Канье Уэст о президентстве в эпоху кроссовок

Важное интервью с человеком, который может всё

Журнал Vanity Fair встретился с Канье Уэстом, чтобы поговорить о его новой коллекции одежды Yeezy Season 2, новом альбоме и намерении баллотироваться в президенты США. Мы перевели самые важные моменты этого разговора.

В этот раз было сложнее или проще? (разговор состоялся сразу же после показа новой коллекции — прим. ВОС)

Было спокойнее.

Вы так и хотели?

Ага, нам хотелось добиться ощущения полного дзена, как в студии, так и за кулисами. Команда уже давно работает вместе, вдобавок у нас появились новые люди. Но и сейчас было тяжело, конечно. Это всегда тяжело. Это всегда занимает столько времени. Мне приходилось спать в студии и иногда мне снились кошмары про лукборд (доска с фотографиями моделей в готовых образах. — прим. ВОС).

Когда вы начали работу над коллекцией?

На следующий день после выхода предыдущей. Прямо сейчас я уже думаю о Season 3. Это долгая, долгая дорога. К сожалению, я слишком на виду, и это зачастую отвлекает от творческого процесса — например, когда около моего офиса в Калабасас (город в округе Лос-Анджелеса. — прим. ВОС) объявляются папарацци. Но я чувствую, что расту, прямо как моя дочь. Я слышу, как моя дочь начинает говорить именно то, что хочет сказать, начинает заканчивать предложения. Мне кажется, у меня то же самое. Возможно, во второй коллекции мне удалось закончить на пару предложений больше, чем в первой.

Как вы совмещаете создание коллекции и все остальное?

Семья всегда на первом месте. Когда я занимаюсь музыкой, то запираюсь на две недели и работаю с командой из трех, четырех или пяти по-настоящему сосредоточенных экспертов. Что касается одежды, то офис находится прямо напротив дома, так что я бываю там каждый день.

Получается, есть две отдельные команды для музыки и одежды, или они как-то взаимосвязаны?

Конечно, когда мы делаем музыку для показов, то я использую своих парней. Когда мы занимаемся светом для показа, то я обращаюсь к парню, который делает это на моих турах. И Ванесса (Бикрофт, концептуальная художница, которая ставит хореографию во всех шоу Уэста. – прим. Vanity Fair) ловко справляется как с музыкальными шоу, так и с тем, что мы провели сегодня.

Хотелось бы поговорить о представлении. Очень продуманное решение — все начинается с группы светловолосых людей в бежевых тонах, потом появляются люди потемнее, а последняя группа моделей была полностью черной. Это можно воспринимать как какое-то политическое заявление или это было сделано исключительно ради визуальной истории?

Это не имеет никакого отношения к расе. Это просто цвета людей и их сочетания, это выражение важности цвета и этих дзеновских монохромных палитр для душевного равновесия. Я с 26 лет живу в квартире, созданной архитектором Клаудио Сильвестрин, и мне нравятся такие палитры. Это мое мнение. У меня есть возможность работать с потрясающими профессионалами, чтобы донести эту картину до людей. Я хочу, чтобы это было скорее живой картиной, чем политическим или модным заявлением. Это строго… нет, не строго, вы можете понимать это, как хотите. Очевидно, что я социально очень заряженный человек. Но в конце концов я всего лишь художник, пытающийся выразить себя, пытающийся заканчивать свои предложения, как моя дочь.

К вопросу о саундтреке — были ли какие-то предпосылки к выбору именно этой песни, Fade?

У нас было несколько вариантов, и я просто подумал, что она будет хорошо звучать для людей. Я подумал, что всем тем ребятам, которые пришли посмотреть шоу в 40 кинотеатрах по всему миру, будет приятно услышать немного новой музыки. Я ведь и этим занимался (созданием нового альбома — прим. Vanity Fair). Это как звуковой ландшафт, картина, написанная за два года. Песня, которую я поставил, создавалась в течение полутора лет, и кто знает, может быть, потребуется еще год для ее полного завершения. Но это было сделано, чтобы дать людям мельком взглянуть на картину.

Мы встретились, чтобы поговорить про моду, но люди все же немного интересуются новым альбом. На это уйдет еще один год?

Я не знаю. Меня не волнуют года. Меня волнует, сколько я смогу дать этому миру, пока дышу.

В одежде была некая последовательность. Это не было что-то радикально новое, как у других дизайнеров каждый сезон. Почему для вас было важно развитие именно в таком направлении?

