Будь молотком

Что чувствует гуманитарий, который вынужден заниматься физическим трудом?

Share on Tumblr

Журналист и филолог Екатерина Верхейс несколько лет назад переехала в Бельгию, где сменила не один десяток низкоквалифицированных работ. Ее сегодняшний пост — обобщенные ощущения гуманитария, которого обстоятельства заставили встать к станку.

Лет десять назад я дала зарок, в шутку: фитнесом займусь, только если мне за это заплатят.

В Бельгии мне пришлось сдержать слово и погрузиться в монотонные фабричные упражнения в обмен на евро.

Друзья соболезновали и ужасались, по-видимому, тем же картинам рабства на плантациях Миссисипи, которые одолевали прежде и несведущую меня при упоминании физического труда.

Парадокс, но все мы, выходцы из союза рабочих и крестьян, бываем жуткими снобами, когда речь заходит о работе. Возможно, потому что до реабилитации капиталистического мещанства нам было нечем меряться, кроме IQ. И в общем, надо быть действительно идиотом, чтобы не получить высшее образование, когда его дают тебе бесплатно.

«Образование, — ободряла меня мама, — нужно не для карьеры, а для тебя, чтобы эффективно справляться с любыми жизненными ситуациями».

В главном мама, как всегда, оказалась права.

Учебная программа со временем выветривается из памяти, но методология обработки информации, заложенная в вузе, остается и может выручить не раз. Что бы ни случилось, главное — правильно расставить приоритеты.

Труд не наносит ущерба достоинству и самооценке: «Can generosity bring you humility?» Искренне отдавая себя любой поставленной задаче, невозможно потерпеть поражение. Дайте мне тяпку, отвертку или ершик для унитазов, я не стану тратить драгоценные минуты моей единственной и очень стремительно пролетающей жизни на желчь, презрение, уныние и ненависть, а закончу рабочий день, чрезвычайно довольная прополотой грядкой, собственноручно отремонтированным велосипедом или сияющим толчком.

При этом я твердо знаю, что делает меня по-настоящему счастливой: мое призвание писать. Мне повезло, что удалось сделать его профессией и зарабатывать на хлеб бессовестным удовольствием, когда вокруг столько прекрасных людей только и мечтают, как бы выйти замуж за миллионера или выиграть в лото. Однако, даже когда за него не платят, тихое графоманское счастье всегда при мне: сотни тысяч киви, тетрапаков, кусков сыра сами собой складываются в абзацы; армия колоритных персонажей окружает меня, все плотнее сжимая кольцо.

Редактор фламандской газеты De Standaard Барт Ван Белле написал не одну пламенную колонку о профессиональной этике после того, как подросток-психопат Ким Де Гелдер наведался с ножом в ясли «Страна сказок» — там мирно спала и 15-месячная дочь журналиста. Среди прочего: «Для репортера нет большей удачи, чем оказаться жертвой».

От себя могу добавить: жертвой обстоятельств — тоже.

Даун- и любой сайдшифт при таком раскладе — не пункт назначения, а рабочий материал. Но когда он исчерпан, дальнейшее отклонение от личного курса становится буквально невыносимым.

Во-первых, как и любой профессиональный спорт, физический труд только поначалу укрепляет мышечный скелет. Через пару лет он начинает разрушать его в ускоренном темпе.

23 января 2009 года 20-летний Ким Де Гелдер в костюме Джокера постучался в дверь детского сада «Страна сказок» (коммуна Дендермонде в Восточной Фландрии). Воспитателям он сказал, что приготовил для детей сюрприз. Когда дверь открыли, Де Гелдер ворвался в помещение и начал наносить детям и защищавшим их взрослым удары ножом. Погибло двое детей и одна воспитательница. Де Гелдер происходил из обеспеченной семьи, незадолго до нападения он потерял работу продавца в цветочном магазине

Во-вторых, для успешной монотонной работы очень важно отупеть. Избалованный информационным обжорством и привыкший к активному движению ум просто не способен годами фокусироваться на однообразных манипуляциях руками. Освоив все навыки профессии упаковщика и оператора, я больше не могу бороться со сном у конвейера и постоянно рискую конечностями (не считая того, что в полусне проще упустить из виду брак). Единственный способ вернуть меня к полноценной жизнедеятельности на фабрике — позволить мне разобрать до винтиков по очереди каждую из шести вверенных мне машин и собрать из них роботов, самостоятельно справляющихся с моими обязанностями. А я буду присматривать за ними через интернет.

В-третьих, на бельгийских фабриках я вспомнила, почему никогда не скучала по средней школе, по всем этим дружить против друг друга, жаловаться училке, ныть, ходить за ручку в туалет, изо дня в день хохотать над одной и той же шуткой и добиваться катарсиса в случайном перепихе и попойке. Только теперь моим одноклассникам перевалило за 40, и они растят себе на смену детей, обучая их философии пролетарской ненависти (часть первая: «Знаешь, просто бывают плохие люди», часть вторая и заключительная: «Богатым все можно»).

Тот, кто выбрал неквалифицированный труд, предал свое призвание по самым разным, иногда уважительным причинам.

Дауншифт — самый неудачный День сурка, в котором не существует возможности для роста, но нашлось место износу и смерти.

Ни одна коммунистическая революция не осчастливит пролетария: только принудительное образование, бескомпромиссное иссечение полезного человеческого ископаемого из млекопитающей руды, хоть бы это и был дар виртуозно швырять камешки в реку.

Марк Твен едва ли снискал бы себе славу в веках сократическим диалогом What is Man?. Но в одной маленькой книжке он изложил все то, что теперь пытаются мягко растолковать на многолетних сеансах своим пациентам психотерапевты. «Человек — машина, нацеленная на ублажение своего духа». Только одна машина — швейная, другая — компьютер, третья — молоток.

Осознать свое предназначение — задача номер один. Образование — задача номер два, потому что помогает верно решить первую. И наконец, чтобы справиться с обеими, придется потрудиться. Тут, пожалуй, не помешает вводный фабричный курс. Хотя его с равным успехом заменит спортивная секция.