Стихотворение дня от Владимира Набокова

Набоков написал этот текст в 1928 году, когда жил в Берлине, за 27 лет до публикации «Лолиты». Заголовок стихотворения исчерпывающе объясняет, откуда взялось имя набоковской нимфетки. Писатель вообще питал слабость к демоническим еврейкам – на одной из них даже женился.

Лилит

Я умер. Яворы и ставни
горячий теребил Эол
вдоль пыльной улицы.
    Я шел,
и фавны шли, и в каждом фавне
я мнил, что Пана узнаю:
«Добро, я, кажется, в раю».

От солнца заслонясь, сверкая
подмышкой рыжею, в дверях
вдруг встала девочка нагая
с речною лилией в кудрях,
стройна, как женщина, и нежно
цвели сосцы – и вспомнил я
весну земного бытия,
когда из-за ольхи прибрежной
я близко-близко видеть мог,
как дочка мельника меньшая
шла из воды, вся золотая,
с бородкой мокрой между ног.

И вот теперь, в том самом фраке,
в котором был вчера убит,
с усмешкой хищною гуляки
я подошел к моей Лилит.
Через плечо зеленым глазом
она взглянула – и на мне
одежды вспыхнули и разом
испепелились.
    В глубине
был греческий диван мохнатый,
вино на столике, гранаты,
и в вольной росписи стена.
Двумя холодными перстами
по-детски взяв меня за пламя:
«Сюда», – промолвила она.
Без принужденья, без усилья,
лишь с медленностью озорной,
она раздвинула, как крылья,
свои коленки предо мной.
И обольстителен и весел
был запрокинувшийся лик,
и яростным ударом чресел
я в незабытую проник.
Змея в змее, сосуд в сосуде,
к ней пригнанный, я в ней скользил,
уже восторг в растущем зуде
неописуемый сквозил, –
как вдруг она легко рванулась,
отпрянула и, ноги сжав,
вуаль какую-то подняв,
в нее по бедра завернулась,
и, полон сил, на полпути
к блаженству, я ни с чем остался
и ринулся и зашатался
от ветра странного. «Впусти», –
я крикнул, с ужасом заметя,
что вновь на улице стою
и мерзко блеющие дети
глядят на булаву мою.
«Впусти», – и козлоногий, рыжий
народ все множился. «Впусти же,
иначе я с ума сойду!»
Молчала дверь. И перед всеми
мучительно я пролил семя
и понял вдруг, что я в аду.

Стихотворение дня от Джакомо Леопарди

Первые 24 года жизни Джакомо Леопарди (1798–1837) провел в библиотеке отца. Он с детства был болен, рос в доме отца, аристократа и ретрограда, подростком уже знал несколько языков, в 15 написал «Историю астрономии», а в 18 подделал несколько древнегреческих текстов и ввел в заблуждение лучших специалистов. Стал поэтом «мировой скорби» и очаровал своими стихами Артура Шопенгауэра. Леопарди желает вам хороших выходных.

Суббота в деревне

Охапку трав на плечи взгромоздив,
Проходит девочка в лучах заката,
И несколько фиалок и гвоздик
        В ее руке зажато,
Чтоб завтра, в праздник, в поясе их спрятать,
        И в волосы воткнуть,
И грудь украсить, по обыкновенью.
Ступень одолевая за ступенью,
Старушка с прялкой ветхою своей
Спешит к соседкам, что уселись кругом,
Порассказать о лучших временах,
Когда она на праздник наряжалась
        И шла плясать к подругам
Под вечер, в те прекраснейшие годы
Над старостью смеясь и над недугом.
Уже просторы воздуха темны,
Вновь небо сине, вновь ложатся тени
        От кровель и холмов
Под бледным светом молодой луны.
        И вот уже звонят –
        И наступает праздник.
        Как будто с этим звуком
        Вновь в сердце сил излишек.
        Веселый шум и гам
        Несет гурьба мальчишек,
        Мелькая тут и там
        По площади селенья.
Меж тем, насвистывая, земледелец –
        В мечтах о наступленье
Дня отдыха – за скудный стол садится.
Когда ж погаснут все огни вокруг
        И смолкнет всякий звук,
Услышу я, как трудится столяр,
Он что-то пилит, молотком стучит,
Усердствует; он запер мастерскую
        И засветил фонарь,
        Чтоб кончить все к рассвету.
Вот этот день, желаннейший в седмице, –
Больших надежд и радостных причуд;
        С собою завтра принесут
Часы тоску и грусть; и в мыслях каждый
К работе повседневной возвратится.
        Неугомонный мальчик,
        В своем цветенье юном
С днем, радости исполненным, ты схож.
        Блестящим, чистым сплошь,
Грядущей жизни праздничным кануном.
Им наслаждайся нынче, мой проказник:
        Ты чудом опьянен.
Теперь – молчок; пусть (хоть и медлит он)
Тебе не будет в тягость этот праздник.

Пер. А. Ахматовой
Оригинал здесь

Стихотворение дня от Андрея Белого

Завтра начнется последний и самый мерзкий месяц зимы. Русская поэзия поможет вам его пережить. Без слез и расхода чернил.

Весна

Всё подсохло. И почки уж есть.
Зацветут скоро ландыши, кашки.
Вот плывут облачка, как барашки.
Громче, громче весенняя весть.

Я встревожен назойливым писком:
Подоткнувшись, ворчливая Фекла,
нависая над улицей с риском,
протирает оконные стекла.

Тут известку счищают ножом...
Тут стаканчики с ядом... Тут вата...
Грудь апрельским восторгом объята.
Ветер пылью крутит за окном.

