Цитата дня:
Как соцсети меняют наше общение

На Wonderzine вышла статья о том, как изменилось общение между людьми под влиянием стремительного роста и развития соцсетей. ВОС публикует отрывок.

Лайк в руку: Как соцсети меняют наше общение, Wonderzine

Многие социологи, антропологи, философы и этики пытаются понять, как тот же фейсбук влияет на наше общение и поведение, что изменилось и что же с этим делать дальше. Для этого даже есть отдельная дисциплина — цифровая социология, digital sociology. Для ученых уже не секрет, что соцсети — важнейшая часть коммуникации сегодня, поэтому они посвящают свою карьеру изучению тому, как ведут себя люди на 4chan или Reddit. Цифровая социология быстро набирает обороты — о ней можно даже почитать в одноименной книге. Если вкратце, то мир соцсетей очень похож на «обычный» — за одним только исключением: в нем все всегда на виду.

Чаще всего речь о соцсетях принято вести в слегка истеричном ключе «что же с нами стало»: раньше все было лучше. Общение прошлого, как и полагается ностальгическому взгляду на жизнь, окутано ореолом романтики, когда люди не опаздывали на встречи, звонили по телефону, а Эйприл выносила попить во двор. Можно пойти дальше: телефон все испортил, из-за него люди разучились писать, пора возродить эпистолярный жанр. Да что там, письмо — лишний способ избегать личного общения, лучше решать все вопросы лицом к лицу.

Продолжать эту безумную цепочку можно до полного абсурда, но понятно, что это лишь один, самый поверхностный взгляд на проблему. Прошлого не вернуть: наше общение, особенно за последний век с хвостиком, развивалось и трансформировалось так стремительно, что этот процесс невозможно остановить. Совсем как поезд на полном ходу, который изменил человеческие перемещения, путешествия и миграцию. Поезда романтики викторианской Англии, кстати, тоже пытались запретить в момент появления — опасались, что мир, каким они его знают, изменится безвозвратно.

На деле фейсбук, твиттер, инстаграм, снэпчат и тиндер стали нашими новыми реалиями, с которыми, хотим мы этого или нет, нужно мириться, а еще лучше — работать. Проблема не в том, что это нужно делать, а в том, что мы просто не понимаем как. Все мы пока словно слепые беззащитные котята, которые познают мир методом проб и ошибок и для которых эти самые ошибки особенно болезненны. С другой стороны, перед нами стоит восхитительно увлекательная задача: сформировать новые правила общения, установить новый этикет мира соцетей. Он во многом похож на универсальные принципы «реального» общения: не раскрывать чужую информацию без согласия (аутинг), не подстрекать забавы ради (троллинг), не заниматься кибертравлей, совсем как травлей вне интернета, и так далее.

Благодаря соцсетям как никогда просто формировать и поддерживать отношения: что дружеские, что романтические, а вот хранить их в тайне — куда сложнее. Лайки стали новым универсальным стимулом, вплоть до того, что можно развить зависимость от постоянного одобрения. Обратная сторона постоянной связи или иллюзии этой связи с миром вокруг приводит даже к болезненным состояниям, в первую очередь связанным с низкой самооценкой. Как и с любым многогранным явлением, пользы от социальных сетей столько же, сколько и вреда: помогая с налаживанием общения, доверия, поиском своего места в мире, соцсети одновременно склоняют нас к меньшему количеству физической активности и стимулируют негативные эмоции вроде ревности.

Фейсбук, короля всех соцсетей, принято обвинять в поощрении эксгибиционизма, даже в такие социально важные моменты, как акция #ЯНеБоюсьСказати. Все, что попадает в него, действительно оказывается на виду, даже если это поле близких друзей и знакомых. В России социальная сеть стала к тому же важным социально-политическим полем действия: для многих это не просто место для фотографий семьи, но площадка для официальных заявлений, место для налаживания рабочих связей. Мы строим призму, через которую нам хотелось бы, чтобы нас воспринимали — не замечая, правда, многих мелких вещей, к которым нас обязывает механика соцсети. Так, лайки становятся не просто мимолетным одобрением, а выбором стороны конфликта, а реакция на пост или ее отсутствие — одинаково громким политическим заявлением.

