Цитата дня:
Надо ли здороваться с незнакомыми соседями?

The Village с помощью экспертов продолжает разбираться в бытовом этикете. Мы публикуем слова психолога и педагога-консультанта по этикету о том, нужно ли здороваться с соседями, если ты с ними не знаком.

Надо ли здороваться с соседями, если ты с ними не знаком? The Village

ТАТЬЯНА НИКОЛАЕВА

педагог-консультант по этикету и деловому протоколу

 Согласно правилам этикета, человек, находящийся в пределах подъезда, должен здороваться с соседями. На улице он имеет право их не узнать, но, входя в подъезд, обязан поприветствовать. Если люди живут в многоквартирных домах, выучить всех соседей сразу им бывает трудно. Поэтому, если человек еще не всегда узнает соседа, не здороваться с ним на улице — простительно. Если же человек узнает соседа в лицо, он должен приветствовать его вне зависимости от того, где встретил — в подъезде или на улице.

МАРИЯ РУДАКОВА

психолог

Приветливость людей по отношению друг к другу указывает на определенный уровень культуры, но в России «хмурость» является защитным механизмом против нападения. То, что соседи друг друга не знают и не здороваются, — феномен социального аутизма, и это современная тенденция. В связи с урбанизацией и уплотнением населения люди часто находятся в замкнутом пространстве.

Существует такой феномен — когда люди в лифте практически не разговаривают. Это происходит потому, что нарушается дистанция, которая свойственна им в социальном контакте — общении не ближе, чем на расстоянии полутора метров друг от друга. В лифте люди находятся на расстоянии от 15 до 30 сантиметров. Общение в таком случае переходит в интимную и суперинтимную зоны.

Цитата дня:
Почему пиратство полезно для литературы

Мосгорсуд вынес решение о пожизненной блокировке сайта «Рутрекер». Иск был предъявлен издательстом «ЭКСМО» за незаконное распространение ряда книг (в том числе, якобы, Дарьи Донцовой). Участник группы «Ленина пакет» Иван Смех рассказал FurFur, почему блокировка «Торрентов» противоречит фундаментальным идеям литературы. Мы цитируем отрывок о подходах к созданию произведений.

Почему книгу нельзя украсть: Иван Смех о закрытии «Рутрекера», FurFur

Для чего писатель берется за перо? Для того, чтобы донести до читателя свои мысли и чаяния, из любви к идее, которую он хочет передать, либо же из необходимости поделиться какими-либо наблюдениями, которые он считает важными. По крайней мере, так обстояли дела во время классической литературы (далее в тексте этот подход будет называться классическим). И действительно, невозможно представить, чтобы, например, Грибоедов начал протестовать против распространения «Горя от ума» в списках, то есть рукописных копиях, являющихся аналогом самиздата в те времена. Пример не единичен — подобным методом распространялись произведения самых различных авторов. Конечно, этот ход был вызван наличием цензуры, и тем не менее он ярко иллюстрирует тезис о том, что читательское внимание для писателя безоговорочно важнее заработка.

При классическом подходе сам термин «пиратство» оказывается бессмысленным — человек, взявший на себя труд по публикации какого-либо текста в сети, только лишь помогает писателю донести его мысли до читателя — то есть совершает по отношению к пишущему однозначное благо. При этом труд помощника оказывается безвозмездным и, что принципиально, читатель никому не платит за возможность ознакомиться с текстом. Если же распространитель взимает за это плату, ситуация меняется — тут он действительно лишает писателя заработка, потому что имеется реальный покупатель текста. А заработок все-таки является вторичной (по отношению к донесению мысли) целью писателя. В такой ситуации возможны различные нюансы, но в целом она скорее окажется неэтичной, а разговор о пиратстве именно в таком, суженном понимании слова, дискуссионным.

