Невольно позавидуешь изворотливости молодых советских кинематографистов. Эту камерную, но сложнейшую в изобразительном плане экранизацию Чехова снимали при таком дефиците пленки, что отдельные сцены приходится снимать в цвете, а другие в ч/б, приходилось прибегать к изощренным монтажным решениям, а у режиссеров не было возможности переснять начальный кадр, куда нечаянно попала тень оператора Рерберга. И все равно, получилась одна из лучших экранизаций Чехова (наряду с «Неоконченной пьесой…» Михалкова-младшего, снимавшейся примерно в таких же условиях). Просвещенная публика, особенно западная, осталась довольна, Вуди Аллен — так вообще сказал, что теперь это один из любимых его фильмов, экономические причины перепутали с эстетическими задачами: цветной день, черно-белая ночь, интересно выглядит, наверное, так надо. Отечественный же зритель обязательно оценит снайперски точный кастинг: тяжеловесный Бондарчук — доктор Астров с его монументальной меланхолией, Мирошниченко, милая-милая, но обреченная «во всех романах быть только эпизодическим лицом», ну и Смоктуновский, конечно, со своей мещанской хандрой, обозначивший крушение иллюзий шестидесятников, – фильм снимался как раз на самой заре застоя.
А что до тени оператора Рерберга, то она выглядит хоть и ненарочной, но будто и неслучайной. Именно его фамилия, а не слишком европейского по сути своей режиссера Кончаловского, должна, по-хорошему, стоять в титрах первой. Именно он своим вниманием к деталям, этими портретами в полумраке и гипнотическими проездами по обшарпанной усадьбе, превратил печальную комедию из деревенской жизни в великолепный памятник извечной русской тоске. На века сделано, короче.
Подпишитесь на нас в социальных сетях