет, не ответит на эти вопросы лучше, чем тот, который совсем не знает. Он должен знать ровно эти ответы. Более того, нам приходится говорить, что по математике вообще-то может быть то-то и то-то, но они ждут ответа такого-то. Поэтому, пожалуйста, отвечайте так. Овладеть предметом — это не значит уметь отвечать на заранее указанные вопросы.

Допустим, глупые люди не представляют, как еще можно построить экзамен, и у них будто бы есть какие-то внешние цели — чтобы не было коррупции, объективная система оценивания. И,допустим, что я с этим соглашаюсь по одной из причин, либо я поверила, что это так, либо я подчиненный — мне платят деньги, я слушаю свое начальство. Но тогда я обращаю внимание на следующее безумие: система образования всю жизнь была в плачевном состоянии. Хорошие учителя встречаются редко: это даже не 50%, а гораздо меньше. Но все-таки хороший учитель мог хорошо заниматься со своими детьми. Опустим идиотские программы, идиотский выбор материала, идиотскую систему оплаты / поощрения / наказания. Но в рамках этого какие-то учителя работали неплохо. Что теперь? С седьмого класса детей учат проходить ЕГЭ.

— А если рассмотреть эту проблему на каком-то конкретном предмете? 

— Возьмем русский язык. В русском языке один из идиотических вопросов — это вопрос про ударение. В прошлом году нашелся какой-то умный человек, который сказал, что надо дать список, чтобы уж все знали, что «нАчала» — неправильно, а «началА» — правильно. Ну слава богу, теперь мы знаем, что не «договора», а только «договоры», что «профессора» — можно, а «профессоры», оказывается нельзя. Ура! Но этот список может выучить только очень интеллектуально натренированный человек, учитывая, что он будет противоречить его реальному произношению. Может, с седьмого класса начать учить, по два слова в четверть? И вы понимаете, уже в четвертом классе они заняты подготовкой к ЕГЭ. А где ж русский язык?

А если взять такую вещь, как литература или история? Значит, они начинают с шестого класса учиться отвечать на эти 25 вопросов. Этого мало. Учитель дрожит, потому что рейтинг школы, рейтинг области, губернатора. А ребенок что мне говорит? «А зачем вы нам это даете? Этого же на ЕГЭ нет». Ребенок запуган до смерти и говорит: «А когда же мы начнем просто по вариантам повторять?» Десятый и одиннадцатый класс после ГИА можно просто оторвать и выбросить. Потому что готовиться к вопросам лучше всего по интернету. Это самое эффективное средство. Зачем тратить на это повторение по вариантам энергию и время учителя?

Институт школы — это просто кретинизм. Они и выпускают кретинов, которые знают 28 вопросов и 28 ответов по определенным предметам. 

Если ребенок решил, что ему нужна физика, информатика, русский и математика, значит, географией, историей и английским языком ему можно просто не заниматься? А что делать бедному учителю, который должен в одном и том же классе держать четыре человека, которые собираются историю сдавать и кричат: «Ну когда же мы начнем ЕГЭ, когда же мы начнем ЕГЭ?» — и 24, которые говорят: «А я не буду ЕГЭ по истории сдавать». Мысль о том, что это можно совместить в одной школе без колоссальных потерь, может прийти в голову только человеку, который никогда в жизни не заходил в школу, никогда в жизни не выходил к доске и никогда в жизни не работал с детьми. Вот хотя бы по одному этому параметру.

— Я работала в обычной школе, с обычными детьми, и вот они, не имея никаких особенных амбиций, просто не понимали, зачем они учатся. 

— Да, от таких детей можно услышать довольно естественное требование: «Научи меня этому ЕГЭ за минимальное время и с минимальными усилиями». Если сейчас все хотят ЕГЭ и это аксиома, то я бы построила процесс так: абсолютно формальные вопросы, на которые нельзя дать разные ответы. Скажем, тот же русский язык, алфавит. При этом я бы и ответник написала, потому что ты не знаешь, «Ё» входит в алфавит или нет.

А вообще в таких предметах, как русский язык, нет столь объективного ответа, как «дважды два будет точно четыре». Перечислил алфавит — молодец. Орфография — тоже очень просто: сделай текст с дырками. «Собака» или «сабака» как в первом, пятом, девятом классе. Потому что не должен каждый образованный человек знать, как пишется слово «подьячий», не должен знать даже, как пишется «кожаное пальто». Мы же хотим, чтобы все слесаря у нас были образованы. И я хочу. Все, что надо, — это чтобы он давал некоторый процент грамотного написания. Один знает про «кожаное пальто», другой пишет «варабей» и наоборот. Это прекрасно, и компьютеру посчитать будет проще, и готовиться не надо в некотором смысле. Побольше пиши, побольше читай — вот и вся подготовка образованных слесарей. И так можно сделать на всех экзаменах, на всех предметах. Но тогда будет: «О, ужас!» Это будет такой простой экзамен, что на него не надо будет репетиторов, курсов, методкабинетов, институтов усовершенствования. Да теперь в каждой деревне есть центр по ЕГЭ. Вот и сидят сейчас пять чиновников, которые контролируют одного несчастного учителя.

