Чтение на выходные: Пушкин — бездарь

Как в глазах искусствоведа выглядят пушкинские каляки-маляки?

В рубрике «Чтение на выходные» мы каждую неделю предлагаем фрагмент из готовящейся к публикации книги от дружественного издательства.

Глеб Поспелов

О картинах и рисунках

«Новое литературное обозрение»,

2013

О рисунках Пушкина

*Об авторе

Глеб Геннадьевич Поспелов — один из старейших и наиболее уважаемых искусствоведов России. Сфера его научных интересов — русское искусство XIX и XX веков. «О картинах и рисунках» — сборник статей разных лет, отражающих представление автора об истории искусств как истории духа.

Воспринятые изолированно от работы над текстом, пушкинские рисунки выглядят результатом дилетантского творчества. В отличие от поэзии они не являлись результатом «упорного труда». У Пушкина был запас рисуночных навыков, полученных еще на лицейской скамье, однако он не работал над их расширением, довольствуясь ограниченным кругом приемов на протяжении двух десятилетий.

<...>

Чтобы подойти к непосредственно зрительному впечатлению от неоднократно переправленных строк и не менее черновых зарисовок, надо напомнить о самых широких особенностях развития рисунка в первой трети столетия. Этот период характеризовался, с одной стороны, совершенно новым переживанием движения, динамики времени, сильнее всего отразившегося в мироощущении романтизма, а с другой — неукротимой уверенностью в незыблемости мира, утверждавшей себя в стиле ампир. Эталоном романтического рисунка, своего рода романтическим полюсом в художественной культуре оказывались работы Александра Орловского, а полюс ампира представляли рисунки Федора Толстого, другого блестящего рисовальщика той же поры.

**Об издательстве

«Новое литературное обозрение» — издательство интеллектуальной литературы, созданное в 1992 году на пике демократических реформ. Сегодня один из лидеров рынка гуманитарной литературы. Помимо книг издает журналы «Новое литературное обозрение», «Неприкосновенный запас» и «Теория моды», 29 книжных серий, проводит две ежегодных научных конференции «Большие Банные чтения» и «Малые Банные чтения» и специальный проект «Культура повседневности».

Интересно, что Пушкин обращался к работам обоих выдающихся рисовальщиков. В Орловском привлекала (прежде всего) живая наблюдательность романтика-этнографа. Можно предположить, что описание черкеса из «Кавказского пленника» («Черкес оружием обвешен; / он им гордится, им утешен; / на нем броня, пищаль, колчан, / кубанский лук, кинжал, аркан / и шашка, вечная подруга / его трудов, его досуга») производилось прямиком с рисунков Орловского, подобных гуаши «Всадник-черкес» (1818, ГТГ), на которой есть все перечисленные предметы. Пушкин мог вдохновляться такими листами и в описании коня черкесского всадника («Гроза беспечных казаков, / его богатство — конь ретивый, / питомец горских табунов, / товарищ верный, терпеливый» и т.п.).

Однако не вызывает сомнений влияние на Пушкина и рисовальной манеры художника. А.М. Эфрос недооценивал возможности ее воздействия на рисунок поэта. Увлеченный карикатурист Пушкин «пренебрег Орловским, — Орловским, который мог бы быть и который не стал его учителем в искусстве искажения. Он помянул в своих стихах это имя только раз, давно, в "Руслане", и упомянул по трафарету эпохи, отдавая дань общему месту: "Бери свой быстрый карандаш, рисуй, Орловский, ночь и сечу"».

<...>

Вполне аналогична оценка Эфросом и роли Федора Толстого. Всегдашний рисовальщик Пушкин «скользнул мимо Толстого, срифмовав на ходу две галантных, но неверных рифмы по его адресу: "проворный" и "чудотворный"». Размышляя об украшении своего издания, Пушкин мечтает о «волшебной кисти» Толстого. «Этот эпитет, — пишет Эфрос, — потому и гиперболичен, что приблизителен, спешен, поставлен непритязательно и на глаз».

Между тем Толстой олицетворял противоположный Орловскому полюс в графических ориентациях Пушкина. Роднило тяготение обоих рисовальщиков к идеальным очертаниям — прежде всего в очертаниях профилей лиц. По справедливому мнению Ю.М. Лотмана, установка литературоведов на то, что подавляющее число набросков, вышедших из-под пера поэта, — «портреты реально существовавших современников Пушкина», не может быть признана верной. Эти профили — «задумчивая игра, когда перо соединяет черты нескольких (например, себя и Робеспьера), фантазирует, придавая случайно сложившемуся профилю знакомые черты, трансформирует, шаржирует».

Таким образом, если брать каждый из пушкинских рисунков отдельно (как чаще всего и делают литературоведы, озабоченные поиском сходства конкретного профиля с тем или иным современником Пушкина), то набросок выглядит приблизительным, переправленным, повторенным несколько раз.

Но если видеть такие рисунки заодно со страницей (повторю, — с типичной страницей черновика с набросками), то следует говорить об их особой творческой роли: их воспринимаешь не как случайное или игровое (а отчасти и дилетантское) сопровождение профессиональной работы, но как ее органическую и потому необходимую часть.