Государственная измена Светланы Давыдовой: мнение правозащитников

Опасный прецедент и уникальный судебный случай

Жительница Вязьмы Светлана Давыдова была задержана 21  января  по подозрению в государственной измене. Якобы еще в апреле 2014 года женщина — на основании подслушанного телефонного разговора и ощущения, будто соседняя военная часть опустела — сделала вывод, что кадровых военных отправляют на Донбасс, о чем и сообщила в посольство Украины. В данный момент мать семерых детей находится под стражей в лефортовском СИЗО и ей грозит от 12 до 20 лет тюрьмы. ВОС поговорил с правозащитниками и будущим адвокатом обвиняемой Иваном Павловым о том, что такое государственная измена и чем приговор Давыдовой грозит всем нам.

Насколько дело Светланы Давыдовой уникально?

Иван Павлов (адвокат, председатель совета Фонда свободы информации):
Это достаточно уникальный случай. Очевидно, обвинители пытаются опробовать нововведения 275 статьи, которые были добавлены в ноябре 2012 года.

Дмитрий Гудков (лидер движения «Молодые социалисты России», независимый депутат Государственной Думы ФС РФ VI созыва):
Безусловно, уникально. Такого беспредела циничного со стороны властей я еще не встречал. Мы привыкли, когда ущемляют права граждан, но это просто зверство. Посадить мать семерых детей, у которой маленький грудной ребенок, — это неслыханно! Светлана Давыдова к секретной информации никакого доступа не имела. Она не может быть признана виновной, ее сообщение — это слухи и домыслы. Давайте попробуем рассуждать логически. Недавно я писал Министерству обороны, спрашивал, не участвует ли Россия в войне, мне ответили, что нет. Значит, «сообщение» Светланы Давыдовой — неправда. За слухи нет судебного наказания.

Генрих Падва (российский адвокат, заслуженный юрист Российской Федерации, защищал интересы Михаила Ходорковского, Анатолия Сердюкова): Я с подобным еще не сталкивался. Оно удивительно тем, что если ее обвиняют в государственной измене, то признают факт нахождения российских войск в зоне боевых действий. А если же они утверждают, что их там нет, тогда это дело о клевете, а не о государственной измене.

Виктор Келлер (правозащитник, общественный деятель): Все очень странно. Во-первых, обвиненные в госизмене сидят во внутренней тюрьме ФСБ на Лубянке, а не в СИЗО «Лефортово». Откуда она узнала? Подслушала телефонный разговор солдата в маршрутке? Ни один человек в армии, за исключением командира, не знает, куда направят состав, — об этом становится известно в последний момент. Также сомнительно, как эта женщина могла увидеть, что войска вывели из части? Через колючую проволоку? Чтобы говорить о выводе войск, надо быть в самой части, но как бы она туда попала? Вижу в этом несоответствие. Мне кажется, это обычный вброс, возможно, провокация. Стоит дождаться результатов медэкспертизы этой женщины, тогда все встанет на свои места.

Есть ли в этом деле состав преступления?

Сергей Пашин (заслуженный юрист России, инициатор введения в стране суда присяжных, профессор кафедры судебной власти и организации правосудия факультета права НИУ ВШЭ): Для этого надо сначала изучить материалы дела. Потому и ведется следствие. Те данные, которые я изучил, говорят о малой вероятности обвинительного приговора. Но тот факт, что дело ведут, так сказать, квалифицированные правоохранительные органы, ФСБ, усложняет видение этого дела.

Иван Павлов: Я рассчитываю участвовать в этом деле как защитник. И как настоящий защитник, как хороший адвокат, я обязан отстаивать интересы своего клиента. Но все же хочу заметить, что это дело несостоятельно не только с юридической, но и с моральной точки зрения. Предъявлять такое обвинение матери семерых детей! Забирать кормящую мать под стражу! Разве это нормально?

Дмитрий Гудков: Нет, это только больному в голову могло прийти. За слухи и домысли нет наказания в Конституции РФ. К тому же каждый человек имеет право на безопасность. Согласно Конституции, если в моем городе осуществляется движение войск без решения президента, я как гражданин могу об этом заявить, это мое право на безопасность.

Что такое государственная тайна? Все, что мы говорим о России, — это тайна?

Сергей Пашин: Существует закон о государственной тайне, в котором прописано, что входит в это понятие, и закреплен порядок засекречивания сведений. Те, кто имеет к ней допуск, вовсе не простые граждане. Но тут же о другом дело. Государственная измена и разглашение государственной тайны — разные вещи. Дело о разглашении государственной тайны подлежит специальному судебному разбирательству.

Почему журналистов, которые писали о похоронах десантников или о наших войсках на Донбассе, не обвиняли в разглашении тайны, а простую женщину обвинили?

Иван Павлов: Хороший вопрос. Наверное, только ленивый не говорил об отправке наших войск на Донбасс. Тема участия России в этом конфликте наверняка звучала в каждой квартире, на каждой кухне. Но, однако, выбрали слабую женщину. Наверное, хотели слишком слабого противника, чтобы сопротивления меньше было. А ее теперь защищают не только адвокаты, но и общество. 

Дмитрий Гудков: Я не знаю, но есть версия (и она обсуждается в Думе), что дело завели специально, чтобы вызвать резонанс, напугать всех. Такой ход власти, чтобы предотвратить обсуждения в соцсетях подобной информации. Чтобы человек лишний раз задумался. Это акт устрашения, чтобы все придерживались официальной версии.

Сергей Пашин: Мне трудно сказать, на самом деле, нужно быть в курсе, какие сведения были разглашены. Также следует помнить, что существует свобода прессы. А если простая женщина получила каким-то образом некие данные и добровольно передала их в посольство другой страны, то тут есть уже умысел.

Каким будет исход дела Давыдовой по вашей оценке?

Дмитрий Гудков: Понятия не имею. Но если мы сейчас проглотим это, то в дальнейшем получим в сто раз хуже. Нужно требовать от депутатов, выходить на митинги в поддержку Светланы Давыдовой, надо, чтобы СМИ писали об этом. Нельзя, чтобы общество это игнорировало. Потому что сегодня это Давыдова, завтра Иванова, Петрова — неважно. Это не вопрос «мне плевать / не плевать». Любой может оказаться на месте Светланы Давыдовой.

Сергей Пашин: В нормальных условиях у этого дела слабая судебная перспектива. Нервы, конечно, этой женщине потреплют, но, может, этим все и обойдется. В любом случае, даже если будет обвинительный приговор, если будет амнистия, она (как многодетная мать) спокойно под нее попадет. Но случай может послужить опасным прецедентом, если суд вынесет обвинительный приговор.