Традиция изнасилования

Как выдумывают нужные обычаи

Михаил Пожарский размышляет о новом институте принуждения и мусульманских свадьбах в борделях.

Недавно в «Новой газете» появилась история о том, как школьницу Хеду (она же Луиза) из далекого чеченского села угрозами принуждает к замужеству всесильный начальник местного РОВД. Причем не просто к замужеству, а еще к тому, чтобы быть «второй женой», потому что шариат и духовность. Этот шекспировский сюжет быстро добрался до князя Кадырова, который послал верных нукеров на расследование и постановил, что «невеста согласна». Детский омбудсмен Астахов также оказался не против и отмочил теперь уже вошедшую в анналы отечественной политической риторики фразу «есть места, где женщины уже в 27 лет сморщенные».

Итогом истории стала свадьба 17-летней Луизы и начальника РОВД — по разным источникам то ли 46, то ли 57 лет отроду (возможно, просто есть места, где мужчины в 46 лет настолько сморщенные, что им дают все 57?). Съемочная группа одного российского пропагандистского канала выдала бодрый сюжет о свадьбе.

Его стоит посмотреть внимательно. Нет, я, конечно, в курсе, что на традиционной кавказской свадьбе добродетельной невесте предписано выражать радость, глядя в пол и стоя в углу. Но никогда не слышал о том, чтобы традиция предписывала невесте быть белой как стенка и качаться из стороны в сторону, будто вот-вот упадет в обморок. Возможно, это она от счастья, но многие зрители почему-то усомнились. По интересному совпадению примерно аналогичное зрелище нам показали через пару дней в шестой серии новой «Игры престолов», там даже с продолжением.

Тему «второй жены» в репортаже аккуратно обошли, но участники не удержались и все-таки спалились — такое вот безобразие эти ваши социальные сети.

История вызвала бурное негодование. Еще бы, либеральные медиа только-только воспарили душой в прогрессивной западной повестке («объективируют ли телочек рубашки астрофизиков?»), как приходится возвращаться на грешную землю и разбираться с тем, что у нас тут под боком не просто объективируют телочек, а натурально сделали былью «Игру престолов» — Рамзан Болтон и Дхожар Мормонт.

Однако если внимательно читать доклады правозащитников, можно узнать, что произошедшее давно является для Чечни обыденностью. Убийства чести за «неподобающее поведение» (в том числе и за пределами Чечни) — обычное дело. У каждого чеченца есть огромное количество родственников, названия которых в русском языке давно попали в разряд анахронизмов (именуются разом «седьмая вода на киселе»). Помощи от этих родственников дождешься редко, зато они всегда готовы поучить жизни, наказать за аморальность или отнять у нерадивой матери несовершеннолетнюю дочку, дабы продать соседям в рабство. Ну в смысле замуж.

В защиту всего этого уклада и отдельно взятой чеченской свадьбы выступили также и российские поборники традиционных ценностей. Фермеры-сыровары рассказали, как выменивают жену на кобылу у фермеров-овцеводов. Представители Русской православной церкви поведали нам об уважаемой исламской традиции многоженства. В общем, Россия в очередной раз показала себя страной морали и духовных скреп — это вам не какая-нибудь Америка, где президенту устраивают импичмент за связь с секретаршей. У нас чиновники ходят в школы выбирать себе «вторых жен».

Но самое удивительное, что эти бредни про исконные чеченские традиции проглотила и противоположная сторона, которая напропалую бросилась ругать обычай и требовать закона о запрете многоженства. Никому в голову не пришло задуматься, а был ли там вообще такой обычай? Или его просто вчера под шумок придумали?

Потому что именно вчера и придумали. Под шумок.

Здесь можно вспомнить историю колониальной Африки. Например, британский экономист Роберт Аллен («Глобальная экономическая история») пишет о том, как благодаря европейскому влиянию, но именно под соусом «обычаев» произошла деградация традиционных африканских социальных институтов — в тот период, когда колонизаторы отошли от прямого управления и решили, что будет удобнее положиться на местных «вождей», которые должны были править в соответствии с «местными обычаями». Слова не зря взяты в кавычки — во многих местах само единоличное правление вождя уже являлось нарушением обычаев. Такие поддержанные европейскими штыками мелкие деспоты лихо уничтожали те традиционные институты, которые мешали их власти, — например, лишали подданных права на переселение (это был важный институт — противовес деспотии). И столь же лихо насаждали традиции, которые были им выгодны, вроде обычая безвозмездного труда на благо родного вождя и его европейских заказчиков.