— Вы упомянули, что собирались делать реформу образования. Не кажется ли вам, что ЕГЭ — это такие костыли, с помощью которых пытаются спасти, подлатать то, что уже давно никуда не годится? 

— Да-да, никакой реальной реформы никто не хочет, не может и не умеет.

— А в чем ужас советского наследия?

— Во все времена, во всех странах школьным образованием занимаются люди, далекие от научного знания. Ученые уже знают, что Земля круглая, но школа продолжает учить, что она плоская, по инерции. И это вещь неизбежная. Откуда ж ты возьмешь людей, которые будут по-другому учить? И откуда ты возьмешь людей, которые будут сочувствовать твоей революции? Они же будут говорить: «Меня так учили, и, слава богу, хорошо вышло. И пусть моего сына на всякий случай учат так же, как меня учили, хоть что-то вышло. Ну из меня нет, потому что я хулиган, я не ходил в школу, а из моего друга, из моего брата нормальные люди получились». И это будет всегда, не только в Советском Союзе, а всюду. Просто в Советском Союзе многое выглядело особенно карикатурно. Школьная система образования в Советском Союзе была особенно уродлива, как все в Советском Союзе было особенно уродливо.

С отставанием школы от науки надо бороться сознательно, как мы окна моем: не будешь мыть окна, так и зарастешь. Не хочешь, а приходится. Хоть раз в год, но мыть.

Ну хоть раз в три года, хоть раз в пять лет, хоть раз в 15 лет — надо обновлять. Если это делать понемножку, то и школьные сообщества будут не так болезненно реагировать.

У нас в России общая концепция не менялась очень давно. Возьмем русский и математику, которые наше все. Да, действительно, это может быть обидно, может быть грустно, но это факт: каждого сына алкоголички мы хотим научить немножко арифметике, немножко русскому. Правильно. Но математика у нас как была, так и осталась на уровне, без преувеличения, Средних веков. Она подточена под техническое обслуживание коммерции и элементарного инженерства — ну рассчитать, сколько кубометров земли придется выкопать, если нам надо построить такой-то котлован. Реально, ну кто это сегодня делает? Всякий профессиональный инженер пользуется автоматическими системами таких расчетов, ему даже не полагается вручную работать. Ну, конечно, процент — это интересная вещь! И, может быть, правильная, потому что вот говорят: «Sale. Скидки 10%». Я бы сказала так: если это очень актуально, то девушки, которые хотят купить себе юбочки, они сами справятся. Они, возможно, это делают не так, как нравится школьным учителям, но они прекрасно понимают это и во всяком случае не сомневаются, что 20% скидки — это больше, чем 10% скидки.

Зачем нужна математика? Тренировать внимание? Давайте! Только на чем-нибудь актуальном. Вообще, давайте учить наших детей корректуре. Человек, овладевший искусством корректуры, и сдачу аккуратно считает, и разговаривает грамотно. Он понимает, что написано «12,36», и нельзя, чтобы было написано «1236». Есть масса средств учить тому, что было бы полезно.

Нужно учить математике, чтобы стать инженером? Да, нужно, но совершенно другой математике. Математика же колоссально шагнула с тех пор. Почему мы должны изучать то, что изучал юный Лейбниц? Он, конечно, великий человек, и Пифагор великий человек, но все-таки надо идти вперед. Поэтому как минимум половину школьного времени мы просто выкидываем в помойку, а настоящие математические идеи, которые сегодня есть, в школе вообще не проходят.

О том, что представляет собой школьная математика, подробна написал в своем эссе «Плач математика» Пол Локхард. Ученый последовательно рисует несколько картин из параллельной Вселенной — как если бы пять лет вместо того, чтобы учить нас рисовать, нас бы учили точить карандаши. В общем, если у вас не складывалось с математикой в школе, то, возможно, что благодаря этому короткому эссе вы кое-что поймете. 

