«Настоящий детектив» как рецепт для российских сериалов

Безыроничный постмодерн и мякоть тьмы в каждый дом

Однажды мы уже представляли, кто из русских актеров мог бы сыграть в «Настоящем детективе» — главном сериале всех депрессивных и творческих. В разгар второго сезона ВОС попросил придумать свои версии русского детектива Игоря Антоновского, профессионального сценариста и автора паблика «Спальные районы страны OZ». В результате мы получили размышления о безыроничном постмодерне и настоящие заявки для сериалов, которые, вполне вероятно, однажды появятся на российском телевидении.

Вот как я стал угрюмым парнем. Еще в 2013 году и шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на очередную остроту. Стены социальных сетей напоминали стены сортира филологического факультета — шутка на шутке, и каждая демонстрирует изящество и эрудицию шутящего. Потом некоторая часть мира свихнулась. Блаженные идиоты по обе стороны военного конфликта нашли себе врагов, а вместе с ними развлечения. Посыпались апокалиптические провидения и повсеместное поминание Гитлера. Стало не до смеха.

Я описываю фон, на котором в 2014 году появился и в 2015-м продолжился сериал «Настоящий детектив». Мы ведь всего лишь фон для сериалов и ничего больше, а они, сериалы, — самые главные, куда более живые, чем мы.

Короче, стало не до шуток. К тому же ничего уже не могло удивить.

Мы по-прежнему жили в постмодерне, хотя уже лет десять произносить этот термин казалось дикой пошлостью. Но что поделать, это был естественный процесс изменения языка — вместо слов нам навсегда в мозг впитывались стереотипы, образы, визуальные символы, из которых, оказывается, можно было строить предложения и абзацы.

Вначале мы смеялись этому. Нам казалось смешным, что из штампов дешевых детективов можно сделать целую историю про двух напарников, спасенных Господом, и неуступчивого боксера, убившего соперника в договорном матче. Штампы превращали такие истории во что-то совсем иное, в истории о нашей культуре и о нас самих. И, узнавая то, что вчера было серьезным, а теперь стало лишь инструментом по созданию новых произведений, мы смеялись. Так смеются младенцы, когда вдруг обнаруживают в себе способность соединять слова.

Когда мы повзрослели, потребовалось, чтобы из знакомых стереотипов нам собирали серьезные истории. В этих историях краски сгущались (во всех смыслах: цветокоррекция позволила творить эстетические чудеса), а эпичность нарастала. Так возник безыроничный постмодерн, воплощенный в сериале «Настоящий детектив».

«Настоящий детектив» вдохновляет. Я слышал множество мечтаний об отечественном аналоге от всех редакторов, продюсеров и соавторов, с которыми мне приходилось работать. Каждому из них грезилось сделать что-то крутое, несмешное, серьезное. Взять лучшее и превратить это в эпос.

Увы, но обычно все идеи, которые мы обсуждали, ограничивались лишь повторением сюжетных линий оригинального произведения, которые из уст моих соотечественников становились очередным ментовским сериалом. Я слушал их и понимал, в чем они ошибаются. Придумывал что-то свое.

Я обнаруживаю на своем компьютере кучу сценарных заявок про русскую Мякоть Тьмы. Собранные из образов и стереотипов прошлого, они ложились на столы различных продюсеров и студий.

«Улицы разбитых фонарей»

Перезапустить «Улицы разбитых фонарей» из-за ряда юридических проблем представляется делом достаточно сложным. Однако если владельцы прав на Ларина и Дукалиса вдруг прозреют и решат все обнулить, отменив все прочие сезоны кроме первого, а также вернуть сериалу мрачность и декаданс, то за русский «Настоящий детектив» вполне сойдет и такой ремейк.

Капитан Ларин грустит, Дукалис простодушно улыбается, Волков молодой и дерзкий, но Мухомор останавливает его в последний момент: эти приятные фрагменты крепко сидят в нашем подсознании. Стоит сохранить лучшее, что было в первом сезоне «Улиц разбитых фонарей», — прекрасную реалистическую лирику, печальную музыку Андрея Сигле. Найти молодых актеров, похожих на ментов, а если надо — дорисовать их сходство на компьютере. Добавить туда цветокорректорской мрачности и выбивающейся из современного сериального поля жестокости.

Пустяковое уголовное дело с убийством элитной проститутки в далеком 1994-м разбивается о высокопоставленные кресла в петербургской мэрии. Спустя много лет, в наше время, старое уголовное дело всплывает в виде компромата в зарубежной прессе. Вчерашним ментам предлагают большие деньги, чтобы рассказать, как все было на самом деле.

Пусть мы увидим настоящую улицу разбитых фонарей — то, что было в названии оригинала красивой метафорой, здесь, по законам безыроничного постмодерна, должно хищно улыбаться стеклянными зубами уличных плафонов в каждом втором кадре.

Пусть Казанова увлекается БДСМ (его может сыграть сын Александра Лыкова, новая суперзвезда Матвей Лыков).

Пусть Дукалис ведет себя, как будто он мем про Дукалиса. А Ларин пусть впервые заплачет по-настоящему от окружающего бессилия.

Пусть на экране дьявольским блеском в глазах мелькнет молодой Владимир Путин (он, конечно, окажется не при делах — так, небольшой эпизод).

Пусть тогда, в 90-е, им помешает разоблачить зверскую банду высокопоставленных бандитов кто-то из федерального центра.

Пусть сегодня, в 2015 году, они вновь объединятся, чтобы не дать компромату на нынешнюю власть утечь за границу.

Пусть их снова кинет и швырнет судьба так, что зритель заскулит от отсутствия хеппи-энда.

