Стихотворение дня
Поль Валери

Поль Валери (1871—1945) родился в семье корсиканца, и детство его прошло неподалеку от Средиземного моря. Оттого поэт был горяч.

Спящая

Люсьену Фабру

Какую тайну пьет в пьянеющем цвету
Возлюбленной моей дыханье колдовское?
Какой наивный луч, свечение какое
Питает женщины уснувшей красоту?

Подобных недругов не знать я предпочту:
Непобедимых снов безмолвно дно морское, -
Ты в торжествующем растаяла покое,
В ненарушимую закуталась фату.

О тяжесть забытья и мрака золотого,
Ты жутким сном своим вознаграждать готова, -
Под спелой гроздью лань уснула у ручья.

Пока душа грешит, в аду ища защиты,
Ладонью заслонясь, живая плоть твоя
Не спит и потому глаза мои открыты.

Пер. А. Кокотова
Оригинал здесь

Стихотворение дня

Рубоко Шо

Средневековый японский поэт Рубоко Шо однажды проникся мистической страстью к легендарной поэтессе и куртизанке Оно-но Комати. Правда, Оно умерла за сто лет до этого, но Рубоко это не останавливало и в каждой любовнице он видел призрак своей небесной невесты.

***

Новая лодка плывет
Качаясь в сторону Нодэаки
Прохладный ветер дует вдоль реки
Влажная весна ― говорит поцелуй
Влажной весной умру

Пер. П. Энгра

Стихотворение дня
Гавриил Державин

Действительный тайный советник Гавриил Романович Державин знал толк в секретах.

Шуточное желание

Если б милые девицы
Так могли летать, как птицы,
И садились на сучках,
Я желал бы быть сучочком,
Чтобы тысячам девочкам
На моих сидеть ветвях.
Пусть сидели бы и пели,
Вили гнезды и свистели,
Выводили и птенцов;
Никогда б я не сгибался,
Вечно ими любовался,
Был счастливей всех сучков.

Стихотворение дня
Тэффи

Хотя Надежда Александровна Лохвицкая (1872–1952) больше известна своими рассказами, нежели стихами, есть у нее и вот такие штучки. Кстати, поклонником таланта Тэффи был сам Николай II, а в ее честь даже назвали конфеты в пестрых обертках.

Мой черный карлик

Мой черный карлик целовал мне ножки,
Он был всегда так ловок и так мил!..
Мои браслетки, кольца, серьги, брошки
Он убирал и в сундучке хранил.

Но в черный день печали и тревоги
Мой карлик вдруг поднялся и подрос…
Вотще ему я целовала ноги —
И сам ушел, и сундучок унес!

Стихотворение дня
Иммануэль Римский

Пока не кончилась весна, стоит посвятить хотя бы одну неделю эротической поэзии. Начнем-таки ее со стихотворения Иммануэля Римского, писавшего на иврите не только грязные стишки, но и комментарии к Библии. 

Жалоба девственницы

Я ласк мужских не знала до сих пор,
Мой волос долог, грудь моя пуста,
И пропадает втуне нагота,
Которая ничей не тешит взор.

Как обойти мне старших двух сестер?
Им тоже жизнь – сплошная маета.
Приданого у всех нас – ни черта;
Какой же нас заметит ухажер?

Мне крикнуть бы на целый белый свет,
Что все во мне и мокнет и горит!
Мужчин я ублажу хоть сразу всех.

И, в довершенье девственничьих бед,
Любой раввин вальяжно говорит,
Что не иметь потомства – это грех.

Пер. Г. Бена

Стихотворение дня

Ирина Одоевцева

Ирина Одоевцева (1895–1990) состояла во всех возможных литературных кружках «серебряного века» и считалась любимой ученицей Николая Гумилева. Но знаменитой поэтессой так и не стала и, эмигрировав в Париж в 1922 году, работала до седьмого пота, чтобы прокормить праздного мужа Георгия Иванова, считавшего обыденную работу недостойной гения, и писала мемуары обо всех великих людях, с которыми была знакома.

Толченое стекло

                       К. И. Чуковскому

Солдат пришел к себе домой —
Считает барыши:
«Ну, будем сыты мы с тобой —
И мы, и малыши.

Семь тысяч. Целый капитал
Мне здорово везло:
Сегодня в соль я подмешал
Толченое стекло».

Жена вскричала: «Боже мой!
Убийца ты и зверь!
Ведь это хуже, чем разбой,
Они умрут теперь».

Солдат в ответ: «Мы все умрем,
Я зла им не хочу —
Сходи-ка в церковь вечерком,
Поставь за них свечу».

Поел и в чайную пошел,
Что прежде звали «Рай»,
О коммунизме речь повел
И пил советский чай.

Вернувшись, лег и крепко спал,
И спало все кругом,
Но в полночь ворон закричал
Так глухо под окном.

Жена вздохнула: «Горе нам!
Ах, горе, ах, беда!
Не каркал ворон по ночам
Напрасно никогда».

Но вот пропел второй петух,
Солдат поднялся зол,
Был с покупателями сух
И в «Рай» он не пошел.

А в полночь сделалось черно
Солдатское жилье,
Стучало крыльями в окно,
Слетаясь, воронье.

По крыше скачут и кричат,
Проснулась детвора,
Жена вздыхала, лишь солдат
Спал крепко до утра.

И снова встал он раньше всех,
И снова был он зол.
Жена, замаливая грех,
Стучала лбом о пол.

«Ты б на денек, — сказал он ей, —
Поехала в село.
Мне надоело — сто чертей! —
Проклятое стекло».

Один оставшись, граммофон
Завел и в кресло сел.
Вдруг слышит похоронный звон,
Затрясся, побелел.

Семь кляч дощатых семь гробов
Везут по мостовой,
Поет хор бабьих голосов
Слезливо: «Упокой».

— Кого хоронишь, Константин?
— Да Машу вот, сестру —
В четверг вернулась с именин
И померла к утру.

У Николая умер тесть,
Клим помер и Фома,
А что такое за болесть —
Не приложу ума.

Ущербная взошла луна,
Солдат ложится спать,
Как гроб тверда и холодна
Двуспальная кровать!

И вдруг — иль это только сон? —
Идет вороний поп,
За ним огромных семь ворон
Несут стеклянный гроб.

Вошли и встали по стенам,
Сгустилась сразу мгла,
«Брысь, нечисть! В жизни не продам
Толченого стекла».

Но поздно, замер стон у губ,
Семь раз прокаркал поп.
И семь ворон подняли труп
И положили в гроб.

И отнесли его туда,
Где семь кривых осин
Питает мертвая вода
Чернеющих трясин.