То, что соцсети неизбежно сталкивают нас с тем, что раньше осталось бы скрытым, можно воспринимать как беду. Действительно, это объем информации, который мы подчас не в состоянии обработать (нужны ли вам именно сегодня и именно сейчас эти фото чужой собаки на даче?), подчас — болезненной (как насчет фото бывших?), которая встраивается в один информационный поток с репостами мировых новостей, приглашениями еще на пять вечеринок в субботу и известиями о том, кто что съел, что подумал и куда сходил. Это уже не стереотип про «эмиграцию в интернет», это и есть столкновение с реальной жизнью — просто искусно отфильтрованной, и не совсем вами. Вместо того чтобы строить догадки и фантазии, вы знаете хотя бы относительно наверняка: эта собака живет лучше вас, да и у бывших все в порядке. Конечно, мы видим лишь часть реальности. Но это по-своему может сыграть на руку: так мы вынужденно сталкиваемся с ее неконтролируемой и непредсказуемой версией, оказываясь со своими страхами и проблемами лицом к лицу.

Цитата дня:
«Гуманитарные науки вроде как не нужны»

Корреспондент образовательного портала «Мел» взял интервью у известного журналиста Николая Сванидзе. ВОС публикует отрывок о состоянии российского образования и мнение спикера по поводу уроков православия и ЕГЭ.

«Российские учителя находятся в положении Золушки»: Николай Сванидзе — о том, почему России не нужны гуманитарии , «Мел»

О состоянии российского образования

Самая главная проблема нашего современного образования в том, что ему уделяется очень мало внимания со стороны государства, в частности, финансового внимания. Слабо финансируется образование, слабо финансируются те люди, которые несут это образование — то есть весь преподавательский и педагогический корпус. В результате образование просто чувствует себя Золушкой.

Недавно госпожа Голодец сказала, что 65% нашей молодежи не нуждается в высшем образовании. Это очень важное и тяжелое заявление. То есть — «ребята, идите к станку, слишком много образованных нам не нужно».

Особенно эта линия отражается на ситуации с гуманитарным образованием. Точные науки находятся в лучшем положении, поскольку они имеют какой-то конкретный прагматический выход — на производство, в частности на военное производство. И поэтому государство чувствует, что совсем без них не обойтись. А гуманитарные науки вроде как не нужны, потому что за идеологию у нас сегодня отвечают телевидение и церковь.

При советской власти точные науки отвечали за оборону, а гуманитарные — за идеологию. Поэтому и то и другое образование было востребовано

А сейчас работают «в короткую». Занимаются только теми направлениями, которые обещают скорую отдачу.

Кроме того, есть очень большая проблема, связанная с зарубежным финансированием, которое по чисто политическим соображениям резко обрезано. Фонды, которые в течение долгих лет поддерживали какие-то образовательные и научные направления, сейчас не имеют возможности функционировать в России.

Есть еще один момент, крайне важный и тяжелый — это очень плохая ситуация с Академией наук. Падает престиж науки в обществе, падает престиж самого занятия наукой. Научный работник получает мало денег, положения в обществе у него невысокое. Все это снижает шансы на то, что молодежь пойдет получать высшее образование.

Об уроках религии в школе

У нас светское государство, поэтому я бы не навязывал никакие уроки религии. Мне кажется, это имеет смысл делать только факультативно. В противном случае это даст обратный эффект: у значительной части людей, у целых поколений отобьет всякую охоту воспринимать веру в бога. Когда в Российской империи были уроки Закона Божьего, очень большая часть людей относилась к церкви без уважения. Учительство, преподавание — это тоже талант. Представляете, какие нужно кадры воспитывать — преподавателей религиозных дисциплин. Откуда они возьмутся, будут ли они талантливы, будут ли любить детей?

Еще один вопрос — в какой мере это сочетается с законами Российской Федерации? Россия — страна многоконфессиональная. И разбивать детей по религиозным взглядам, чтобы православные и мусульмане, дети из одного класса, смотрели друг на друга волком — я считаю это не только бессмысленным, но и вредным.

О Едином государственном экзамене

Постепенный уход от ЕГЭ как критерия оценки работы административных органов и школ — это правильно. Потому что у нас так система устроена: если оценивать губернатора по результатам ЕГЭ в регионе, то у него будут всегда отличные оценки. У ЕГЭ в гуманитарных дисциплинах я перспектив не вижу. При огромном массиве информации, который сейчас имеется, — несопоставимом массиве с тем, что было, когда я в 60-70-е годы учился в школе — усвоить ее всю невозможно. Поэтому главная задача школы состоит не в том, чтобы впихнуть ребенку в его несчастную черепную коробку максимум информации, которая его просто раздавит и очень скоро вылетит оттуда. Задача — научить думать и получать, добывать ту информацию, которая ему нужна. А ЕГЭ думать не учит. Натаскивание на ЕГЭ (а в наших условиях получается реально «натаскивание на ЕГЭ») не способствует улучшению работы головного мозга учащихся. Это начетничество.