Капиталистический подход к литературе выглядит несколько иначе. Тут писатель выступает обычным работником, первым интересом которого оказывается получение денег за выполненную работу. Он естественным образом пытается максимизировать эту прибыль, а желание донести что-либо до читателя при этом совершенно не учитывается, в том смысле, что наличие/отсутствие этого желания не влияет на продажи. Люди по этой схеме читают литературу преимущественно для развлечения, так что оказывается естественным, что за это самое развлечение они должны платить. Читатель, не заплативший за покупку, оказывается «халявщиком» или «вором», как и «пират», лишающий писателя прибыли. В данной ситуации для меня остается загадкой следующее: большинство людей при скачивании книги руководствуются принципом: выбирать из того, что есть в свободном доступе. Если конкретной книги нет, значит, можно выбрать другую. Каким образом тогда писатель вообще мог бы получить прибыль от таких людей? А если не мог бы, то ведь он и не несет никакого ущерба?

Этот подход может показаться стройным, но на деле он противоречит здравому смыслу, что почувствует даже сам создатель литературы «на продажу», если будет честен перед собой.

Во-первых, каждый писатель когда-то только начинал им быть, совершал свои первые литературные опыты. Этими опытами он делился с близкими и знакомыми, несколько стыдливо и просяще предлагая им прочитать свои творения, и был рад не только любому отзыву, но и самому факту прочтения вышедшего из-под его пера. Речь о продаже произведений зашла позже, а тогда он сам отчетливо понимал, что главное — это внимание. Годы спустя он, избалованный читательским вниманием, привык, что за свои творения он может всегда получить прибыль, и стал воспринимать это как должное. Тогда-то он и начал возмущаться попытками людей получить доступ к своим произведениям бесплатно. А лучше бы помнил, что было вначале!

Во-вторых, можно представить себе такую ситуацию: писатель создал очередное произведение, и тут ему поступает предложение заплатить за него любую, сколь угодно крупную сумму, с тем лишь условием, что это произведение будет уничтожено со всеми его исходниками. При любом варианте итогового ответа на это предложение писатель, по крайней мере, задумается и засомневается! Как бы халтурно он ни подходил к созданию литературы, тут он ощутит, что она все-таки должна быть в первую очередь прочитана, а не куплена.

Третий минус капиталистического подхода заключается в том, что чтение подается исключительно как развлечение. Но ведь чтение будет полезнее, если оно будет наталкивать на мысли, а не только давать эмоции. Вдумчивое чтение, включающее последующий анализ прочитанного — это полноценный мыслительный труд, требующий больших временных затрат. Стоимость одной книги будет составлять, например, десять человеко-часов. За аналогичный труд при иных обстоятельствах человек вполне мог бы получать деньги, тут же он делает это бесплатно, и в данном случае не важно, приносит ему это удовольствие или нет. Таким образом, вдумчивого читателя невозможно назвать «халявщиком» в принципе. Это звучало бы настолько же абсурдно, как предложение «давай ты поработаешь десять часов, за что получишь халявную еду». И то, что читатель тратит этот труд на изучение конкретного писателя, а не другого, уже является полноценной оплатой — интеллектуальный труд оплачивается ответным интеллектуальным трудом.

Цитата дня:
Спастись из падающего самолета

После авиакатастроф у многих диванных экспертов зачастую возникает куча идей о том, как модифицировать самолеты, чтобы в случае его падения не было жертв. Meduza объяснила, почему многие из предложенных изобретений не работают. Мы цитируем отрывок о том, почему парашют для всего самолета ничего не изменит.

Спастись из падающего самолета, Meduza

Парашют

для всего самолета

В 1975 году в США потомок русских эмигрантов Борис Попов упал с высоты 120 метров вместе с дельтапланом, который внезапно вышел из строя. Выжить удалось только благодаря многолетним занятиям гимнастикой: пилот вовремя сгруппировался и подготовился к удару о воду.