Это все подозрительно напоминает то, что совсем недавно проделали с Чечней, передав всю власть в регионе в руки местному «вождю», который должен править как бы в соответствии с местными «обычаями» (к этому можно добавить архаизацию как следствие войны). В отличие от африканских колоний, современная Чечня не производит ничего, кроме чеченцев, но, похоже, именно это от нее и требуется.

Чеченское общество нынче принято представлять так, будто оно основано на власти большой родовой общины — тейпа (или тайпа). Это именно те седьмая-вода-на-киселе-родственники из правозащитных докладов, которые всегда готовы помочь оступившемуся вернуться к нравственному образу жизни (например, убив и закопав).

Но вот интересно: В.А. Тишков в монографии «Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны» цитирует чеченского исследователя А.М. Мамакаева, который утверждает, что уже в XVII веке (!) тейп перестал быть основной ячейкой чеченского общества, уступая место стандартной малой семье.

Читая выдержки из этнографических исследований о чеченском обществе времен заката СССР, можно узнать, что по советским меркам оно было сельским: всего 39% городского населения (в сравнении с общим показателем в более 70%). И закрытым — браки заключались между чеченцами, в редких случаях чеченские мужчины женились на русских девушках. Было большое число многодетных семей (более пяти детей в 46% семей). Но в остальном (как сообщают в той же книге со ссылкой на социолога З.И. Хасбуллатову) чеченские семьи не так уж отличались от других советских семей — за формальным главенством мужчины, уважением к старшим и прочей данью традициям по факту скрывались относительное равноправие детей и родителей и семейный бюджет в распоряжении жены.

Проще говоря, еще какие-то 20–30 лет назад повальной моды на «убийства чести» и восприятие человека в качестве собственности общины там не было. Не было и никакого мусульманского многоженства, которое нам теперь впаривают в качестве древнего кавказского обычая (по крайней мере не было как массового явления).

Что же произошло тогда в Ножай-Юртовском районе Чечни? В переводе с шариатского на русский — один из сильных тамошнего мирка (начальник РОВД по местным меркам, видимо, что-то вроде барона) захотел себе молодую любовницу и отправился присматривать ее в школу, как на ярмарку. И то, что в соответствии с местным колоритом все это прикрыто шариатом, сути дела не меняет. Исламское право — вообще штука гибкая, им много чего прикрыть можно. Например, в мусульманских борделях девушек формально тоже ненадолго берут в жены .

Но шариатом там прикрыто еще кое-что. В самих неравных связях или полигамии нет ничего преступного. В России есть немало юных дев, которые искренне желают продаться «опытному и состоявшемуся» на 50 лет старше — их право. Проблема в том, что, в отличие от объектов из каталога Пети Листермана, попавших туда добровольно, у чеченских девушек нет никакого выбора. Если видный чеченский феодал захочет себе «вторую жену» (увидев ее, например, в школе) — куда ей деваться? А когда надоест, можно вернуть обратно родственникам, исламскому праву это ничуть не противоречит. Пишут, например, что во «вторых женах» побывали все известные чеченские певицы.

Очень удобный обычай, не правда ли? А по сути — новенький институт принуждения, который неизбежно должен был возникнуть в деспотическом обществе, разделенном на привилегированную гвардию и простых смертных.

Таким образом, под прикрытием мнимых традиций, религии и прочих декораций мы видим стандартную для деспотии штуку — насилие. Право сильного насиловать слабого. Когда одним людям дозволено удовлетворять свои потребности, используя других людей как орудия безотносительно их собственных желаний.

Именно этот замечательный обычай нынче прославляют кремлевские телеканалы, а также рассудительно одобряют отечественные консерваторы от государственного аппарата, церкви и прочих авторитетных структур. И кажется, это подводит нас к пониманию того, что является подлинной российской духовной скрепой.

Понятно, что расхожие представления о Кавказе в нынешнем российском обществе таковы, что местные феодалы могут устроить сеанс поедания младенцев в прямом эфире LifeNews, утверждая, что это такой древний обычай, и им благополучно поверят. Однако верить не нужно. Ведь провозглашение насилия обычаем выгодно в первую очередь агрессору, который стремится снять с себя ответственность, переложив ее на абстрактный «обычай», и убедить жертву, будто все происходящее является нормой. Они сами такие. Потерпевший сам упал на нож. По традиции. Россказни про «русский рабский менталитет», кстати, из той же серии.