Что касается будущего ЕГЭ, то, мне кажется, это вещь интересная, и не мы его придумали, но возможности его применения достаточно ограничены.

Цитата дня:
Старшее поколении об откровенных нарядах западных звезд

«Афиша-Daily» выпустила материал, в котором представители старшего поколения рассуждают о современной моде и, конечно же, обсуждают наряды звезд. ВОС публикует мнения нескольких респондентов.

«Эта ваша Рианна никуда не годится»: старшее поколение — о кумирах молодежи, «Афиша-Daily»

Любовь Николаевна, 68 лет

«Слышала я об этих Кардашьянах. Не люблю их, не люблю попсу, вообще не люблю все, что выпирает наружу. Это же просто закомплексованные люди. Если больше нечем выделиться, начинают сережки в нос запихивать. Я выступала на Первом канале в «Минуте славы», я и до этого телевизора старалась избегать, а после того как там сама побывала, вообще хочу его выкинуть. Там все вранье, все неправда, все лажа. Как сказал Никита Михалков, которого я обожаю: «Зачем же постель вытаскивать на люди?» А на телевидении только это и делают.

Я люблю классические наряды, одно время даже очень увлекалась модой — Карла Лагерфельда знаю, да. Когда я работала в художественно-документальной редакции, моя знакомая ругала свою дочь, которая сдала экзамен на 4, за то, что та пришла к преподавателю в синей блузке и зеленой юбке. Вчера с другой приятельницей были на выставке Льва Бакста, а там на одной из зарисовок — зеленое блюдо на синем фоне. За что бедную девочку бранили? А только что я встретила на улице молодую даму в обтягивающих синих джинсах и зеленом боди с кружевами на спине. Так вульгарно!

Закрытая одежда позволяет только догадываться о содержании, а в открытом платье большее внимание начинаешь обращать на детали, торчит у нее грудь или еще нет. И весь ансамбль забывается в мгновение ока. Во всем должна быть мера. Когда в XVIII веке женщины лодыжку открывали, мужчины трепетали. Сейчас женщины настолько открылись — со всеми прокладками, со всеми этими платьями, — что мы потом удивляемся, почему мужчины импотенты».

Ирина Валентиновна, 58 лет

«Мне кажется, платье с кроссовками вообще не сочетаются. Я предпочитаю классический стиль. Если на вас платье или юбка, то на ногах должны быть шпильки, что бы ножку визуально удлиняло, изящно выглядело. Кроссовки все-таки спортивная обувь. Девочки должны ходить на каблуках. Тут есть моменты медицинского плана, ну и это красиво, безусловно. Главное — это общение, как человек ведет себя в обществе, а не то, что его можно сразу увидеть в толпе, потому что он один в перьях».

Инесса, 76 лет

«Как мне нравится Ким Кардашьян! Я ее знаю. Очень красивая. Такие глаза выразительные, изумительно! Я 20 лет прожила в Америке, в Нью-Йорке, была в Париже и могу точно сказать, что американцы очень плохо одеваются. Могут надеть чудесную бархатную юбку с кроссовками 41-го размера. В Нью-Йорке все в кроссовках, в рваных джинсах! Я ненавижу рваные джинсы. Может, это и модно, но женщина должна оставаться женщиной. А в Москве все такие красивые, я поэтому и вернулась. В Москве намного лучше одеваются, чем в Париже, но я уже так не могу. Хотя одежда Christian Dior мне нравится, я бы носила, мне она подходит».

Цитата дня:
Бирюлево наносит ответный удар

«Афиша-Daily» превосходит сама себя: после скандального круглого стола с жителями Патриков (краткое содержание можно узнать из нашего теста), где те обвинили жителей окраин во всех смертных грехах, корреспонденты журнала отправились в отдаленные районы Москвы, чтобы услышать мнение другой стороны. Мы публикуем два рассказа жителей Бирюлева. Да кому нужен ваш зассанный центр!

Жители Бирюлево, Выхино и Гольяново — о своих районах и Патриарших прудах, «Афиша-Daily»

Артур, 31 год, руководитель отдела продаж бетонной компании, Западное Бирюлево

Я родился в Бирюлево. Мои родители — коренные москвичи и тоже живут здесь. Все считают местных жителей маргиналами. В этом виноваты СМИ. Но меня даже устраивает, что они поддерживают имидж Бирюлево как самого плохого района Москвы: так сюда приезжает меньше людей.