Через пять лет после этого Попов открыл фирму Ballistic Recovery Systems (BRS), которая занялась производством парашютов для небольших летательных аппаратов. Уже в 1982 году был выпущен первый парашют для легкого спортивного самолета, а еще через год система впервые спасла жизнь летчику при аварии.

Принцип работы прост: система в течение одной секунды реагирует на возникновение аварийной ситуации и быстро выбрасывает парашют, который постепенно снижает скорость падения самолета и обеспечивает относительно мягкое приземление.

За всю историю существования BRS продала более 29 тысяч парашютных систем производителям легких самолетов Cirrus, Flight Design и Cessna. Благодаря этому, как отмечают в компании, удалось спасти жизни более 300 человек.

Почему эта система не используется на больших самолетах

Из-за несовершенства материалов. Современные парашютные ткани способны выдержать только маленькие самолеты с пятью-шестью пассажирами, сейчас ведется разработка более прочной системы для 12-местных самолетов.

«Чтобы безопасно спустить самолет на землю, надо исходить из формулы „1 фунт веса — 1 квадратный фут парашютной ткани“. Допустим, чтобы спустить Boeing 747, понадобится полмиллиона квадратных футов ткани, для Airbus A320 — около шести парашютов, каждый из которых будет размером с футбольное поле», — отметил изобретатель в интервью Engineering and Technology Magazine. В таком случае либо могут быть превышены предельные значения грузоподъемности самолетов, либо придется радикально уменьшать вместимость, что принесет убытки авиакомпаниям.

По словам Попова, необходимо дождаться, когда создадут ткань, которая будет весить в десять раз меньше нынешних, но при этом будет очень прочной. Тогда использование парашютов для больших самолетов окажется и безопасным, и экономически целесообразным. По прогнозу изобретателя, только на создание таких тканей требуется 5–10 лет.

Цитата дня:
Лайк за упокой

Социальные сети оказывают влияние на многие сферы, и на посмертные ритуалы в том числе. Мы публикуем отрывок материала Esquire о том, как соцсети меняют похоронные обряды.

Могильное приложение, Esquire

Сегодня после смерти человека в интернете остается своеобразный архив — сообщения, фотографии, публичные посты, записи под замком. Но такие же архивы оставались и прежде: в XIX веке большая часть образованных людей вела дневники, эпистолярный жанр в России был чрезвычайно развит, и даже ваши родители, бабушка и дедушка наверняка обменивались письмами. В большинстве случаев это были ничем не примечательные поздравления, фотокарточки друзей детства, которых потомки никогда не видели, заметки на память. То, о чем писали в дневниках, не сильно отличается от социальных сетей: кого-то больше интересовали сплетни и наряды, кто-то систематически отмечал не только семейные события, но и общественные и политические изменения. При ухудшении политической ситуации в стране люди начинали вычищать дневники, жечь опасные письма. В эпоху большого террора московскую школьницу Нину Луговскую арестовали в 17 лет по подозрению в заговоре против Сталина — обвинение основывалось на дневниковой записи. Теперь тюремные сроки дают за посты в «Живом Журнале» и во «ВКонтакте».

Вопрос наследования аккаунтов тоже не новый, ведь передать по наследству можно что угодно, хоть скомканную салфетку, хоть пароль от «Твиттера». Кто-то передает свои социальные сети в чужое ведение только затем, чтобы его виртуальную личность после смерти тоже «убили». Другие распоряжаются ими как литературным или художественным архивом, который может принести прибыль потомкам. Передавать семейное дело по наследству — довольно древняя традиция.

Оставить сообщение на странице умершего друга — все равно что помянуть усопшего в молитве в дореволюционной культуре; старый навык переживания горя замещают его новые формы. Сами памятные страницы в «Фейсбуке», когда родственники и друзья годами возвращаются к профайлу умершего человека и оставляют там картинки и комментарии, — это спонтанные мемориалы в виртуальном пространстве. Они напоминают памятные знаки на обочинах дорог, установленные на месте автомобильной аварии. Люди регулярно приезжают к этим знакам, приносят еду и сигареты. Почему покойнику нужна еда в этом месте, он ведь и похоронен не там? Пространство смерти расширяется, кладбища уже недостаточно, как и традиционных обрядов. Если в православном каноне срок активного поминовения исчерпывается одним годом для самых близких родственников и сорока днями для всех остальных, то дорожные знаки посещают десятилетиями.

