Как научиться говорить на гендерные темы?

Дело о «телочках»: внутригрупповой конфликт против межгруппового

Дело о «телочках»: внутригрупповой конфликт против межгруппового

Автор: Михаил Пожарский

В рубрике «Нас не спрашивали» могут высказаться все приятные люди. Опостылевшие медиа, возмутительные стартапы, потерявшие стыд политики — всем рано или поздно воздастся. Коротко. Субъективно. Жестко.

Глядя на разгоревшийся на днях сексистский скандал и другие аналогичные, задаешься вопросом: почему разговоры о феминизме и равноправии для женщин так часто скатываются в безобразную ругань? Ну ведь действительно, гендерными спорами можно иллюстрировать разделы учебников, посвященные разбору логических ошибок, с упором на ad hominem и ad populum. А что совсем уж редко можно увидеть, так это качественную аргументацию и отсылки к каким-либо научным данным — эмоциональной насыщенности сопутствует полная бессодержательность.

Но благо биологами, психологами и прочими скучными, далекими от газетных дискуссий людьми накоплено немало интересных данных о взаимоотношениях полов. И так случилось, что именно они могут ответить на вопрос, поставленный выше. 

Научные теории, в которых речь идет о разнице социальных ролей мужчин и женщин, базируются на том, что эти роли были сформированы очень давно в процессе биологической эволюции. Миллионы лет назад отбор направил древних гоминид по пути увеличения объема мозга, и заплатить за это пришлось самкам — тяжелыми родами (ребенок рождался с большой головой) и необходимостью оберегать беспомощное потомство на протяжении долгого времени.

Самцы же были заняты такими важными делами, как добыча пропитания и войны с соседями: более сплоченные группы лучше охотились и лучше воевали. А в случае проигранного конфликта с соседями мужчин, в отличие от женщин, ожидала гибель. Так естественный отбор сформировал в мужчинах необходимость быть сплоченной бандой агрессивных захватчиков, готовых драться до последней капли крови.

При этом агрессия внутригрупповая должна была быть строго ограниченна, иначе о слаженных групповых действиях можно было забыть. К этому можно добавить, что по линии снижения внутригрупповой агрессивности самцов направлял и половой отбор: согласно популярной теории антрополога Оуэна Лавджоя, самки предпочитали спокойных и надежных кормильцев непостоянным и агрессивным доминантам.

Мозаика складывается, если предположить, что роль миротворца, сдерживающего внутригрупповые конфликты, отбор отвел именно женщинам. Это подтверждают наблюдения за шимпанзе (нашими ближайшими родственниками в семействе гоминид): самцы объединяются в банды и устраивают рейды к соседям, тогда как конфликтующих внутри своей стаи часто разнимают именно высокоранговые самки.

Подобное можно наблюдать и у сапиенсов — достаточно зайти в нужный район в позднее время и можно увидеть, как группы самцов вступают в противоборство, а самки бегают вокруг с криками: «Вася, не надо!» Однако ученым таких наблюдений мало, и они продолжили исследования.

Например, ученые британского Кентского университета провели такой эксперимент. Двум разным группам студентов говорили, что они являются гражданами воображаемого государства и им нужно выбрать президентом мужчину или женщину. Но в одном случае уточняли, что страна ведет войну, а в другом — страдает от внутренних беспорядков. Большинство (91%) в первой группе предпочитало президента-мужчину, во второй (75%) — женщину. В другом эксперименте студентов одного английского университета рассаживали в отдельные комнаты. Одним говорили, что их группа примет участие в соревнованиях между университетами, другим — что соревнование пройдет в рамках альма-матер. Затем требовалось выбрать капитана команды. Результат также подтвердил, что людям свойственно выбирать лидерами мужчин, если они готовятся к межгрупповым конфликтам, и женщину, если к внутригрупповым.

Эти и другие эксперименты описаны в двухтомнике Александра Маркова «Эволюция человека», который автор статьи советует прочитать всем.

Но наиболее интересным оказался эксперимент, проведенный в 2008 году: участников просили оценить видеозаписи интервью кандидатов на работу — мужчины и женщины. Оба кандидаты были профессиональными актерами, отрабатывающими следующие роли: разгневанный мужчина, разгневанная женщина, грустный мужчина, грустная женщина. Здесь хорошо проявились гендерные стереотипы. Банк симпатий сорвал разгневанный мужчина, за ним следовала грустная женщина. А вот грустный мужчина и разгневанная женщина вызывали явное неодобрение.

Такое стереотипное мышление чудесно укладывается в изложенную выше теорию. Для мужчины грусть — проявление непозволительной слабости, тогда как гнев — демонстрация готовности идти громить соседнее племя. А вот женщины не ходили громить соседнее племя, следовательно, женский гнев имел лишь одно деструктивное направление — на собственную группу. Отсюда и стереотипы, которые можно обнаружить практически в любой традиционной культуре: ведьма (вносит разлад, качает права) и мудрая женщина (что-то вроде высокоранговой самки шимпанзе, которая разнимает дерущихся оболтусов мужского пола).

