Даниил Трабун:

«Я давно хочу удовлетворить         свои амбиции и стать кем-то»

Даниил Трабун: «Я давно хочу удовлетворить свои амбиции и стать кем-то»

Интервью с новым главным редактором «Афиши»

Пока новый главный редактор «Афиши» Даниил Трабун рассуждал об индустрии и планах на будущее в интервью другим изданиям, W→O→S попробовал разобраться, что за человек теперь будет вести самое авторитетное и большое российское издание для «прогрессивной молодежи».

— Каково это, раздавать столько интервью?

— Мне кажется, это довольно бесполезно. Я же еще ничего не сделал, чтобы об этом рассказывать.

— Ты был главным редактором Look At Me. Расскажи, как тебя отпустили. Болезненно или нет?

— Мы пообижались друг на друга, но совсем недолго. Все-таки, Look At Me — это семья или секта, если хотите. Поэтому расставания всегда происходят тяжело.

— Тебя пригласили в «Афишу» в марте, как дальше ситуация развивалась?

— Я отказался.

— Почему?

— За два года Look At Me стал мне очень близким изданием. Я подумал, что моя команда, моя редакция — клевые, не стоит их бросать.

— Почему в итоге передумал?

— Я понял, что команда может дальше развиваться и без меня.

— В «Афише» больше платят?

— Ха-ха, да, больше. Но я не из-за этого ушел, конечно.

— Ты расцениваешь переход в «Афишу» как повышение?

— Спорная штука. С одной стороны, будущее за интернет-медиа. С другой стороны, я понимаю, что в «Афише» у меня действительно будет больше ресурсов, больше возможностей получить новый опыт.

— А что ты хочешь делать дальше? Если переход в «Афишу» для тебя новая ступень, то какая следующая за ней?

— Я всегда рассматривал медиа как возможность влиять на людей. Больше ресурсов — больше влияния. Больше возможностей передавать свои мысли, идеи, мироощущение большему количеству людей.

— То есть следующая ступень это, условно, «Первый канал»?

— У меня с «Первым каналом» связано много стереотипов, если я скажу что следующая ступень он — то совру. Для меня следующая ступень — это свой издательский дом.

— Зачем тебе собственный издательский дом, если ты был главным редактором Look At Me, а теперь «Афиши»?

— Есть создатели Look At Me, и в любом случае для этого сайта они останутся самыми важными, самыми главными, и это абсолютно нормально. Если внутри Look At Media сделать свой продукт, он все равно будет принадлежать издательству. К тому же, понятно, что через 10 лет все будет настолько другим, что, возможно, и не издательским домом будет называться, а как-то еще. Я просто считаю, что на глупую идею будет правильнее в какой-то момент самому найти деньги, самому все придумать, создать и начать делать это.

— Ты будешь самым молодым в «Афише»?

— Странно, что так много разговоров о возрасте — Илья Красильщик в 21 стал главным редактором «Афиши», и это было давно.

— Хорошо, но вот сейчас в «Афише» ты будешь главным, а твои подчиненные многим старше и авторитетней. Вот как ты будешь помыкать Зельвенским, например?

— Ха-ха, мои приоритеты и задачи сейчас таковы: сначала придумать, как помыкать Зельвенским, а потом уже заняться всей остальной «Афишей». Честно, я просто не интересуюсь возрастом. Я не собираюсь заходить в редакцию типа: «Сколько тебе лет? Ты уволен!». 2014 год же — неважно, какой у тебя возраст.

— А за реакцией на свое назначение в «Афишу» следишь?

— Да, конечно. Это же прекрасная социальная игра. Захожу на blogs.yandex.ru и смотрю, насколько отвратительные посты пишут обо мне.

— И что пишут?

— «Слабоватенький, не потянет».

— Как думаешь, почему выбрали именно тебя?

— Честно, у меня нет вопроса «Почему я?». Мне интересно, чего от меня ждут. Скорее всего, ждут, что я могу по-настоящему все изменить.

— Именно поэтому они предпочли призвать тебя, человека со стороны, а не довериться кому-то, кто уже давно работал в «Афише»?

— Да, мне кажется, это связано с попыткой освежить «Афишу». Лично мне всегда нравился журнал, но год назад мне показалось, что «Афиша» начала уставать. Возникало много «листингов» вроде «Главное в искусстве», «Главное в литературе», «История российской рекламы». А на новую территорию заходить не удавалось. Как в таком случае освежить журнал? Взять нового человека.

— Как ты вообще относишься к моде? Ты как журналист создаешь ее или анализируешь?

— Мне интересно, почему происходит то, что происходит прямо сейчас.

— А что происходит сейчас?

— Ну, к примеру, сейчас люди живут в постоянном ощущении экономического кризиса. Деньги интересуют всех, без них мы не можем поесть, заплатить за квартиру, поэтому условные биткоины так всех заинтриговали год назад.

— А кто эти все? Не люди же за соседним столом? (Там пьют пиво и едят пирожки полицейские.)