Спонтанные мемориалы на месте трагических событий начали появляться по всему миру почти одновременно — в восьмидесятые годы прошлого века — и, вероятно, отражают некий виток развития мировой культуры. Кризис идентичности, связанный с окончательным отходом от традиционных ценностей и формированием новой культуры, разные страны переживают со своей спецификой. Но проблема посмертного существования в социальных сетях на Западе сегодня не менее актуальна, поэтому появляются все новые сайты и программы, которые позволяют пользователю при жизни управлять своей «загробной» персоной, фактически помогают отделять ее от себя.

Правда, как и во всем, что касается соцсетей, в новых похоронных обрядах срабатывает процесс упрощения социального механизма — в данном случае механизма скорби. Поминать усопшего сегодня можно сидя на диване и ставя сочувственные «лайки» на его странице. Неудивительно, что созданный в прошлом году шуточный сайт электронных исповедей «Е-батюшка» набрал бешеную популярность и люди на полном серьезе хотели каяться в грехах не вставая из-за компьютера.

Таким же социальным упрощением можно назвать и появившуюся пару лет назад моду на селфи с похорон. Для исследователей этот феномен не новость: фотографии мертвых родственников есть в архивах многих советских семей, а в Историко-художественном музее в подмосковном Егорьевске собрана отличная коллекция портретов, написанных с мертвецов в гробах.

Цитата дня:
Нетрадиционные семьи

Портал «Такие дела» подготовил материал о женщинах, которые создали нетрадиционную семью и чувстуют себя действительно счастливыми. Мы цитируем рассказ женщины, которая после неудачных попыток найти спутника жизни решила завести ребенка от друга-гея.

Идеальный муж (18+), «Такие дела»

Елена

Так и не встретив мужчину мечты, родила от друга-гея

Мне было около 35. После нескольких неудачных личных историй я стала ходить к психотерапевту. Первый раз я пришла примерно с таким запросом: «Здрасьте, где мой жених?» Но мне очень повезло: это был хороший психотерапевт, который помог мне решить очень важный вопрос. Я поняла следующее. Как и все, я очень хочу счастья в личной жизни. Но именно жизнь без детей может сделать меня по-настоящему глубоко несчастной. В нашем непростом городе и непростом демографическом срезе, при всех моих запросах, которые я не очень готова снижать, вполне может сложиться так, что я не встречу спутника на всю оставшуюся жизнь. Но если у личной жизни возрастного предела нет и ждать мужчину мечты можно сколько угодно, то у деторождения он существует. И деторождение в современном мире — в руках у тебя самой и ты сама решаешь, что делать дальше. И я стала думать: что бы я хотела? Готова ли я к банку спермы? Или мне надо пойти попросить кого-то из моих друзей? Или кого-нибудь из прошлых или настоящих любовников?

Вариант, когда человек участвует исключительно в процессе зачатия, я отмела сразу. Идея, что он должен быть знакомым просто ради каких-то знаний о генетике, мне казалась совершенно неправильной. В этом смысле банк спермы — гораздо более удобная история. А дальше я вдруг поняла, что если получится так, что у ребенка будет папа, который станет участвовать в его жизни, будет отлично. При этом рядом со мной есть мои друзья-геи, некоторые из которых мечтают о детях, но их личная жизнь, особенно в России, оставляет немного вариантов.