Я пока не пытаюсь как-то специально выразиться в дизайне. У меня есть друзья-дизайнеры, которые настолько плодовиты, что если бы я и попытался ступить на их территорию, меня бы моментально раздавили. Но в одежде есть что-то такое — то, как она сидит, какая она на ощупь, какие эмоции она дарит, все эти детали, — от чего я тащусь с пяти лет. Теперь же я могу взять винтажный образ у Боба Мелета (владелец компанией Melet Mercantile, занимающейся продажей винтажной одежды — прим. Vanity Fair) и задуматься, кто же был тот гений, который создал эту олимпийку 1975 года.

Как они это делали? Какую молнию использовали? Как сделать наше видение более аутентичным? Это спортивный стиль, а ведь ему меньше ста лет. Если повезет, мы проживем сто лет. Спортивному стилю меньше ста лет, и это высказывание человечества формируется именно сейчас. Есть вещи, которые оставили римляне, есть те, которые оставили египтяне. Наша эпоха — это смесь музыки, эпохи от рок-н-ролла до хип-хопа, 808-й драм-машины, кроссовок и толстовок. Что с этим будет дальше?

Свободный силуэт, комбинированный с плотно облегающими боди — вам кажется, что людям сейчас хочется так одеваться?

Мне кажется, люди носят просто лосины и толстовки, а мне хочется сделать самую красивую версию этого.

<...>

Вы все еще думаете выдвигаться в президенты?

О да, однозначно.

Когда вы объявили об этом во время VMA, меня удивила реакция людей. Они как будто поддержали эту идею. Можно было ожидать больше возражений.

Особенно после шести лет этого недоразумения (инцидент между Канье Уэстом и Тэйлор Свифт на премии VMA в 2009 году— прим. ВОС), прожитых мною шести лет постоянного «нам не нравится Канье». И как только я сказал об этом, все сразу подумали: «Погодите-ка, нам нравится эта идея, потому что если подумать, он очень чуткий. Каждый раз, когда он попадал в передрягу, он на самом деле просто подставлялся под пулю за кого-то другого. Он, наверное, самая честная знаменитость из всех, кого мы знаем».

Я заговорил об этом не из-за того, что подумал, что это будет забавно. Это не было типа: «Ой, давайте покатаемся на водных лыжах на Гавайях». Нет, все было ровно наоборот. Я сижу в клубах и думаю: «Блин, у меня есть пять лет до выборов, мне нужно многое узнать, мне нужно сильно вырасти». У моего отца две степени магистра. Моя мать — PhD, она работала в «Операции PUSH» (правозащитная организация, занимавшаяся правами чернокожих в США — прим. ВОС).

Получается так, что чем я креативнее, тем ближе к тому, кем я был в детстве. Когда я был ребенком, я держал маму за руку в «Операции PUSH». Мне кажется, время пришло. Рэп — это здорово. Это весело. Весело быть рок-звездой и я, наверное, никогда перестану ею быть, но настанет момент, когда я стану сыном своей матери. При всем том, что можно назвать моими достижениями, в какой точке я становлюсь человеком, которого вырастили Донда и Рэймонд Уэст, сыном своих родителей?

Вы откажетесь от творчества, если выдвинитесь в президенты?

Я думаю об этом. Потому что для меня сесть и проработать семь дней подряд — это такая терапия. Мы работаем над коллекцией круглый год, каждый день в офисе, потом наступают эти семь дней перед показом, когда ты реально не спишь… Мне нужно продолжать творить. Весь смысл в том, чтобы окружать себя творческими людьми. Вот моя теория: мне кажется, миру можно помочь с помощью дизайна, так что очень важно, чтобы я был рядом с креативными и прогрессивными людьми. Очень важно, чтобы я продолжал заниматься дизайном, тренировался принимать лучшие решения.

Я ненавижу политику. Я вообще не политик. Меня волнует правда и меня волнуют люди. Я хочу, чтобы выиграли все, мне больше нечего сказать, и мне кажется, мы сможем… Мне кажется, что слова «мечтатель» и «страстный» недостаточно описывают мое намерение осуществлять. Потому что страстно к чему-то относиться или мечтать о чем-то не означает сделать это. Поэтому когда мы говорим о второй коллекции, это значит, что она была осуществлена. Когда мы имели успех в Barney’s, Luisa Via Roma и других замечательных магазинах, это было осуществлено. Когда появились кроссовки Yeezy и добились коммерческого успеха, это было осуществлено. Можно вести самый долгий, интеллектуальный и профессиональный разговор о чем угодно, но это ничего не значит без осуществления.