— В моем придуманном мире я могу сесть к людям за соседний стол и заинтересовать их этим. Люди вообще во всем заинтересованы, просто они не знают об этом. К тому же, это определенный вызов — ты берешь что-то совершенно, на первый взгляд, неинтересное и придумываешь, как объяснить, что это важно сейчас обсудить.

— Получается, что ты объясняешь каждому конкретному человеку, почему это важно, почему это касается его, просвещаешь его — и таким образом тебе начинает казаться, что делаешь что-то важное сам?

— Это действительно важное дело. Есть шум, из которого нужно достать информацию, сделать людей более сознательными, чтобы они реально понимали, что происходит вокруг.

— Но ведь и «Афиша», и Look At Me на самом деле далеки от того, что реально происходит вокруг.

— Я не согласен. Я постоянно делаю реалити-чек: что на самом деле вокруг происходит.

— Но тем не менее это же локальная история, у которой 5 героев и 25 читателей.

— За два года работы в Look At Me я постарался расширить этот круг.

— Получилось?

— Думаю, что да. Это стратегический ход, такой задел на несколько лет вперед. Ты не можешь просто взять и сразу заинтересовать всех, но ты можешь подбираться к людям. К примеру, когда умер Калашников, мы суперкруто отработали тему СССР, что довольно необычно для условного модного сайтика. И потом продолжили про историю говорить.

— И тем не менее все это междусобойчик. И «Афиша», и Look At Me, и W→O→S — междусобойчик, который реально ни на что не влияет.

— Мне кажется, что междусобойчик — это старая парадигма. Ну вот серьезно, тебя много лет обвиняют в междусобойчике, и ты такой «ага, точно». И начинаешь в этой же парадигме думать — все, ничего не сможем. А когда немаленькое сообщество что-то меняло? Активные чуваки, которые что-то делают, всегда оторваны от общей массы людей, от абстрактного большинства. Большинство, 140 млн россиян — это просто строчка в Wikipedia. В конце концов, если говорить про Look At Me — мы влияли на выбор профессии людей, на их представления о реальности. Да, ты можешь меня спросить, насколько это представление о реальности может помочь, если ты живешь в России. Я думаю, что может. За все то время, что мы здесь живем, — несмотря на то что сейчас происходит что-то не очень хорошее — на самом деле многое изменилось. Понятно, что речь не только о потребительских радостях. Мы задумались о свободе, понимании и осознании своих прав. В общем, если про большинство думать в контексте маленьких компаний и реальных людей, ты понимаешь, что вот они что-то менять могут, а 140 млн человек ничего не могут, кроме того чтобы быть большой цифрой.

Спор

Отвечая на вопрос о том, кому на самом деле все это нужно, Даниил отметил, что вот это конкретное интервью вряд ли заинтересует читателя и 2000 просмотров — это его максимум. Мы с радостью бросили вызов новому главному редактору «Афиши» и поставили на кон 100 руб. По нашим скромным подсчетам, этот материал должен собрать 8000 просмотров, не меньше.

— Что вообще объединяет всех этих людей, которые беспокоятся о свободе и надеются на велодорожки? Можно ли это меньшинство, эту компанию назвать сильной? Не является ли все это побегом от реальности, пускай и симпатичным, но заранее обреченным на провал?

— Объединяет людей, которые заботятся о велодорожках, что они средний класс и живут в городах-миллиониках. Побегом от реальности является то, что мы почему-то вообще решили обсуждать устройство общества в примитивных определениях. Очень просто привязаться к велодорожкам и Парку Горького, но get over it, идем дальше. У нас много дел впереди. Нах§$ дорожки и обсуждение фильма «Срок» в очередном посте в Facebook. Всегда не любил общественные дискуссии на сотни комментариев, а ты меня заставляешь в очередной раз в нее вступать. Ты разочаровался в чем-то, вот? Я — нет. Считаю, что все, что с обществом произошло, — крутой опыт, его надо осознать каждому.

— Но разве ты сам не участвуешь в общественных дискуссиях и спорах на фейсбуке?

—  Я завел ЖЖ в 2005 году и много лет разбирался с собой. Вот, к примеру, сначала писал маленькими буквами с многоточиями после каждого предложения, а потом понял, что это идиотизм, и я не только так не говорю, но и не думаю так. И что многоточия с маленькими буквами и общая «поэтичность» блога — это просто способ понравиться кому-то, а нравиться нужно в первую очередь себе. То же самое с общественными дискуссиями: в Facebook невозможно говорить на серьезные темы, давайте уже договоримся все, что серьезные темы можно обсуждать или в закрытых группах, или в личных сообщениях. Вообще, мне очень нравятся таймкиллеры вроде приложения Secret, но я раз в неделю себя проверяю — на что я потратил время бесполезно? И удаляю все аддиктивные игры, приложения и тому подобное.

— Если все-таки вернуться к предыдущей теме... Тебе не кажется, что и Look At Me, и W→O→S, и в меньшей степени «Афиша» — это все-таки арт-проекты или в лучшем случае публицистика, хотя, скорее, просто кружки по интересам. Но все-таки не журналистика. Журналистика — это взять и поехать на войну.