Когда я поняла, с кем бы я хотела поговорить, кто из моих друзей мог бы стать прекрасным потенциальным отцом ребенка, надо было выбрать момент, чтобы этот разговор состоялся. Вроде бы нет ничего сложного в том, чтобы предложить близкому человеку такую замечательную вещь, как появление ребенка. Мы взрослые люди, которые умеют формулировать и понимают, что ответ может быть и да, и нет. И человек может быть не готов. Но оказалось, улучить момент, определиться в словах, — совсем не простая история. В нашем случае еще и потому, что мы оба очень социальны. Я не хотела говорить заранее «Мне надо с тобой серьезно поговорить, давай встретимся» (совершенно не знаю, почему, кстати). В итоге время шло, каждый раз мы встречаясь, чтобы поужинать или пообедать, тут же обрастали еще какой-то компанией знакомых. А надо сказать, что к этому моменту я уже довольно много занималась своим здоровьем: если ты решаешь родить около сорока лет, это требует некоторых усилий. Это тоже важно понимать, что существует эта взрослая часть всего плана, иначе можно быстро сломаться или разочароваться и забросить процесс. И вопрос у меня лично встал ребром: надо было либо в течение примерно месяца-полутора решить, или сейчас продолжать пить какие-то таблетки, или возвращаться к вопросу через полгода и позже. Я к этому моменту была, честно сказать, натянута как струна. В итоге я заговорила с Мишей о ребенке прямо посреди какого-то шумного праздника. Сказать, что он опешил, — все равно что ничего не сказать. Но обещал подумать и задал несколько очень взрослых человеческих вопросов, сразу сказав то, что я сама и предполагала: что если да, то он хочет участвовать в жизни ребенка и быть отцом. Это именно то, что я имела в виду. Дальше, когда Миша согласился, мы собрались сделать очевидно необходимое: подписать бумаги о наших договоренностях, где максимально подробно расписать все, от решений про школу до денег на няню. Но выяснилось, что подписать такие бумаги в России невозможно, пока нет ребенка, пока он еще не родился. Параллельно Миша сдавал нужные анализы и вообще очень организованно включился, ездил к врачу, к юристу, что было очень важно и подтверждало мне,что, кажется, я правильно поступаю. Нам повезло: все получилось с первого раза.

Я так хорошо помню, как сижу в старом офисе за дурацким большим компьютером, приходит письмо из Инвитро с анализом, и у меня плывут цифры перед глазами. Пришлось просить подруг смотреть. Все близкие о моем решении знали, и меня никто не отговаривал.

Единственное, чего по-настоящему боялись родители, — это моя возможная бездетность. И сейчас они абсолютно счастливые, обожаемые внучкой бабушка и дед. Миша познакомился с моими родителями, когда я была на третьем месяце, и они сразу все друг другу понравились и начали общаться. Тогда же примерно я познакомилась с Мишиной семьей, может немного позже. Миша принимал живейшее участие в моем здоровье, ездил на УЗИ, помог рожать в дорогом роддоме. К тому моменту, когда пора было выбирать роддом, мы были уже настолько близки, что делали это вместе, а я считала принципиально важным найти такое место, где, если будет кесарево, то ребенка отдадут не медсестре, а отцу. Так все и случилось. Все время родов он был за дверью, и дочку сразу вынесли и отдали ему. Из роддома меня забирали две больших семьи, Мишина и моя. И сейчас дочь окружена родственникам и близкими друзьями с двух сторон, которые уже на самом деле слились вместе. У нас получаются очень близкие семейные отношения, которые очень обогатили мою жизнь и в смысле дружеских связей, и в смысле связей человеческих.

