Цитата дня:
Что происходит в психиатрических больницах?

Корреспондент издания «Такие дела» провел две недели в психиатрической больнице, чтобы узнать, в каких условиях содержатся пациенты. ВОС публикует отрывок его дневника.

Не в себе, «Такие дела»

Завтрак — курево

«В психиатрическую больницу попасть очень легко. Достаточно выпить лишнего и проявить агрессию. Кто-то убежден, что состояние неадекватное. Потом машина «Скорой». Дальше — дело техники. Раздвинуть ягодицы. Железная палка с куском ваты. Застиранная пижама с номером «4». Чужие резиновые шлепанцы. Приспустить штаны. Укол феназепама. Две минуты до койки. Храпящие соседи по палате. Двадцать секунд до отключки», — думаю я, приоткрыв глаза и пытаясь вспомнить вчерашние события.

В лицо мне сопит дед с соседней койки, приставленной вплотную. Под подушкой смятая пачка красного «Мальборо». В голове светлая пустота, в теле — легкость, в ногах — вата. В коридоре орут про завтрак.

Общий холл четвертого отделения подмосковной психиатрической больницы кажется слишком светлым и просторным по сравнению с заставленной койками длинной палатой. Стены окрашены в неопределимый цвет. Около окна стоит койка с привязанным больным. Из телевизора в углу бубнит ведущая «Первого канала». У стены — кушетка, покрытая дерматином. Напротив — четыре деревянных кресла с золотистыми накидками. В одном из них пожилая женщина. На ней синий халат, который носят уборщицы или продавщицы торговых палаток. Я сажусь через кресло от нее и прилипаю тупым взглядом к экрану.

— Ты куда уселся, а? — вскакивает женщина.

— В кресло. Нельзя? — отвечаю и понимаю, что язык ворочается во рту, как полудохлая рыба.

— Нет, конечно! Это для персонала кресла. Не для вас! Ты, может, сифилитик или спидозник вообще!

— Они через кресла не передаются, — говорю я и плетусь в сторону столовой.

Сначала едят старики, немощные и явно больные, потом — остальные. Последние выстраиваются в очередь у дверей небольшой комнатки-столовой. Внутри четыре стола, кашу передают из маленького окошка. В центре каждого стола миска с нарезанным батоном.

Медсестры кормят лежачих и тех, кто в креслах на колесах. Их рассаживают вокруг серого стола при входе в столовую. Руки одного из стариков крепко привязаны к подлокотникам длинными тканевыми ремнями. Сухой дед в растянутой тельняшке противится и не ест. Он напрягает жилистые руки, усыпанные жировиками. На шее проступает яремная вена. Санитарка пытается впихнуть ему в рот хотя бы ложку манной каши с перемолотыми таблетками. В какой-то момент дед изворачивается и бьет ее ногой в живот.

— Ах, ты ж сука такая! Сейчас всего привяжу! Тварь! Рот, *ля, открывай или иди на х**! — вскрикивает санитарка и с размаху отвешивает старику оплеуху. Тот не реагирует и отворачивает голову от ложки.

— Ну, открывай ротик. Завтракать же надо, а то сил совсем не останется, — приходит ей на смену коллега помоложе. Она старается говорить как можно мягче, и дед все же вяло приоткрывает рот.

Я возвращаюсь в палату. Напротив лежит дед и издает блеющие звуки вперемешку со словами. «Чай где мой?! Марина! Я требую сиську! Я прошу, чтобы меня задушили!» — он дергается и надрывается. Я беру тонкое одеяло и с головой накрываюсь.