Цитата дня:
Почему музыканты не придумывают ничего нового?

«Афиша-Воздух» поговорила с Саймоном Рейнольдсом, теоретиком современной музыки и автором книги «Ретромания», которую теперь перевели и на русский. Мы цитируем часть интервью о том, почему музыканты перерабатывают музыку прошлого и как с этим обстоят дела в России.

«Ретромания»: главный теоретик современной музыки о ее болезни

— «Ретромания» логичным образом концентрируется на Западе; прежде всего на Британии и США. Как вам кажется, насколько это глобальное явление? Применима ли та же оптика к культурам другого типа?

— Моя теория заключается в том, что ретромания — это стадия, которой любая культурная экономика достигает, придя к определенному уровню развития. В некотором смысле это возрастное: к какому-то моменту жизненного цикла цивилизации в ее прошлом накапливается слишком много остатков — и возникает целая индустрия, которая эти остатки перепродает. Что касается других культур... Ну у меня просто времени не хватило подробно этим заняться, к сожалению. Я слышал, например, что в Бразилии рокабилли 1950-х является важным объектом ностальгии для хипстеров. Еще у меня есть парадоксальная мысль, что ретромания вряд ли есть в Китае или Индии, потому что в этом отношении при всей их огромной истории они могут считаться молодыми, развивающимися культурами. Их экономика сейчас динамически растет, и я бы предположил, что тамошняя молодежь не интересуется тем, что любили их родители, и пытается выработать какие‐то новые коды и языки. Среди того, что мне хотелось исследовать, но не вышло пока,— остальгия, движение в Германии, романтизирующее советское прошлое и времена ГДР. А в России такое есть, кстати?

— Ну, если вы новости читаете, вы знаете, что Россия сейчас просто-таки озабочена своим имперским прошлым, в основном советским. Но я бы не назвал это ностальгией, это что-то более серьезное — почти болезнь, если угодно.

— Понимаю, о чем вы. Это как с «Чайной партией» в США. Они не столько про ретро, сколько про реставрацию, про восстановление того, что было утеряно. Это другое, нежели винтажная эстетика в понимании, скажем, Ариэля Пинка. Так и тут: жажда восстановить главенствующий статус России — нечто иное по сравнению с ситуацией, когда модная молодежь фетишизирует портреты Ленина. Вы, кстати, знаете, что это был популярный тренд в Англии в 1980‐х? Значки с Лениным, красные цвета, супрематизм и конструктивизм — лондонские дизайнеры все это использовали крайне активно. Впрочем, это, по‐хорошему, даже и ностальгией не назовешь..

— Ну да, это такой очень особенный род ностальгии по тому, что никак не является твоим собственным прошлым.

— Именно. Заимствование поверхностных элементов в отрыве от реального опыта жизни при авторитарном режиме. Такой же механизм работает, когда музыканты флиртуют с эстетикой нацизма: взять хотя бы ту историю с Брайаном Ферри. «Нам просто нравится, как выглядит их форма!» Ну и действительно — если про нацистов и можно сказать что‐то хорошее, так это то, что у них было чувство стиля. Это, в принципе, тоже символический сюжет, характерный для капитализма в стадии упадка, когда от вещей остается только обложка, внешняя оболочка.