Цитата дня:
Почему нельзя верить соцопросам

Esquire опубликовал материал, в котором социолог Кирилл Калинин объясняет, почему люди зачастую врут, когда участвуют в соцопросах.

Почему соцопросам нельзя верить, Esquire

Когда человек общается с социологом, он нередко стремится представить себя в наиболее выгодном свете — то есть ответить именно так, как, по его мнению, от него ждут. Если его окружающие положительно воспринимают те или иные действия властей, респондент склонен примкнуть к этим оценкам, а в случае очевидного социального табу он скорее попытается скрыть истинное мнение. Именно поэтому замеры по чувствительным вопросам (о материальном благосостоянии, сексуальном поведении, употреблении наркотиков или голосовании на выборах), как правило, дают завышенные оценки по ответам, которые социально одобряемы, и наоборот. К примеру, множество исследований сексуального поведения показывают, что вопреки логике среднее число сексуальных партнеров у мужчин и женщин не является равным. Как правило, среди мужчин оно завышается в разы, а у женщин, напротив, занижается. Это связано с тем, что женщины испытывают неловкость при упоминании большого числа сексуальных партнеров, а мужчины боятся признаться в своем скромном опыте. Механизм социального одобрения искажает также результаты опросов, посвященных социально-политической тематике. В 1970-х годах немецкий политолог Элизабет Ноэль-Нойман предложила теорию спирали молчания. Согласно ей, средства массовой информации, особенно с однообразным идеологическим содержанием, способствуют возникновению в обществе доминантного мнения, то есть одобряемого большинством, а потому более предпочтительного. Индивид, относящийся к меньшинству и нуждающийся во внешнем одобрении, из-за страха перед социальной изоляцией будет стараться замолчать свою позицию, тогда как находящийся в большинстве, напротив, стремится ее выразить публично. В каком-то смысле российские государственные СМИ действуют по схожему сценарию, старательно культивируя мнение большинства в ущерб альтернативным точкам зрения. Соцопросы, в свою очередь, демонстрируют, как именно это доминантное мнение должно выглядеть. В результате чем реже озвучивается непопулярная точка зрения, тем меньше остается людей, готовых поддерживать ее публично, и тем сложнее им это сделать. Спираль молчания раскручивается до тех пор, пока меньшинство окончательно не замолкнет.

Стоит оговориться, что теория Ноэль-Нойман описывает авторитарные режимы, и ее часто критикуют за слабую эмпирическую базу. Однако сами по себе эффекты социального одобрения в политических вопросах повсеместны. Взять хотя бы феномен Дональда Трампа, известного грубыми выходками и радикальными заявлениями, идущими вразрез с американскими нормами политкорректности: в интернет-опросах Трамп набирает порядка 38%, а при личном интервьюировании этот процент опускается до 32. Кроме того, в США известен так называемый эффект Брэдли: на выборах с участием темнокожего кандидата респонденты, придерживаясь политкорректности, были склонны заявлять о его поддержке, однако в реальности голосовали за белокожего. Наконец, фактору социального одобрения может быть подвержено само голосование на участках. Государственная символика и помпезность обстановки внушают избирателю идею о временном попадании в лоно государственной машины, побуждая его голосовать за кандидата или партию власти вопреки внутренним политическим установкам.

У социологов есть множество инструментов, которые позволяют снизить воздействие социального одобрения на ответы респондентов. Прежде всего, можно использовать техники, обеспечивающие максимальную анонимность при ответе на чувствительные вопросы. Представим, что необходимо оценить выраженность бытового насилия среди группы мужчин, собравшихся в комнате. Скорее всего, мало кто откликнется на прямую просьбу поднять руку. Однако если попросить каждого из участников сначала втайне подбросить монетку, а затем поднять руку только в двух случаях — если выпал «орел» или если в семье имеются случаи бытового насилия, — то их будет гораздо больше. Допустим, из 100 мужчин 58 подняли руки. Поскольку вероятность выпадения «орла» или «решки» составляет приблизительно 0,5 — это классический пример случайного процесса с равновероятным исходом: мы изначально знаем, что 50% мужчин подняли свои руки по воле случая, а оставшиеся 8% ответили на вопрос утвердительно. Принимая во внимание, что речь идет о двух группах, доля мужчин, применяющих бытовое насилие, составляет 16%.

Еще одна техника, которая особенно полюбилась российским опросным организациям, — списочный эксперимент. Респондентам дают список из четырех или пяти высказываний с просьбой посчитать количество тех, с которыми они согласны, и выдать в качестве ответа общее число. При этом одной половине респондентов дается список, например, из четырех нейтральных высказываний, а другой половине — содержащий одно чувствительное. В марте 2015 года мы провели такое исследование с «Левада-центром»: открыто высказались за введение российских войск на Украину 27%, однако списочный эксперимент выявил почти нулевой процент согласных с этой мерой. Кстати, вместе с «Левада-центром» и ВЦИОМ мы также проводили эксперименты с изменением формулировок вопросов. Когда респондентам задавали вопрос о присоединении Крыма и при этом упоминали падение уровня благосостояния из-за санкций, то процент поддерживающих присоединение в среднем падал на 10 пунктов. А вот при ответе на вопрос о поддержке Владимира Путина с упоминанием санкций и их последствий рейтинг президента опускался лишь на 5.

Таким образом, данные социологических опросов не следует воспринимать буквально. Их нужно уметь прочитывать. Последний пример: в январе 2016 года, когда мы вместе с ВЦИОМ проводили исследование протестного потенциала, 32% россиян открыто заявили о своей готовности принять участие в массовых акциях «против падения уровня жизни, несправедливых действий властей, в защиту своих прав и свобод». При этом мои эксперименты, нейтрализующие фактор социального одобрения, показали, что заявленное участие респондентов может быть на 10% выше.