Георгий Пузенков: «Художники не покупают нефть у банкиров»
Отец и сын Пузенковы против кураторов, Биеннале в Манеже и слова «живопись»
В ММСИ проходит выставка After Reality, на которой известный русский художник из Кельна Георгий Пузенков и его сын Илья представляют результаты своих размышлений над абстрактной решеткой, одним из главных символов искусства XX века. W→O→S поговорил с Георгием о коммерческой стороне его творчества, новом бренде Pusenkoff & Pusenkoff и том, почему у его картин нет сопроводительного текста.
∮
— Это ваш первый совместный проект. Как разделяется труд между отцом и сыном?
— Разделение у нас чисто техническое: стоять вдвоем над картиной или работать в компьютерной программе неудобно. А до этого момента у нас полное единение. Разного рода обсуждения, как и что, какие будут вещи и так далее… Разделение происходит и тогда, когда человек мыслит самостоятельно, внутри своей головы. Но если мы занимаемся брейнстормом, то объединяем наши усилия и идеи и начинаем работать вместе. Что касается техники, тут все понятно, не будешь же ты какой-нибудь видеопроектор вдвоем таскать.
— Вас действительно интересуют компьютерные технологии?
— Момент, когда художник отходит от своего произведения и говорит, что оно закончено, напоминает тот момент, когда ребенку отрезают пуповину. После этого он уже не находится под контролем матери — мать может пытаться его воспитать, конечно, но он полностью от нее независим. Так же когда зритель подошел к картине, ты уже ничего не можешь поделать. Он начинает интерпретировать работу. Конечно, художник может заранее моделировать зрителя с помощью своей работы. Это с точки зрения психологии восприятия.
Задача из курса математики для средней школы
«Отец и сын, работая вместе, покрасили забор длиной 168 м за 12 ч. Если бы отец красил забор один, он выполнил бы эту работу за 21 ч. За сколько часов покрасил бы забор сын?»
Георгий Пузенков живет в Кельне с 1990 года, но регулярно выставляется в России и долгое время сохранял мастерскую в Москве (в 2007-м она сгорела). В 1993 году он создал первую инсталляцию в истории Третьяковки под названием «Стена». А в 2005 году его работа Single Mona Lisa 1:1, уменьшенная до наноразмеров, побывала на борту МКС. Известен не только как художник, но и как теоретик искусства. Его сын Илья закончил Кельнскую академию искусств в 2009 году и занимается по большей части видеоартом, кино и фотографией.
— Ваши работы эффектны прежде всего с визуальной точки зрения, несмотря на то что вы известны как теоретик?
— Момент, когда художник отходит от своего произведения и говорит, что оно закончено, напоминает тот момент, когда ребенку отрезают пуповину. После этого он уже не находится под контролем матери — мать может пытаться его воспитать, конечно, но он полностью от нее независим. Так же когда зритель подошел к картине, ты уже ничего не можешь поделать. Он начинает интерпретировать работу. Конечно, художник может заранее моделировать зрителя с помощью своей работы. Это с точки зрения психологии восприятия.
— Поэтому у ваших картин нет сопроводительного текста?
— Конечно, нет, вместо кураторского текста я пишу, с одной стороны, теорию, с другой — романы или стихи… Это немного другое творчество. А кураторские тексты — белиберда. Белиберда тех, кто не может писать ни картин, ни серьезных текстов. Есть критики, которые являются интерпретаторами творчества. Те люди, которые могут интерпретировать, переведя какой-то литературный жанр в визуальное искусство. А кураторская работа — это смешное занятие. За исключением тех случаев, когда встречаются близкие по духу люди или друзья, как мы с Дмитрием Озерковым (куратор выставки в ММСИ. — W→O→S). Он критик, и я доверяю его глазу. Это же он может сказать обо мне. И это мы обсуждаем как специалисты со стороны, чтобы подкорректировать то, что находится в голове художника, и он это понимает. Вот Биеннале в Манеже на тему «Больше света» тут курировала кураторша из Брюсселя — так это надо рыдать и плакать. Вспомнила, что в России был поэт Маяковский, вырвала цитату по поводу света, растянула на входе, привязала еще к этому каких-то 40 художников. Эти 40 художников вообще не понимают, что они делают. Может, кроме трех, которые реально разбираются в проблеме света. Общая картина никак не складывается. Там все на тему ЭТОГО.
(Оживленно размахивает каменным пенисом, подаренным друзьями к открытию выставки.)
Курт Швиттерс (1887 — 1948) —
немецкий авангардный художник, известный своими Merzbilder — композициями из хлама, среди которых бумажные коллажи и монументальные ассамбляжи из колес, проволок и гвоздей, а также скульптурами и архитектурными инсталляциями из найденных объектов.
— Проекты, связанные с компьютерным моделированием и пиксельной эстетикой, чаще всего делаются в форме инсталляции. Но у вас живопись. Это потому, что она лучше продается?
