«Хабиби»: комикс как спасение души

История любви евнуха и проститутки языком арабской каллиграфии

Даша Борисенко изменяет «Блогу о чтении», посвященному традиционным текстам. И чтобы рассказать о графическом романе, повлиявшем на нее не меньше классической литературы, влезает на чужую территорию.

Суть архитектуры не в стенах и потолках, а в пространстве, которое она отделяет от внешнего мира, чтобы придать ему структуру и смысл. И точно так же комикс — это не буквы и картинки, а система границ. Есть границы между бабблом и его окружением, границы панелей, наконец — границы двух медиа, текста и графики, взаимодействие которых и составляет ядро жанра. «Хабиби» Крейга Томпсона — история о разрушении границ: между буквами и картинками, мужчиной и женщиной, грехом и добродетелью, традицией и глобализацией. Вплоть до самой болезненной, незыблемой и иллюзорной границы нашего мира — стене между мусульманским Востоком и христианским Западом. Это арабская сказка, которую написал американец, воспитанный воскресной школой.

Девятилетнюю арабку Додолу выдают замуж. Точнее — продают в руки толстопузого писца. Тот немного переживает, что удовлетворяя свою страсть за счет ребенка, наносит девочке тяжелую травму, и чтобы загладить вину, учит ее чтению и каллиграфии. Вскоре мужа убивают разбойники, и так начинаются странствия Додолы, умеющей писать. История той, что знает все истории.

Помните канву «Тысячи и одной ночи»? Шахерезада рассказывает сказки, чтобы избежать казни. Каждую ночь она обрывает историю на самом интересном месте, и султан позволяет жене прожить еще день, ведь он так хочет услышать продолжение. Шахерезада — демиург, а ее судьба — совершенная метафора литературы. Жизнь длится, пока длится рассказ, и мира за пределами языка, обращенного в текст, не существует. Мир «Хабиби» начинается с капли чернил, которая становится рекой слов. Этот мир совершенно безумен: в нем есть гаремы и фабрики, джинны и злодеи-капиталисты, бумажные амулеты и пластиковые бутылки. Он зыбок и изменчив, как вода: Аристотель (а ему на страницах комикса тоже нашлось место) обнаружил бы в «Хабиби» мощную трагедию — переходов от счастья к несчастью и назад тут не счесть. И как в греческой трагедии, вина героев уже в том, что они родились на свет.

Додола берет на воспитание темнокожего мальчика-сироту, шестью годами младше ее, и называет его Зам. Дети поселяются на заброшенной лодке посреди пустыни: Зам добывает чистую воду, Додола — пропитание. Правда, для этого ей приходится отдаваться торговцам посреди пустыни. Судьба разлучает героев: девочка попадает в гарем сультана, а мальчик — в компанию евнухов. Она переживет заключение в темнице, потерю ребенка и годы опиумного забытья, он — кастрацию и превращение в огромное, бесполое и бесформенное существо. Но спустя годы они чудом воссоединятся и будут счастливы. Насколько это возможно, когда вся история твоей жизни — бесконечное изнасилование.

Крейг Мэтью Томпсон известен благодаря комиксам «Прощай, Чанки Райс» (Good-bye, Chunky Rice) 1999, «Одеяла» (Blankets) 2003, «Дневник» (Carnet de Voyage), 2004 и «Хабиби» (Habibi), 2011.

Томпсон вырос в религиозной семье и воспитывался в строгости. Фильмы и сериалы были под запретом. Слушать можно было только христианскую музыку. Единственной его отдушиной стали комиксы, которые публиковались в воскресных выпусках газет. Томпсон с братом были очарованы черно-белыми комиксами 1980-х и техникой, в которой они выполнены. В средней школе Томпсон развлекал себя мечтами о карьере художника или мультипликатора. Во время учебы в колледже начал рисовать комиксы для студенческой газеты. Он описывает свое увлечение так: «Это был род влюбленности. Она удовлетворила все мои потребности. Я смог рисовать карикатуры, чтобы рассказать историю. Но в то же время мог контролировать все и не быть винтиком в некой машине».

В 2003 году TIME назвал Blankets лучшим комиксом года. Роман-автобиография на несколько лет испортил отношения художника с родителями, увидевших в работе сына способ сказать им, что он больше не разделяет их веру.