Окна настежь — и крик, разговоры,
и цветочный качается стебель,
и выходят на двор полотеры
босиком выколачивать мебель.

Выполз кот и сидит у корытца,
умывается бархатной лапкой.

Вот мальчишка в рубашке из ситца,
пробежав, запустил в него бабкой.

В небе свет предвечерних огней.
Чувства снова, как прежде, огнисты.
Небеса всё синей и синей,
Облачка, как барашки, волнисты.

В синих далях блуждает мой взор.
Все земные стремленья так жалки...
Мужичонка в опорках на двор
с громом ввозит тяжелые балки.

Стихотворение дня от Ричарда Олдингтона

Олдингтон (1892-1962) был имажистом (как и Паунд и Лоуэлл, чьи стихи недавно появлялись в этой рубрике): искал неожиданный ракурс и не держался традиционной метрической системы. Был женат на поэтессе Хильде Дулитл. Пережил рождение мертвого ребенка и прошел Первую мировую. Прославился антивоенным романом «Смерть героя». В 40-е переехал в Америку и принялся писать биографии, в одной из которых разоблачил Лоуренса Аравийского.  

Кино кончается

После щелканья и жужжания 
Мельтешащих картинок ощущаешь 
Сухость глаз, 
Когда взгляд бежит вдогон кадрам. 
Фильмы – банальные сантименты, 
Молчаливые скопища людей, 
Бренчащие пианино... 
Внезапно – 
Обвал зелено-желтого света 
Из-за порога; 
Дротики белых фонарных лучей 
                              выбивают контур мрачных зданий; 
Густая мгла ночи 
Сражается с сиянием; 
Торопливые фигуры, ноги, юбки, бледные щеки, шляпы 
Мелькают в косой чересполосице тьмы и света. 

Миллионы человеческих червяков 
Роятся, потея, в прикрытых ночной пеленой 
Кротовьих ходах дорог 

(Хорошо, что все живое быстро перемелют 
Химические пертурбации почвы). 

Пер. А. Кудрявицкого

Стихотворение дня от Василия Тредиаковского

Василий Кириллович Тредиаковский (1703-1769) воспитывался, чтобы стать монахом, но бежал от пострига. Пытался получить высшее образование в Москве, но в итоге бежал в Гаагу. Там юноше пришлось пару лет побираться, но потом он дошел пешком до Парижа, чтобы поступить в Сорбонну. И хотя мы отчасти обязаны Тредиаковскому рождением современного русского стиха, сам он считался бездарным поэтом. Но спустя столетия эти стихи выглядят так экзотично, что сложно ими не плениться.

Там сей любовник

Там сей любовник, могл ей который угодить,
Счастию небо чиня всё зависно,
В жаре любовном целовал ю присно;
А неверна ему всё попускала чинить!

Вся кипящая похоть в лице его зрилась;
Как угль горящий всё оно краснело.
Руки ей давил, щупал и всё тело.
А неверна о всем том весьма веселилась!

Я хотел там убиться, известно вам буди:
Вся она была тогда в его воли,
Чинил как хотел он с ней се ли, то ли;
А неверна, как и мне, открыла все груди!

Стихотворение дня от Новалиса

Фридрих фон Гарденберг (1772–1801) писал под псевдонимом Новалис и имел небесную возлюбленную – Софи Кюн, с которой был помолвлен два года, пока та не покинула мир в 15. Новалис тоже умер рано: долгое время считалось, что он заразился туберкулезом от Фридриха Шиллера, но как показали последние исследования, вероятно, поэт с рождения страдал муковисцидозом, а это, к сожалению, уже не так романтично.

Жажда смерти

В лоно земли, в душный угар,
Из царства света – во мрак.
Приступы болей и резкий удар –
Начала кончины знак.
На берега небес баркас
Стремительно доставит нас.

Слава тебе, вечная ночь!
Славно будь ложе дремот!
День, угасая, катится прочь
С ворохом старых забот.
Пресытившись в краю чужом,
Влачимся мы в отцовский дом.

Что стóим мы в этом миру
С нашей любовью и верой?
Прошлое скрылось, как пес в конуру.
Новое – станет химерой!
Скорбит о старине седой
Особенно, кто чист душой.

В той старине – разума свет.
Истоки в ней и причины.
Руки отца и его силуэт
В бликах костра различимы.
Равняясь мысленно с отцом,
Мы – как школяр пред образцом.

В той старине знатностью род,
Предков своих, мог греметь.
В царство небесное вдов и сирот
Отправляя чрез муки и смерть.
Все ж, не беря сие в расчет,
В сердцах для них храним почет.

Бог, обратившись в юный цвет,
В той старине седой,
Пошел на смерть во цвете лет
От суеты мирской.
Он претерпел и страх и срам,
За что особо дорог нам!

С робкой тоской смотрим мы как,
Черным плащом укрыт,
Демон безвременья все никак
Жажду не усмирит.
Зовет дорога нас домой,
Чтоб видеть ход времен святой.

Что ж не спешим к ряду могил
Пыль с эпитафий смахнуть? –
Камнем последним им послужил
Наш жизненный путь.
Где сытость сердца – лень ума!
Мир пуст, как нищего сума.

Ливень свою песню струит,
Зря ждет он успеха.
Память струной ржавой звенит,
С нами скорбит эхо.
Ложится снег нам на виски
От дуновения тоски.

Склоняемся к милой невесте,
К Иисусу, к любимым –
Утешенные. Сумерки поглощают
Любящих, сокрушающихся.
Сон овладевает нашими членами
И склоняет нас в лоно отца.

Пер. А. Равиковича
Оригинал здесь