— Продается все то, что хорошо. Само слово «живопись» нужно отменить, нужно использовать слово «картина», потому что традиция ушла далеко в сторону конструирования объектов, где картина имеет самое разнообразное воплощение. Пионером был Курт Швиттерс, который показал миру искусства, как можно сделать коллажи. А термин «живопись» уводит нас в эпоху импрессионизма.
— Но ведь эти картины созданы вашими руками, а не напечатаны на принтере.
— Это делается не для того, чтобы было лучше продано. А потому, что сила принта убога в сравнении с силой рельефа. (С наслаждением трогает собственную картину.) Это живая вещь, у нее есть своя тень, у каждой линии и бугра. Мы движемся вокруг нее, и картина живет, меняется… Она воздействует на человека так, как не может воздействовать то, что распечатано на принтере. Почему? Потому что искусство, в отличие от остальных занятий человека, может выразить чувство. Чувство, которое ты можешь передать: написать роман или станцевать.
— То есть ваши выставки — это литературные…
— Не литературные, а экзистенциальные, потому что то, что мы делаем, можно интерпретировать. К примеру, наша видеоинсталляция: так течет река времени, потоки мыслей… Но главное — переживание: если зрителю оно передается, то нас это устраивает. Мы это и хотели заложить в зрителя с помощью нашего опыта и структур, чтобы зритель чувствовал воздействие на него формы, придуманной нами. В общую концепцию выставки входят такие параметры. То, что мы видим, — это система образов. Любой фон превращается в какой-то символ. After reality — это релятивная реальность, которую можно по-разному интерпретировать с точки зрения субъектов. Вот в этом зале, например, картины, в которых развиваются идеи Малевича — настоящая беспредметность, в которой каждый видит свое. В другом — идеи Роя Лихтенштейна.
В зал входит Иосиф Бакштейн, Пузенков-старший несколько минут обменивается с ним любезностями. Потом Бакштейн направляется к одной из картин.
— Приход Бакштейна — знак того, что пора завершать интервью…
Что нет. Мы делаем это прежде всего для самих себя. Мне приятно что Йосик пришел, и другие придут, мои друзья и все увидт выставку. Но я не завишу ни от кого.
— Нужно делать все, чтобы быть независимым художником?
— Все, абсолютно все. Главное — то, для чего ты занимаешься искусством. Понимаете, я еще ни разу не видел, чтобы художники покупали нефть у банкиров. Все происходит наоборот, поэтому, если вам нужны деньги, лучше займитесь чем-нибудь другим.
Бонус: Несколько выдающихся творческих союзов отца и сына
Сергей и Федор Бондарчуки
Великая кинематографическая династия интересна не только тем, что сын Федор явным образом хочет идти по стопам великого отца и снимать великое военное кино. Главное — это история сотрудничества. Федор снялся у отца в фильме 1986 года «Борис Годунов» в роли царевича Федора Годунова. Самого царя Бориса играл Сергей Бондарчук, а царицу — его жена Ирина Скобцева. И все это, наверное, для того, чтобы юный Федор не чувствовал себя неуютно на съемочной площадке.
Юрий и Дмитрий Куклачевы
До 13 лет Дмитрий Куклачев не подозревал, что ему суждено продолжить дело отца. Но потом все же тайно поступил в цирковое училище, предварительно скрыв громкую фамилию. Впоследствии Куклачев-сын поставил в театре отца собственные спектакли «Олимпиада кота Бориса» и «Мои любимые кошки». Дмитрий нередко ставит кошачьи трюки для рекламы корма и даже снял два фильма: «Театр и его сказки» и «Только кошки».
Александр и Децл Толмацкие
Именно помощь продюсера Александра Толмацкого сделала возможной становление рэпера Децла как суперзвезды. Выступления на профильных фестивалях, фото на обложке «Птюча» и крутейшие клипы, которые позднее стали классикой YouTube-вечеринок. Но Децл (он же Кирилл Толмацкий) не был просто пешкой в руках отца, ему хотелось самостоятельности. Это положило конец их сотрудничеству с отцом и породило нового рэп-героя Le Truck с гораздо более серьезными, но уже не такими востребованными песнями. Впрочем, сейчас повзрослевший Децл, у которого уже есть собственный сын, переживает творческое возрождение.
Тарас и Остап Бульбы
Вообще-то у Тараса Бульбы было два сына — прямолинейный, но задушевный Остап и тонкий и чувственный Андрий. В коллаборации со своими сыновьями Тарас подбил казачество избрать нового атамана и устроить поход на поляков. Сыновья впитали народную мудрость отца и закалились в боях, но Андрий в самый неподходящий момент (во время осады польского города) предал казачество ради любви прекрасной полячки. Тарас Бульба был вынужден убить предателя. Остап же остался верен долгу и продолжил воевать вплоть до своего трагического пленения и страшной казни.
˟ ˟ ˟
Подпишитесь на нас в социальных сетях