Бирюлево на самом деле очень хороший район: здесь зелено и тихо, не то, что на Патриарших. Благодаря статье «Афиши» о Патриарших, правда, захотелось туда сгонять, не из-за злости: я ведь раньше и не знал, что там клубная мекка. В подъездах писают во всех районах, но в центре дворы закрыты на шлагбаумы, подъезды — на домофонах и охраняются консьержами. Так что писает тот, у кого есть пароль и ключ.

Что меня беспокоит в Бирюлево, — это снос гаражей. У меня было охраняемое место в гаражном кооперативе, в прошлом году ракушку снесли. А у меня прямо со двора украли машину. Безопасно припарковаться больше негде.

Мои друзья, живущие в этом районе — коммерческие директора, руководители отдела продаж, менеджеры, почти у всех высшее образование. Я закончил Плехановскую академию. Но соседского сообщества, как такового здесь нет. Хотя, когда в 2013 году убили Егора Щербакова, моего знакомого, мы очень быстро собрались — хоть каждый живет сам по себе, все друг друга знают. Овощебазу, которая по сути была городом в городе со своими нравами и полицией, убрали. Богатые иностранцы, армяне и азербайджанцы, уехали, а приехали бедные и немного дикие — из деревень.

Анастасия Антонова (40 лет), продавец, Западное Бирюлево

Конечно, жители Бирюлево ездят специально писать на Патриаршие — тут ведь проблемы с канализацией. А если серьезно, то половина жителей Бирюлево — те, кто когда-то переехал из центра. Мы продавали небольшие дорогие квартиры там, и покупали недвижимость здесь. Я с «Полежаевской», а Настя — с Пятницкой.

Мы гуляем в дендропарке, загораем на пруду — не в каждом районе полежишь на траве в купальнике — в центре это неприлично. Кроме этого, здесь мало машин. Не хватает только кафе. Хотелось бы знать, почему их нет и посидеть толком негде. Торговый центр на весь район один, «Бирюза» — и то так себе, одно название.

Цитата дня:
Каково жить человеку, который выглядит моложе своих лет

Редактор Wonderzine написала колонку о страданиях из-за своего слишком юного вида, не соответствующего реальному возрасту. ВОС публикует отрывок о борьбе со стереотипами.

«Куда тебе»: Как жить, когда ты выглядишь младше своего возраста, Wonderzine

Любые стереотипы вредны потому, что отрицают разнообразие мира и тем самым лишают нас эмпатии. Что вы видите, глядя на меня? Набор ваших собственных представлений о мире. Никто не может по-настоящему понять незнакомого человека, и ровно для этого мы пользуемся стереотипами — они упрощают наше мышление, разгоняют его скорость. Однако это всего лишь инструмент, как и любой другой, его нужно использовать с умом, не подменяя одним только им весь сложный процесс осмысления. Видя в незнакомце не человека, а набор стереотипов и останавливаясь на них, мы лишаем себя попытки почувствовать что-то к окружающим. Все мы — это куда больше, чем набор наших свойств, человек устроен, как это ни банально, сложно и многогранно. 

Моя борьба со стереотипами началась еще до моего рождения. Внешне я очень похожа на маму, и она сталкивалась со всеми теми же проблемами и тридцать лет назад. Лучшая подруга-ровесница не позвала ее на свою свадьбу, аргументировав это тем, что мама «еще ребенок» — потому что у нее, как у меня, «смешной» курносый нос. Когда я родилась, маму игнорировали в детской поликлинике, потому что не верили, что я — ее ребенок. В лучшем случае ее принимали за мою сестру. Эти истории продолжились уже в моей жизни. В школе я всегда стояла последней в ряду на физкультуре (зачем вообще выстраивать детей по росту?), постоянно выслушивала насмешки из-за своего размера, а с возрастом — мизогинные комментарии от мальчиков и мужчин на тему своей «неправильной» фигуры. В этом году, пытаясь попасть в больницу, я получила в свой адрес снисходительное «ну иди, иди, девочка» от медсестры, которая не верила, что я знаю, куда иду.

Это симптоматично и это происходит постоянно. Я едва ли вспомню все подобные истории, их было так много, что они слились в одно стойкое ощущение удушья. Особенно тяжело сталкиваться с казенным миром России вроде паспортных столов и больниц. Там мне обязательно хамят все: от ожидающих до принимающих. Правда, как только выясняют, что мне скоро тридцать, впадают в замешательство — наглядная иллюстрация «ожиданий и реальности». Такая динамика особенно обидна: почему же я не заслуживаю того же обстоятельного спокойного тона общения, если мне на N лет меньше, чем вы думали? Печальным образом такое положение вещей сформировало и мое представление о мире: теперь я все время подсознательно жду оценки по возрасту ото всех, проецируя уже свой стереотип на людей вокруг.

