Стихотворение дня от Николая Клюева

Николай Клюев (1884-1937) был человеком тонким и образованным, любил роскошь, но на людях всегда рядился в крестьянскую рубаху и изображал из себя мужика. Сложные отношения связывали поэта-гомосексуала с Сергеем Есениным — таким же лицедеем, как и сам Клюев. Несмотря на то, что поэт неоднократно воспевал в своих стихах Революцию, в 1937 году его расстреляли. А еще перу Клюева принадлежат эти несравненные слова: «Для меня Христос — вечная, неиссякаемая удойная сила, член, рассекающий миры во влагалище и в нашем мире прорезавшийся залупкой, вещественным солнцем, золотым семенем непрерывно оплодотворяющий корову и бабу, пихту и пчелу, мир воздушный и преисподний — огненный».

* * *

Галка-староверка ходит в черной ряске,
В лапотках с оборой, в сизой подпояске.
Голубь в однорядке, воробей в сибирке,
Курица ж в салопе — клёваные дырки.
Гусь в дубленой шубе, утке ж на задворках
Щеголять далося в дедовских опорках.
 

В галочьи потёмки, взгромоздясь на жёрдки,
Спят, нахохлив зобы, курицы-молодки,
Лишь петух-кудесник, запахнувшись в саван,
Числит звездный бисер, чует травный ладан.
 

На погосте свечкой теплятся гнилушки,
Доплетает леший лапоть на опушке,
Верезжит в осоке проклятый младенчик...
Петел ждет, чтоб зорька нарядилась в венчик.
 

У зари нарядов тридевять укладок...
На ущербе ночи сон куриный сладок:
Спят монашка-галка, воробей-горошник...
Но едва забрезжит заревой кокошник —
 

Звездочет крылатый трубит в рог волшебный:
«Пробудитесь, птицы, пробил час хвалебный,
И пернатым брашно, на бугор, на плёсо,
Рассыпает солнце золотое просо!»

Стихотворение дня от Семена Надсона

Семен Яковлевич Надсон (1862-1887) был поэтической рок-звездой эпохи «безвременья» — 1880-х годов. И умер от туберкулеза, даже не успев вступить в «Клуб 27». Единственный прижизненный сборник стихов вышел в 1885 году (тогда же написано и это стихотворение) и был удостоен Пушкинской премии Академии наук. Когда Надсон умер, молодые фанаты толпой шли за гробом. Более 100 стихотворений поэта положены на музыку именитых композиторов. Все это немного удивительно — поэта чудовищнее Надсона представить почти невозможно. С другой стороны, его стихи — такой откровенный трэш, что ими можно только упиваться.

* * *

Лицом к лицу, при свете дня
С врагом на бой сойтись отважный —
О, это б тешило меня!
Но биться с клеветой продажной,
Язвящей тайно, за углом, —
Не знаю хуже я мучений.
Так под оптическим стеклом
Ты в капле влаги мир творений
Увидишь — и не знаешь ты,
Что яд их, чуть заметный глазу,
Отраву вносит и заразу
В твой хлеб, под кровом темноты...

Стихотворение дня от Сафо

Сафо (630 г. до н. э. — ок. 572 г. до н. э.) была древнегреческим поэтом-песенником по прозванию Страстная. Детство она провела на острове Лесбос, где — в отличие от других областей Эллады — девочки могли делать почти все, что хотели. И все же, несмотря на то, что именно Сафо подарила миру слово «лесбиянка» и действительно писала о нежных чувствах к женщинам, указаний на сексуальные контакты с ними в ее стихах фактически нет (есть парочка, но филологи бурно дискутируют по их поводу). Скорее всего, девочки просто дружили, и к тому же, у Сафо были муж и ребенок.

***

Богу равным кажется мне по счастью
Человек, который так близко-близко
Пред тобой сидит, твой звучащий нежно
                                                Слушает голос
И прелестный смех. У меня при этом
Перестало сразу бы сердце биться:
Лишь тебя увижу — уж я не в силах
                                          Вымолвить слова.
Но немеет тотчас язык, под кожей
Быстро легкий жар пробегает, смотрят,
Ничего не видя, глаза, в ушах же —
                                      Звон непрерывный.
Потом жарким я обливаюсь, дрожью
Члены все охвачены, зеленее
Становятся травы, и вот-вот как будто
                                    С жизнью прощусь я,
Но терпи, терпи: чересчур далёко
Все зашло…

Пер. В. Вересаева

Оригинал здесь

Стихотворение дня от Даниила Хармса

Даниил Иванович Хармс (1905-1942), как все помнят, писал стихи для детей. На самом деле детей он боялся больше всего на свете — даже больше, чем мертвых старух. В своих дневниках Хармс признавался, что чумазые мальчики преследуют его во снах и терзают. А в 25 лет он написал вот такое стихотворение, похожее на идеальную песню для группы «Король и Шут». Чтобы избежать расстрела в годы сталинских репрессий, Хармс симулировал сумасшествие. Умер он во время блокады Ленинграда, в психиатрическом отделении тюремной больницы «Крестов».

* * *

Редьярд Киплинг (1865-1936) был первым англичанином, удостоенным Нобелевской премии по литературе, и убежденным масоном. Еще некоторые полагают, что и солдатом он тоже был, поскольку так много писал о войне в экзотических странах. Это не так: Киплинг действительно хотел стать военным, но ему не позволила близорукость. Но как журналист он все-таки объездил мир и повидал виды. И да, если вдруг кто-то забыл: Киплинг – автор выражения «Ко мне, бандерлоги!».