«Когда концентрируются на "что", но игнорируют "почему", от математики остается одна пустая оболочка, видимость. Искусство не в истине, а в объяснении, аргументации. Объяснение дает истине контекст, определяет, о чем на самом деле говорится и что имеется в виду. Математика есть искусство объяснения. Если вы не дадите ученикам возможности заняться объяснением — формулировать свои собственные задачи, предлагать свои гипотезы, делать свои открытия, ошибаться, терпеть творческие неудачи, вдохновляться и складывать свои собственные, пусть и неуклюжие, объяснения и доказательства, — вы лишите их самой математики. Я не возражаю против формул и фактов. Я жалуюсь на отсутствие математики на наших уроках математики».

— Ну они просто перекладывают какие-то шаблоны туда-сюда.

— Подавляющее число ребят, которые не пошли специально учиться математике, просто не имеют представления о том, что это такое на самом деле. Математика может быть свежей, интересной, увлекательной наукой. 

«Я гуманитарий» и «я не гуманитарий» — вот к такому результату приводит наше преподавание математики. А предположим, я сейчас про вулканы буду рассказывать. Никто же не скажет: «я не способна к вулканам, я способна к цветам». 

Нет, про цветы интересно. Да и про вулканы интересно. Вообще, с переходом в интернет школьные курсы должны кардинально измениться — примерно так, как в свое время с приходом печати. Ну смешно же продолжать жить по лекалам догуттенбергской эпохи. Да, учебников не было, и учитель диктовал диктовки. А как иначе?

— Но, может, все изменится? Вот, говорят, детей уже не учат писать рукой, например. 

— Да, но где изменится? При нашей жизни в этой стране не успеет измениться. Все пошло в другую сторону. Взять хотя бы пропись: продолжают детей учить каллиграфии. Есть прекрасные искусства: есть искусство пения, искусство вышивания. Но нельзя всему учить в обязательном порядке и портить малышу жизнь из-за того, что он не умеет писать по прописям. Кому это надо? Пишет по прописям, и после этого абсолютно «несъедобный» почерк. Если писать квадратными буквами, печатными, то потом ты хоть фамилию свою можешь написать нормально. 

— А зачем детям вообще нужна школа?

— По-моему мнению, она нужна по двум причинам. Первая: ребенок скучает дома после какого-то возраста. Скажем, в пять лет у него уже должна быть какая-то своя жизнь, но он еще не может занять себя сам. Даже если есть бабушки, дедушки и неработающая мама, ему скучно целый день с ними, ему хочется что-то такое делать. И это правильно — мама ходит на работу, папа ходит на работу. Ребенок должен приучаться, что есть такая вещь, как ходить каждый день на работу. С раннего возраста он должен знать, что если нужно прийти к девяти — будь к девяти, хотя тебе сегодня хочется спать. Такая вот дисциплина, связанная с поведением в общественном месте. Вторая сторона — что нужно чему-то поучиться. И учиться в школе — это отнюдь не самое худшее, что мы можем придумать. Я не думаю, что это должно быть отменено как институт. Ходить в школу — это хорошо: там я немножко пообщался, новых друзей приобрел, там я научился читать-писать. Но нужно очень ответственно отнестись к тому, чему мы учим.

Конечно, нужно категорически отказаться от идеи единого образования. В хороших развитых социально-благополучных странах, где об образовании много думают и заботятся, от этого давно отказались. Весь прогресс, вся наша наука за то, что мы повышаем меру индивидуальности. Оказывается, что питание не всем одинаково подходит: у кого-то на молоко аллергия или еще на что-то. У нас не тюрьма: не хочешь помидоров — не ешь. 

Надо предоставить возможность выбрать. Не может быть, что все могут освоить одинаковую программу в 12 лет. Люди разные, и образовательные возможности у них тоже разные.

— Если бы все было в ваших руках, с чего бы вы начали реформу образования?

— Если бы меня поставили министром просвещения и сказали: «Можешь делать все, что хочешь, все твои решения лоббируют, и тебя защищает сам Тимченко» — я бы прежде всего отменила контроль государства. Потому что это освобождает немедленно чиновничьи места. Мне жалко людей: я, как гражданин, не могу позволить себе реформу образования за счет того, что всех учителей, которых неправильно выучили, отправят на свалку. Увы, может, они не могут хорошо работать, но они все сегодня трудоустроены, они все работают учителями. Плохими учителями, с моей точки зрения, но они-то этого не знают. Их взяли на работу — они работают. Надо выстроить систему таким образом, чтобы они искали ответы на вопросы. Отстаньте от учителя, и он сам начнет экспериментировать. Просто оставьте его в покое. Плохой учитель будет издеваться над ребятами и будет пытаться взять от мамы если не целую коробочку конфет, то хотя бы цветы, а хороший учитель будет учить тому, чему он, скорее всего, может научить. Если он любит Горького, он научит любить Горького, если он умеет писать без ошибок, он научит писать без ошибок. В конце концов, если он знает и любит логарифмы, он сумеет научить логарифмам и это будет невредно. Потому что полезно учиться чему-нибудь, все равно чему. 