Я не одинока в своей проблеме. В то время как полмира мечтает оказаться на месте Бенджамина Баттона, те, кто всегда выглядит «более юно», мечтают о совсем других вещах. На Западе люди сталкиваются с похожими трудностями: например, журналистка рассказывает, как ее не принимают всерьез на работе из-за ее внешности. Интернет полнится списками в духе «10 проблем, которые знают все юно выглядящие люди», и проблемы эти довольно серьезны. Людям по всему миру тяжелее наладить отношения cо своими ровесниками (романтические, да и не только), найти работу, успешно заниматься ею и заслужить уважение просто потому, что их внешность не отвечает стандарту по умолчанию.

Отчасти унизительное отношение к юным — это история о насилии. Не только незаметном и бытовом, в едких комментариях и насмешливых ремарках, но и вполне физическом. Как часто вы видите кричащих на своих маленьких детей родителей? Замахивающихся на них? К несчастью, у нас до сих пор нет культуры порицания родителей, применяющих физическое насилие и шлепки к детям, зато живее всех живых культура наказаний. Меня не расстраивает, что я выгляжу совсем не так, как ждет общество от 30-летней женщины: мой внешний вид — это результат биологии, которую я не хочу менять, и моего выбора, который я делаю в соответствии с моими предпочтениями. Меня расстраивает, что в нашей культуре остается нормой грубость к детям и, автоматически, всем, кто их напоминает. Ни дети, ни взрослые не заслуживают такого отношения — и те и другие достойны уважения просто потому, что они есть.

Цитата дня:
Отличаются ли жители центра Москвы от жителей окраин?

После известной истории о саранче и жителях Патриков журналисты The-Village обратились к урбанисту Петру Иванову, чтобы узнать, действительно ли между центром и окраинами Москвы такая огромная пропасть. ВОС публикует отрывок.

Урбанист Петр Иванов — о том, различаются ли жители Патриарших и «Фигифино» , The-Village 

Петр Иванов, урбанист

Вопрос о том, если ли расслоение по районам, долгий и мучительный. С одной стороны, оно есть, с другой — нет. Определенно существует тенденция к его появлению: есть некие профессиональные и элитные кластеры, однако они не составляют 100 % населения того или иного района, а лишь представляют собой небольшие территориальные сообщества. Поэтому говорить о том, что это ярко выраженный феномен, преждевременно.

За вычетом Рублевки у нас практически нет мест компактного поселения «богатых и знаменитых». Но есть истории из другой серии — те же актеры на Патриарших прудах. К сожалению, у нас все плохо с городской статистикой, поэтому я не могу сказать в процентах, сколько их там проживает от общего количества жителей. В реальности на Патриарших может быть 50–60 актеров, но этого количества достаточно, чтобы создавать определенное впечатление о месте, его имидж.

Вообще, стереотип о «богатых и знаменитых» относится ко всему центру. Но это неверное представление. Если посмотреть на супермаркеты в центре, видно, что лучше всего там выживают какие-нибудь «Дикси» или вообще безымянные магазины, которые обеспечивают потребление в первую очередь малообеспеченных людей. Это неудивительно, так как многие жители центра получили свою недвижимость в наследство, а дальше по разным соображениям не захотели с ней расстаться.

Если говорить о бедных районах, то с некой долей вероятности можно выделить восток города, например, Выхино и Жулебино, а также города-спутники вроде Мытищ. Согласно карте цен на недвижимость, там стоимость жилья действительно ниже, чем в остальных частях Москвы. Понятно, что этого достаточно для привлечения более бедных потребителей, которые стараются экономить.

Интересно, что раньше расселение происходило по искусственной советской модели, которая подразумевала профессиональную гомогенность: тут мы селим инженеров, здесь — Академию наук, там — милиционеров, а в этом доме — КГБ. В результате люди разного имущественного, но примерно одинакового профессионального статуса были расселены компактно. Но на смену этой модели пришел капитализм, и определяющими показателями для классовой стратификации теперь являются имущественное положение и уровень образования.

Сейчас потихоньку формируются имущественные районы, в которых род занятий и культурный флер — побочный вопрос. Этому процессу способствует и приведение налога на недвижимость к назначенной государством кадастровой стоимости. Повышение ежегодного налогообложения приведет к вытеснению из ЦАО малообеспеченных людей, так как они просто не смогут платить за квартиру налог в размере от 100 до 200 000 руб.