Гиены

Когда похоронный патруль уйдет
И коршуны улетят,
Приходит о мертвом взять отчет
Мудрых гиен отряд.

За что он умер и как он жил –
Это им все равно.
Добраться до мяса, костей и жил
Им надо, пока темно.

Война приготовила пир для них,
Где можно жрать без помех.
Из всех беззащитных тварей земных
Мертвец беззащитней всех.

Козел бодает, воняет тля,
Ребенок дает пинки.
Но бедный мертвый солдат короля
Не может поднять руки.

Гиены вонзают в песок клыки,
И чавкают, и рычат.
И вот уж солдатские башмаки
Навстречу луне торчат.

Вот он и вышел на свет, солдат,-
Ни друзей, никого.
Одни гиеньи глаза глядят
В пустые зрачки его.

Гиены и трусов, и храбрецов
Жуют без лишних затей,
Но они не пятнают имен мертвецов:
Это – дело людей.

Пер. К. Симонова

Оригинал здесь

Стихотворение дня от Эдгара Аллана По

Эдгар Аллан По (1809-1849) написал «Улялюм» в 1847, в год трагической смерти своей жены Вирджинии. Образ потерянной возлюбленной неоднократно появляется в стихах По, например, в «Ленор», «Вороне» или «Аннабель Ли». «Улялюм» же написана по заказу пастора Котсворта Бронсона, который планировал включить стихотворение в одну из своих проповедей, но передумал, когда получил текст. 

Кстати, здесь можно проверить, насколько хорошо вы разбираетесь в творчестве писателя. 

Улялюм

Было небо сурово и серо,
Листья были так хрупки и сиры,
Листья были так вялы и сиры...
Был октябрь. Было горе без меры.
Было так одиноко и сыро
Возле озера духов Обера,
В странах странных фантазий Уира,
Там, в туманной долине Обера,
В заколдованных чащах Уира.

Вдоль рядов кипарисов-титанов
Брел вдвоем я с душою моей,
Брел с Психеей, душою моей.
Что-то в сердце моем непрестанно
Клокотало сильней и грозней,
Бушевало сильней и грозней,
Словно серный поток из вулкана,
Там, где правит холодный Борей,
Словно лава в утробе вулкана,
Там, где полюсом правит Борей.

Наша речь была ровной и серой:
Мысли были так хрупки и сиры,
Листья памяти – вялы и сиры;
В Ночь Ночей, когда горю нет меры,
Не узнали мы странного мира...
(Хоть однажды из нашего мира
Мы спускались в долину Обера...
Был октябрь... Было мрачно и сыро...)
Но забыли мы духов Обера
И вампиров, и чащи Уира...

Звездный круг в предрассветной тревоге...
Ночь осенняя шла на ущерб,
Ночь туманная шла на ущерб.
И в конце нашей узкой дороги
Подымался мерцающий серп,
Разливая сиянье, двурогий,
Странным светом сверкающий серп,
Серп далекой Астарты, двурогий
И алмазно блистающий серп.

И сказал я: «Так льдиста Диана –
Лик Астарты теплей и добрей,
В царстве вздохов она всех добрей,
Видя, как эту грудь непрестанно
Гложут червь и огонь всех огней.
Сквозь созвездие Льва из тумана
Нам открыла тропинку лучей,
Путь к забвенью – тропинку лучей,
Мимо злобного Льва из тумана
Вышла с тихим свеченьем очей,
Через логово Льва из тумана
К нам с любовью в свеченье очей!»

Но ответила тихо Психея:
«Я не верю сиянью вдали,
Этой бледности блеска вдали,
О, спеши же! Не верю звезде я,
Улететь, улететь повели!»
Говорила, от страха бледнея
И крыла опустив, и в пыли
Волочились они по аллее,
Так, что перья купались в пыли,
Волочились печально в пыли...

Я ответил: «Оставим сомненья!
Нам навстречу блистают лучи!
Окунись в голубые лучи!
И поверь, что надежд возвращенье
Этот свет предвещает в ночи,
Посмотри – он мерцает в ночи!
О, доверься, доверься свеченью,
Пусть укажут дорогу лучи,
О, поверь в голубое свеченье:
Верный путь нам укажут лучи,
Что сквозь мрак нам мерцают в ночи!»

Поцелуй успокоил Психею,
И сомненья покинули ум,
Мрачным страхом подавленный ум,
И пошли мы, и вдруг по аллее,
Склеп возник, несказанно угрюм.
«О, сестра, этот склеп так угрюм!
Вижу надпись на створках дверей я...
Почему этот склеп так угрюм?»
И сказала она: «Улялюм...
Здесь уснула твоя Улялюм...»

Стало сердце сурово и серо,
Словно листья, что хрупки и сиры,
Словно листья, что вялы и сиры...
«Помню! – вскрикнул я, – горю нет меры!
Годназад к видам странного мира
С горькой ношей из нашего мира
Шел туда я, где мрачно и сыро...
Что за демоны странного мира
Привели нас в долину Обера,
Где вампиры и чащи Уира?
Это – озеро духов Обера,
Это черные чащи Уира!»

Мы воскликнули оба: «Ведь это –
Милосердие демонов, но
Нам теперь показало оно,
Что к надежде тропинки нам нет, и
Никогда нам узнать не дано
Тайн, которых нам знать не дано!
Духи к нам донесли свет планеты,
Что в инферно блуждает давно,
Свет мерцающий, грешной планеты,
Что в инферно блуждает давно!»

Пер. В. Бетаки

Оригинал здесь