Пусть серость петербургского тумана натурально поглотит в конце всех героев, и из него в ларечный Петербург выйдет сам Люцифер и зловеще засмеется, и новые фонари разобьются от его смеха.

«Водка»

Русские менты пьют. Но, увы, в России нет ни одного сериала про мента — законченного алкоголика. А этот канон в эру безыроничного детектива должен быть выведен жирным маркером на отечественных телеэкранах.

Увидев своими глазами страшное и кровавое преступление, которое совершили его коллеги, оперуполномоченный по фамилии Конь до конца не может понять, пригрезилось это ему или же было по-настоящему.

Коллеги утверждают, что никакого преступления не было, и норовят сдать героя на принудительное лечение. Но несмотря на бешеные трудности с алкоголем, регулярные провалы в памяти и девиантное поведение, Коню удается найти разгадку зловещего преступления.

У героя должны быть последняя стадия алкоголизма, натуральная белая горячка (модные спецэффекты и цветокоррекция на галлюцинациях) и характер — настолько невыносимый, что Глухарь по сравнению с ним покажется самой вежливостью.

Пробираясь сквозь собственный делирий, сквозь весь русский дух, какой только возможно, сквозь все русские низы, сидящие плотно в нашем подсознании, — от бомжей до высокопоставленных развратников, от кавказцев и молдавских проституток до сибирских наркоманов, — герой должен идти по следу банды полицейских-маньяков, которые на самом деле ведут его, пользуясь его зависимостью, чтобы рассчитаться по давним счетам.

Такой сериал должен называться емко и просто — «Водка».

Похмельные утра, бодун на задержании, многочисленные преступления, совершаемые самим стражем порядка в алкогольном угаре по пути к разгадке, — все это максимально спрессовано и без тени иронии выражает огромный пласт русского детектива.

Для заинтересовавшихся этой идеей сообщаю, что первые серии «Водки» уже написаны мной и ждут своего времени.

В умирающую русскую деревню приезжает новый участковый. В первый же день его угощают шашлыком со странным привкусом. Во второй при нем хоронят пустой гроб, в котором должен находиться таджикский гастарбайтер, зашедший в деревню на случайные заработки и якобы, по уверениям местного врача, умерший от сердечного приступа.

Деревенский детектив много раз всплывал в русской культуре, начиная от классических историй про Анискина и заканчивая поющим про березки Безруковым. Это всегда был добродушный жанр трагикомедии.

Теперь никаких компромиссов.

Мрачный русский участковый с питбулем, деревня убийц, насильников и бутлегеров. Зловещее преступление. Все жители настроены против. Начальник полиции — сволочь.

Человеческое мясо под колесами зеленой электрички.

Мутный самогон, жирные ляжки деревенских баб, аборт граблями, каннибализм, погони на тракторе.

У русской деревни много страшных сюжетов.

Деревенское кладбище раскинулось глубоко в темный лес.

Живым из этой командировки вчерашний выпускник академии МВД может и не выйти.

Березки здесь шумят исключительно об убийствах, изнасилованиях и свежих кишках в черноземе.

Питбуля зарежут, но подпольная секта каннибалов, существующая в деревне уже несколько веков, будет обезврежена.

На территории провинциального детского дома организуют садистскую секту, которая специализируется на съемках снафф-муви. Русский чернушный режиссер-документалист, узнавший об этом и приехавший снять о секте садистов беспристрастный документальный фильм, сам становится жертвой пыток. Бесстрашная либеральная журналистка, приехавшая писать расследование инцидента для «Новой Газеты», сама открывает в себе садистские наклонности, вспоминает Первую чеченскую войну и ужасы перестроечного нищенского детства, когда ей приходилось работать проституткой.

Перестроечная чернуха — крайне самобытный русский жанр, знакомый и ненавистный каждому, кто в начале 90-х мучился, глядя на отчаянные фильмы, рассказывающие всю правду о нашем непростом обществе.

Взять самое лучшее от канонов чернухи — разбитных дочерей ментов, армейских дедов, садистов-вохровцев, бедность, показанную с садистским натурализмом. От серии к серии безжалостно убивать самых положительных героев, показывать пытки и школьные унижения в детском доме.

На полном серьезе философствовать о сталинизме и мире, в котором правой оказывается только физическая сила и ложь.

Сегодняшние следователи, потомки героев войны, пытаются разоблачить банду потомков фашистских предателей и коллаборационистов, генетически предрасположенных к зверствам и продолжающих дело дедов.

Потомки предателей убивают одного за другим внуков героев, пытаясь отомстить за своих дедов. Фашизм поднимается с колен, Россия идет вслед за ним.

«Улицы разбитых фонарей» когда-то выросли из «Противостояния» Семена Арановича. Гениальный сериал рассказывал о поисках по всему Советскому Союзу предателя и фашистского преступника, когда-то постигшего зло и не сошедшего с этого пути и через много лет после окончания войны.

Фашистское подполье уничтожали в классическом советском вестерне «Никто не хотел умирать» и в самом успешном сериале 2000-х — «Ликвидации».

Тема крайне актуальна, учитывая, насколько россияне до сих пор боятся слова «фашизм».

А может быть, все наоборот — внук предателя будет теперь противостоять внуку героя и дед-предатель окажется не таким уж предателем? А герой — не таким уж героем?

Постановка такого сериала — пожалуй, самая реальная на данный момент возможность воплощения в России безыроничного постмодерна. Тут можно использовать штампы из бесчисленного количества военных и околовоенных фильмов, докручивая их и преломляя о современные технические средства, играть на русском подсознании, наполненном образами Победы.