— Журналистика все-таки разная бывает. Существует культурная журналистика, и она для меня немногим отличается, к примеру, от военной журналистики. Да, военный корреспондент гораздо более героическая профессия, чем колумнист и обозреватель моды, но все это журналистика. При этом ты всегда должен понимать, как сделать так, чтобы твой злободневный материал не оказался для тебя последним. Ну что, выходит, что я углы сглаживаю?

— А ты сам думаешь, какой ты?

— Хороший вопрос. У меня были две поры в профессиональной жизни. Сначала — когда я был бешеным. То есть если в редакции мне что-то не нравилось, я мог бросить ноутбук об пол.

— Такой «Дьявол носит Prada»?

— Нет, «Дьявол носит Prada» — это когда ты начальник, а когда ты просто редактор — это не «дьявол», а просто какой-то псих. Потом у меня довольно сильно изменились взгляды на это все. Я вырос. Понял, что все нужно по-другому воспринимать. По-идиотски прозвучит — но я за сознательность. Мое кредо — это попытка осознать и каким-то образом разобраться. Как профессионал я всегда выступаю за цивилизованный диалог, за изучение.

— То есть в драке ты пойдешь всех разнимать и устраивать цивилизованный диалог?

— Да, попытаюсь разнять. Не уверен, что это привлекательно звучит, но этого сейчас многим не хватает.

— А кто он вообще — идеальный современный молодой человек?

— Насчет идеального не знаю, но универсальный рецепт — это как-то соединить детскую любознательность и дотошные поиски истины. Ну, это молодость и есть, наверное.

— С какими своими слабостями ты борешься?

— В первую очередь борюсь со своим незнанием. Я в школе, к примеру, не любил историю, потому что у нас была такая пожилая, очень добрая, но невыносимо скучная учительница. А не знать историю — это ужасно хреново, особенно в мире, где тебя очень легко обмануть. Вот теперь слушаю многочасовые подкасты Hardcore History и наверстываю. Не любить историю — это поверхностность и необразованность. Или вот, главная моя болезнь и многих сегодня — это синдром дефицита внимания. Усугубляется сотнями и тысячами оповещений о том, что происходит во всех твоих соцсетях, мешает думать и превращает в истерика, который целый день в делах, но в итоге ничего так и не сделал. Это нужно просто понять и отключать это все. Нужно заставлять себя делать медленные вдумчивые вещи.

— Тебе не кажется, что это все немного детское — привязанность к оповещениям как к чему-то сладкому, капризные требования, при этом нежелание или лень что-то глубоко изучить самому. Как будто бы в нашем поколении сплошные инфанты либо страшные одноклассники из соцсетей?

— Ну, если с прошлым сравнивать, практически все сегодня детское. Раньше концепции детства вообще не было. Научился ходить — работай. Так что-то, что сегодня 30-летние смотрят клипы Майли Сайрус и размышляют какую приставку купить, а офисы корпорации Google похожи на детскую площадку — это естественный ход вещей.

— Кстати, когда ты сам думаешь заводить семью и думаешь ли ты вообще об этом?

— Сложный вопрос. Я появился у молодых родителей, хиппи, и, понятно, что в связи с этим было много, скажем так, проблем. Если возвращаться к детскости — мне кажется, они были не менее инфантильными и без оповещений, троллинга в «Фейсбуке» и так далее. Зато папа с мамой были моими друзьями.

— Хиппи?

— Да. Конец 80-х, такие совершенно восхищенные всем вокруг (точнее, наверное, собой и друзьями); люди, которые живут в странный промежуток времени, когда ничего не понятно. Кстати, абсолютные хипстеры, если так подумать: мама хотела стать дизайнером одежды, а папа писал стихи, играл в группе, в общем, развлекался. Творческая интеллигенция, наверное. При этом у них были небогатые родители, поэтому каким-то образом приходилось зарабатывать, продавать пластинки на Арбате, работать в библиотеке. Ну, и я под ногами бегал. Я бы не хотел раньше 35-ти задумываться о детях. Хочется сделать их счастливыми, а сегодня моя голова забита в первую очередь работой, и места для них, в общем, совсем нет.

— То есть на первом месте работа. Но какую отдачу ты от нее получаешь?

— Ну, кроме того, что это способ что-то хорошее и заметное сделать, через работу я понимаю, кто я такой. Это же не только рабочие моменты, это и моральный выбор. Хочу удовлетворить свои амбиции и стать кем-то. Ну и — это сейчас прозвучит как будто я нью-эйджер — но я действительно хочу сделать мир лучше и, конечно, таким образом лучше себя. Гармоничней и спокойней.

— Сейчас ты спокоен?

— Пока не очень.

— Переход в «Афишу» делает тебя счастливее?

— Конечно. Каждый мой шаг делает меня счастливей. Отличный идиотский пинг-понг вопросов-ответов у нас тут вышел.