Искусство в разрезе: икона прерафаэлитов

Мертвая жена Данте Габриэля Россетти в образе Беатриче и криках енота

Прерафаэлиты как дети. Они любили сказки и мечтали жить в одной из них. Писали своих жен и любовниц в образе королев и античных богинь, воображая себя если не богами, то хотя бы рыцарями и поэтами. Сегодня речь пойдет о Beata Beatrix, связавшей две легендарных истории любви — средневековую и викторианскую. Кстати, до 13 октября вы можете увидеть картину в Пушкинском музее. А пока щелкайте по желтым точкам, чтобы узнать все ее секреты.

Данте Габриэль Россетти.
Beata Beatrix.
Ок. 1864–1870. Холст, масло, ​86,4 х 66. Галерея Tate Britain

Данте Габриэль Россетти (1828–1882) был известен не только своими картинами и стихами, но и любовью к женщинам средневековой красоты. Писал Россетти почти исключительно женские портреты, и, кроме Сиддал, большой его слабостью были Джейн Моррис (в девичестве Бёрден), жена «прерафаэлита второго поколения» и друга Россетти Уильяма Морриса, а также Фанни Корнфорт, служившая у художника экономкой. Фанни была простой, грубоватой девушкой, а с возрастом еще и растолстела, за что Россетти прозвал ее дорогим слоником, а поскольку и сам художник был уже не эльфом, Корнфорт в ответ называла его носорожком.

Россетти вообще любил животных. После смерти Сиддал он поселил у себя дома кенгуру, броненосца, саламандр, павлинов, енота... По ночам енот кричал,
и Россетти принимал его крики за стоны призрака своей Лиззи. А об отношениях художника с вомбатом по имени Топ написана целая книга.

Прозерпина (Джейн Моррис). 1874

Россетти оплакивает смерть Топа (карикатура сделана самим художником). 1869

Данте Габриэль Россетти 
Портрет (фрагмент)

Такой она всегда была:
   Мы удивляемся тому, 
Что не дают нам зеркала
   Исчезнуть полностью во тьму.
Мне кажется, она вот-вот
Вздохнет, рукою шевельнет, 
   И с губ, раскрывшихся едва, 
   Слетят сердечные слова...
Над ней теперь трава растет.

Увы! пробился лучик в щель, 
   И горший мрак в тюрьме возник, 
За ночь и день смогла капель
   Дать одиночеству язык.
Вот все, что от любви такой
Осталось — кроме скорби той, 
   Что в сердце сохраняет свет, 
   И тайн, в которых смысла нет
Над небесами, под землей.

Теперь лицо ее цветет
   Среди деревьев, полных мглой, 
Там лишь чернеет влажный грот
   И шепот слышится глухой, 
Там свет любви всегда зажжен, 
Там тени бродят без имен, 
   Там старая роса жива, 
   И помнит все шаги трава, 
И вещи мерно входят в сон...

(пер. Вланеса)

Николай Гумилев

Музы, рыдать перестаньте,
Грусть вашу в песнях излейте,
Спойте мне песню о Данте
Или сыграйте на флейте.

Дальше, докучные фавны,
Музыки нет в вашем кличе!
Знаете ль вы, что недавно
Бросила рай Беатриче,

Странная белая роза
В тихой вечерней прохладе…
Что это? Снова угроза
Или мольба о пощаде?

Жил беспокойный художник.
В мире лукавых обличий —
Грешник, развратник, безбожник,
Но он любил Беатриче.

Тайные думы поэта
В сердце его прихотливом
Стали потоками света,
Стали шумящим приливом.

Музы, в сонете-брильянте
Странную тайну отметьте,
Спойте мне песню о Данте
И Габриеле Россетти.

Данте АлигьериСонет из книги «Новая жизнь»

Влюбленным душам посвящу сказанье,
Дабы достойный получить ответ.
В Аморе, господине их, — привет! —
Всем благородным душам шлю посланье.
На небе звезд не меркнуло сиянье,
И не коснулась ночь предельных мет —
Амор явился. Не забыть мне, нет,
Тот страх и трепет, то очарованье!
Мое, ликуя, сердце он держал.
В его объятьях дама почивала,
Чуть скрыта легкой тканью покрывал.
И, пробудив, Амор ее питал
Кровавым сердцем, что в ночи пылало,
Но, уходя, мой господин рыдал.