Плоды Мичурина, питомцы садовода,
Взращенные усильями народа,
Распределенные на кучи и холмы,
Как вы волнуете пытливые умы!
Как вы сияете своим прозрачным светом,
Когда, подобные светилам и кометам,
Лежите, образуя вокруг нас
Огромных яблоков живые вавилоны!
Кусочки солнц, включенные в законы
Людских судеб, мы породили вас
Для новой жизни и для высших правил.
Когда землей невежественно правил
Животному подобный человек,
Напоминали вы уродцев и калек
Среди природы дикой и могучей.
Вас червь глодал, и, налетая тучей,
Хлестал вас град по маленьким телам,
И ветер Севера бывал неласков к вам,
И ястреб, рощи царь, перед началом ночи
Выклевывал из вас сияющие очи,
И морщил кожицу, и соки леденил.
Преданье говорит, что Змей определил
Быть яблоку сокровищницей знаний.
Во тьме веков и в сумраке преданий
Встает пред нами рай, страна средь облаков,
Страна, среди светил висящая, где звери
С большими лицами блаженных чудаков
Гуляют, учатся и молятся химере.
И посреди сверкающих небес
Стоит, как башня, дремлющее древо.
Оно — центр сфер, и чудо из чудес,
И тайна тайн. Направо и налево
Огромные суки поддерживают свод
Густых листов. И сумрачно и строго
Сквозь яблоко вещает голос бога,
Что плод познанья — запрещенный плод.
Теперь, когда, соперничая с тучей,
Плоды, мы вызвали вас к жизни наилучшей,
Чтобы, самих себя переборов,
Вы не боялись северных ветров,
Чтоб зерна в вас окрепли и созрели,
Чтоб, дивно увеличиваясь в теле,
Не знали вы в развитии преград,
Чтоб наша жизнь была сплошной плодовый сад, —
Скажите мне, какой чудесный клад
Несете вы поведать человеку?
Я заключил бы вас в свою библиотеку,
Я прочитал бы вас и вычислил закон,
Хранимый вами, и со всех сторон
Измерил вас, чтобы понять строенье
Живого солнца и его кипенье.
О маленькие солнышки! О свечки,
Зажженные средь мякоти! Вы — печки,
Распространяющие дивное тепло.
Отныне все прозрачно и кругло
В моих глазах. Земля в тяжелых сливах,
И тысячи людей, веселых и счастливых,
В ладонях держат персики, и барбарис
На шее девушки, блаженствуя, повис.
И новобрачные, едва поцеловавшись,
Глядят на нас, из яблок приподнявшись,
И мы венчаем их, и тысячи садов
Венчают нас венчанием плодов.
Когда плоды Мичурин создавал,
Преобразуя древний круг растений,
Он был Адам, который сознавал
Себя отцом грядущих поколений.
Он был Адам и первый садовод,
Природы друг и мудрости оплот,
И прах его, разрушенный годами,
Теперь лежит, увенчанный плодами.

Жил малыш. 
Когда он выходил на свою ежедневную прогулку, и оглядывался вокруг, 
то на что бы он ни смотрел 
с жалостью, любопытством, страхом или любовью, 
он становился этим предметом, 
и это предмет становился частью его 
на один день или на одно мгновение дня, 
...на целый год или на циклы тянущихся лет. 

Ранние незабудки становились частью малыша, 
И трава, и красивая герань, и клевер, 
и маленькие колибри, 
и мартовские ягнята, и поросята с розовыми грудками... 
кобыла с жеребятами, смеющиеся толпы во дворах, 
люди у скользкого входа в пруд, 
любопытные рыбки среди темно-зеленых камней, 
и водяные мельницы с тяжелыми 
стальными верхушками... 
все становилось частью этого малыша. 

И апрельские и майские полевые всходы 
становились малышом... 
и зимняя пшеница, 
и светло-каштановые кукурузные ростки, 
и съедобные коренья в огородах, 
и яблони, и цветы яблонь, 
и сочные яблоки, падающие с веток... 
и лесная малина... и подорожник; 
и старый пьяница по дороге домой 
из таверны, где он недавно лежал без памяти, 
И торопливая учительница... и дружелюбные дети, 
и грустные дети... и аккуратные девочки-горожанки... 
и все изменения в городах и селениях, 
куда бы он ни шел. 

И даже родители малыша — мужчина, зачавший его, выстрелив отцовской смесью 
среди ночи... и женщина, выносившая малыша в своей сумке 
перед тем, как он появился на свет... 
они дали ему гораздо больше этого, 
и давали ежедневно... и они, и то, что исходило от них 
становилось частью малыша. 
Его мать... и тарелки, и блюдца, поставленные 
на обеденный стол, 
Мать... и потоки прекрасных слов... 
и чистая косынка, и фартук, 
и здоровый материнский аромат, 
отлетавший от ее волос и платья 
когда она проходила мимо; 
Его отец: сильный, мужественный, независимый, 
строгий, рассерженный, несправедливый, 
и удар, и окрик, и просьба, и заманчивая 
ложь, 
И предметы домашнего обихода, и разговор, и лавка старьевщика, 
мебель... и желания переполненного сердца, 
Любовь неподкупная... и чувство неизменной реальности, 
мысли о том, что и это только мечта, 
Сомнения днем и ночью, желание 
узнать «как это?» и «что это?»... 
Существует ли то, что кажется реальным 
или это только вспышки и искры? 
Мужчины и женщины на дорогах, 
если не вспышки и искры, 
то тогда кто? 
И сами дороги, фасады серых домов... 
товары на широких витринах, лица, 
телеги, причалы, толпы на переправах; 
Вид деревни, когда солнце падает 
за зеленый холм... вереницы изломанных рек... 
И тени... и лучи света в гущах летних дождей... 
свет, падающий на крыши... и белая и коричневая 
черепица... 
очертания, отсветы, силуэты; 
шхуна неподалеку, уходящая с отливом... 
лодка на мели среди береговых камней, 
Бег и танец темно-синих волн — растерянный всплеск, 
и красочные облака... и багровая мачта, 
оставленная кем-то словно в одинокой 
бесконечной грезе; 
склон горизонта, сизый пеликан на фоне солнца, 
сгустки ила в аромате соленых водорослей; 
все эти явления и кажущиеся явления, да, 

Все это становилось частью малыша, который 
ежедневно выходил, 
и впредь будет выходить ежедневно, 
становилось собственностью малыша, будь то 
он или она, 
кто гнался за всем этим 
день за днем, час за часом — 
всегда. 

Пер. К.С. Фарая

 Оригинал здесь