Впрочем, все эти результаты с тем же успехом можно приписать воздействию культуры, ведь всем участникам экспериментов наверняка вдалбливали в детстве, что «мальчики не плачут», а «девочки не дерутся». Однако даже эволюционные истоки поведения не означают его принципиальной неизменности. Например, о межгрупповой вражде или ксенофобии биологам известно гораздо больше, вплоть до биохимических механизмов, но даже это успешно лечится при помощи хорошего воспитания.

Главное, что с помощью этих данных можно объяснить, почему практически любой разговор о феминизме быстро превращается в безобразную ругань. Ведь обложкой феминизма остается разгневанная женщина.

Представим, что некая социальная группа за что-нибудь борется: за восьмичасовой рабочий день или за права рыжеволосых — неважно. Главное, что в состав группы входят мужчины и женщины: в глазах наблюдателей разгневанные мужчины выглядят скорее положительно. Но при виде одних только разгневанных женщин включается стереотип — они вызывают антипатию уже просто потому, что они разгневанные женщины (это касается и наблюдающих со стороны женщин, ведь гендерный состав участников в описанных экспериментах был 50/50). Там, где к требованиям мужчин могут отнестись с пониманием, феминисток разом записывают в склочные бабы, все проблемы которых — от недостатка секса и мужского внимания.

Еще одним важным наблюдением в эксперименте было проявление «фундаментальной ошибки атрибуции» (подробно о ней в одной из предыдущих статей). В отношении разгневанного мужчины наблюдатели полагали, что причиной его настроя являются внешние обстоятельства, а вот разгневанной женщине сразу приписывали качества — такая вот она, значит, по характеру склочная баба. 

Но одна из модификаций эксперимента продемонстрировала, что оценка разгневанной женщины резко менялась в сторону позитива, стоило лишь добавить пояснения того, что именно ее так разозлило. Таким образом, для того чтобы быть услышанными, женщинам нужно тратить дополнительные усилия на объяснения и прочие доказательства того, что они не ведьмы.

Все это можно часто наблюдать на практике: когда протестуют мужчины или смешанные группы, общественная реакция подразумевает поиск причины их недовольства. А какая реакция обычно следует за чисто женским протестом? Поиск качеств характера: остроумные комментарии о внешности протестующих, качестве сексуальной жизни, наличии детей и тому подобное.

В общем, быть феминисткой сложно.

Нужно иметь железные нервы, чтобы каждый раз продираться через стереотипы и доказывать, что у вашей позиции имеются причины (и это вовсе не «недотрах»). И, что немаловажно, доказывать приходится и другим женщинам, которые искренне недоумевают, зачем все это нужно, если можно с выгодой для себя отыгрывать традиционные женские роли (напомню, что типаж «грустной женщины» занял второе место после «разгневанного мужчины»)?

Неудивительно, что у многих нервы не выдерживают, в результате чего они движутся по пути радикализации. А это создает петлю обратной связи: чем радикальнее становится повестка, тем больше негатива получает в ответ и тем радикальнее становится. В случае необоснованной агрессии репутационная цена ошибки оказывается выше — за саму необоснованную агрессию плюс за то, что женщины. Пример такой ошибки: травля физика Мэтта Тейлора за сексистскую рубашку (впрочем, одна известная феминистка сравнила эту травлю с маккартизмом). В итоге рубашка Тейлора вошла в моду, появилось множество групп поддержки, проклинающих этих склочных баб.

Но во всех таких случаях стоит сделать поправку на описанный выше стереотип: а что было бы, если бы на месте разгневанных женщин оказались разгневанные мужчины? Если бы злосчастная рубашка содержала карикатуры, скажем, на религиозную тематику? Напомню, что даже после убийства французских карикатуристов реакция множества людей сводилась к тому, что «стрелять — это, конечно, плохо, но и чувства задевать нельзя». При виде бородатых разгневанных мужчин мало кому приходит в голову, что это у них связано с недостатком секса или комплексами (что, кстати, не исключено). Напротив, общество начинает фантазировать о том, что у них есть какие-то особые чувства, которые нельзя трогать. Аналогично можно рассмотреть и злополучный твит про «телочек». Будь он на любую другую тему, несущую риск вызвать реакцию множества разгневанных мужчин, — сочли бы эту реакцию чрезмерной?  

Стереотипы плохи тем, что они контролируют нас. Хвост виляет собакой. А должно быть наоборот. Но сама осведомленность о наличии стереотипов дает возможность взять их под контроль. Например, феминисткам можно рекомендовать думать дважды, перед тем как бросаться в атаку, а всем остальным — отдергивать себя всякий раз, когда при виде разгневанной женщины в голове появляются остроумные мысли о ее внешности или сексуальной жизни. Иначе «телочки, недотрах, шовинистические свиньи, насильники» — эта музыка будет вечной.