Над «Хабиби» (от араб. «мой возлюбленный») Томпсон работал несколько лет, с 2004 года.

В арабской письменности различают ряд стилей, или «почерков». Вот четыре распространенных.

Ку''фи, старейший почерк, массивный и угловатый, и его вариации были нужны там, где скорописные малоприменимы. Например, в архитектуре.

На''сх, один из самых распространенных, имеет тонкие линии и округлые формы букв, известен как «копировальный» и используется в книгопечатании.

На''сталик известен как «персидский», так как распространен в Иране и Пакистане.

А стиль сульс применяется для декоративных целей, например, для каллиграмм и фигурных стихов.

Шахерезада складывала сказки в цепочку, чтобы создать свод, метатекст — целый космос маленьких историй. Это напоминает устройство арабского письма. Вязь устроена иначе, чем наша скоропись: буква меняется в зависимости от того, стоит она в начале, середине, конце слова или же отдельно, есть буквы, которые не соединяются со следущими, есть сочетания букв, которые сплетаются воедино, в конце концов, есть слово «Бог», и оно пишется совсем особым образом. Художественная каллиграфия позволяет придавать словам любую форму — от кругов и квадратов до павлинов и городов. Слова все равно будут читаться (хотя тут нужна определенная сноровка) и сохранят смысл — для этого буквам необязательно идти в строгом порядке, к тому же мы и арабы пишем — и, соответственно, мыслим — в противоположных направлениях. Так и сюжет «Хабиби», мягко говоря, нелинеен: разные временные пласты появляются и исчезают, чтобы вернуться спустя сотню страниц, а судьба героев неотделима от тех историй, что Додола рассказывает Заму на ночь.

Ее сказки основаны на сакральных текстах, только в них нет определенности. Кого из сыновей Авраам собирался принести в жертву: Исмаила, как гласит Коран, или Исаака, как настаивает Библия? Важно не только имя, ведь Исмаил пошел на заклание добровольно, а Исаак был обманут отцом. Додола не боится историй, в которых остаются пробелы и сюжет которых ветвится на версии. Главное, что два священных текста сходятся в одном: Бог не дал отцу убить собственного сына, но убедился в силе веры Авраама. И, кстати, мусульмане вспоминают об этом событии в свой самый большой праздник — Курбан-байрам. Только христиане, которые ежегодно возмущаются, что иноверцы ритуально режут барашка, вряд ли задумываются, что таким образом мусульмане почитают тот же подвиг во имя веры, перед которым склоняются и они.

Томпсон собирает простые и достаточно понятные западному человеку элементы арабской культуры — письмо, узоры, математику (структура романа построена на магии чисел и букв) — и внедряет их в глобализированное, «западное» пространство с многоэтажками и конвейерным производством. И умудряется превратить простой комикс в священный текст. Не тот, что он учил наизусть в воскресной школе, лишенный возможности посмотреть мультики и поиграть с друзьями. И не тот, что знал наизусть человек, направивший самолет на башни-близнецы. Религия Томпсона сводится к слову из трех букв. «Хуб» значит «любовь».

Бонус

Еще 5 комиксов об арабской культуре

The 99. Комикс с арабскими супергероями, созданный художником Наифом аль-Мутава. Каждый из героев-подростков носит одно из 99-ти имен Бога. Есть, например, Ас-Самиу – Слушающий, Ас-Самид – Неуязвимый и Аль-Вадуд – Любящий.

Qahera. Серия комиксов об арабской женщине-ниндзя по имени Кахира создает канадская художница Дина Мохамед. Кахира борется с исламофобами и женоненавистниками, защищает обиженных женщин и критикует тех, кто уверен, что сами мусульманки угнетены и беспомощны.

«Алладин». Кроме известного мультика Алладин, студия Дисней выпускала и комиксы по его мотивам. Серьезной привязки к оригинальной сказке в них не было, зато были вариации на тему арабского фольклора.

«Метро». Египетский графический роман, созданный Магди аль-Шафи, стал известен за пределами страны во многом из-за того, что в Египте его запретили.

Журнал Majid был создан в Абу-Даби и может послужить доказательством того, что даже в арабских странах комиксы могут продаваться не хуже текстовых статей.