Нужно убрать всех этих инспекторов. Во-первых, сколько чиновничьих мест, которых мне не жалко, уйдет на свалку! Пусть работают подавальщиками в кафе, это меня не волнует. 

А во-вторых, учитель сможет работать от души, так, как он хочет. И будет живая конкуренция. Родители не будут отдавать детей в ту школу, где плохо, они будут отдавать туда, где хорошо. Что значит хорошо? С их точки зрения хорошо. Это будет правда. 

— Могли бы вы рассказать, какой вы видите идеальную школу? Наверняка у вас есть идея в голове.

— Я хорошо знаю, что такое идеальная школа для интеллектуальных детей, которые хотят учиться. Я не очень понимаю, что такое идеальная школа для граждан, которые не хотят учиться. Чтобы это понять, даже не нужно проводить никакой колоссальной работы. Я бы взялась немедленно, если бы мне сказали, что с 1 сентября все будет по-новому. Я бы сказала: «Нам нужно неделю подумать, как мы организуем среднюю школу для детей, которые не хотят учиться. Надо подумать и про финансирование, и лицензирование помещения». Такая работка горячая, но подъемная.

— Понятно ли, какие предметы нужны, а какие предметы не нужны? Оставлять ли классно-урочную систему? 

— В последнее время не только у нас, но и за рубежом происходит очень много экспериментов со школой. Большинство из них, с моей точки зрения, позорно уродливы. Идея, что нужно производить какую-то кардинальную реформу, отменять урочную модель, с моей точки зрения, плод чрезвычайно убогой мысли. Прежде всего тех людей, которые никогда не работали с детьми. Когда мы работали над реформой, в нашем маленьком коллективе был поставлен вопрос: а кто готов завтра идти в класс? Из 30 присутствующих подняло руку два человека, в том числе я. Это были избранные люди, сливки общества. Но идти в класс были готовы два человека. Моя сестра говорила, что у нас в Советском Союзе лифчики кроят женщины, у которых нет бюста. Поэтому они совсем не знают, что такое хороший лифчик. Когда пойдешь в класс, посмотришь, как себя ведут ребятишки, то сразу станет ясно, что в традиционной классно-урочной модели нет ничего дурного. Детям очень полезно приучаться, что в 9:00, например, звонок. Эти вопросы эффективнее всего решать на месте, в каждой конкретной школе, методом проб и ошибок. Предоставьте это право завучу и директору, ведь завуч и директор — хозяева небольшой группки в 100 человек. Нужно размельчить школу, чтобы директор и завуч отвечали за 100 ребят, а не за тысячи. И не говорите мне, что не хватает того-сего: если есть тысяча учеников и, соответственно, столько-то учителей, значит, их надо всех разбить и на группки поделить, чтобы за данную сотню отвечала одна Марья Иванна, за следующую сотню другая Марья Иванна, и Марья Иванна сообразит, когда завтракать.

Предметное образование — это грамотная и правильная постановка дел, с моей точки зрения. И пьяный слесарь должен понимать, что бывает математика, бывает английский язык, бывает ботаника. Это правильное представление об устройстве мира. Не надо этих ложных реформ.

Реформа должна касаться всего нескольких моментов. Первое — уважительное отношение между детьми и учителями, чего очень трудно достичь, но можно. Второе — это с научной точки зрения грамотное учительство. Тяжело достичь, но, в принципе, можно. И третье — это учительская свобода. Ведь это же полная глупость: неуважающий себя человек должен учить ребятишек. А как он может себя уважать, когда государство не доверяет ему решение элементарных вопросов? Сначала про собаку, потом про лисицу или сначала про лисицу, а потом про собаку? И он поверил в это. И он говорит: «Там же не кто-то сидит. Там сидели самые умные методисты. И они решили, что правописание слова "собака" надо во втором классе проходить, а "лисица" — в третьем”».

— А как выбрать школу в существующих условиях? 

Куда отдать ребенка, зависит только от того, где ты живешь: в Москве, в Питере. В каждом большом городе имеется десять школ, которые получше. Ну и выбирай, которые получше, куда деваться? Все эти домашние обучения — ой, не надо. Я совершенно не советую домашнее обучение, ибо мало какой родитель на самом деле на это способен. Ребенок чувствует себя несколько ущербным: все ходят в школу, у них школьные друзья, они ходят с мороженым, они обманывают учителей. И вдруг я сижу дома и с бабушкой чему-то учусь, о боже. Бабушка же не может ничего изобрести или мама, кроме того чтобы взять те же учебники и учиться по тем же учебникам логарифмам, которые в XV веке нам достались. Не надо этого.