Есть вопросы, на которые у нас пока нет ответов. Вернее, есть, но гипотетические. Как, например, мы расскажем все дочке, какими словами, когда она будет старше? Есть ответ довольно простой: а как делают семьи, где мама и папа развелись, но смогли остаться друзьями? Мы точно сможем рассказать, что мы с папой очень близкие друзья, мы семья, просто не совсем типичная, и мы оба очень хотели и мечтали, чтобы наша девочка появилась на свет. Просто мы живем в разных местах и, возможно, что к моменту такого разговора (сейчас дочери только два) будем жить еще с кем-то, с нашими будущими потенциальными партнерами. Когда придет время объяснять, думаю, мы оба найдем слова. В том числе в нужном возрасте и про то, что такое гомосексуализм, и почему и у мамы, и у папы есть любимый мужчина (когда они появятся). Всегда есть множество непростых вопросов, которые все равно приходится объяснять детям. Просто у нас их набор чуть более нестандартен, вот и все. Для внешнего мира я использую формулировку «отец моего ребенка». И не вдаюсь в подробности того, что люди думают, когда я так говорю. Уверена, что ребенку важнее всего быть окруженным любовью, и это, по счастью, у нас получается.

Я должна сказать, что я стала намного более счастливым человеком, чем была до появления дочери. И не только потому, что у меня наконец-то есть ребенок, но и потому что моя жизнь наполнилась новыми отношениями с отцом дочки, замечательным человеком и его семьей. Есть несколько вещей, которые мне кажется важным донести, основываясь на собственном опыте, — на тот случай, если кто-то решит идти моим путем. Надо обязательно понимать, что здесь не бывает полумер. Что если кто-то становится отцом вашего ребенка, то его родственники тоже получают внуков, племянников, кузенов. Вообще, стоит иметь в виду, что будущий отец вашего ребенка действительно входит в вашу жизнь, а не только в жизнь ребенка. Он не перестанет быть его отцом, даже если у вас сложатся отвратительные отношения. Поэтому очень важно знать человека, с которым ты придумываешь рожать вместе. Если вы к этому не готовы, то банк спермы в таком случае — более приемлемый вариант. Другая важная вещь — понимать, какова роль отца ребенка. Ролевая модель тут не очевидна, и в списке самых простых ролевых моделей ее нет. Строится она на взаимопонимании, дружбе и абсолютной ясности и внятности. Здесь важно проговорить и продумать все, что можно проговорить и продумать, и помнить: это не муж. Это другая история.

Цитата дня:
Застряли в Египте

The Village поговорил с туристами, которые планируют поездку в Египет, либо уже находятся там. Мы цитируем рассказ девушки, находящейся в школе виндсерфинга в Дахабе о настроении отдыхающих, отсутствии информации об эвакуации и дальнейших планах.

«Никто ничего не знает вообще», The Village

Светлана

Мы сейчас в Египте. У нас своя школа виндсерфинга в Дахабе, «Виндерленд», это сто километров от Шарм-эль-Шейха. Вчера вечером мы катались на яхте — был туристический выход в море. Около шести часов вечера по мобильному интернету мы узнаем о прекращении авиаперелетов и продажи туров из России в Египет.

Посыпались вопросы, переживания: никто не понимает, как лететь назад, когда, и что будет дальше. Вечер прошел, грубо говоря, в грустной панике и расстройстве. Решили выяснить ситуацию с утра. А выяснять оказалось нечего: туристов не информируют ни о чем, идти задавать вопросы некому. Туроператоры молчат, на связь никто не выходит. С утра всем пользователям «Мегафона» пришла SMS про то, что связь в роуминге будет работать и можно уйти в минус 10 тысяч рублей по звонкам. Как итог — «Мегафон» сегодня не работает вообще. Невозможно звонить, получать и отправлять SMS.

Люди ничего не знают. В отелях говорят, что вылет по плану, когда закончится тур. Говорят это, только если заранее прийти и спросить. Публично ничего не освещается. Всю информацию о происходящем русские туристы получают из интернета или по слухам. Сейчас никто ни о чем тут не заботится, у людей полное непонимание — лететь с багажом или нет, если я из Челябинска — куда привезут мой багаж и когда, если я полечу только с ручной кладью. А можно ли вообще не лететь? А что делать, если мы купили билет на 15 ноября? До смешного доходит: в такси турист спросил: «А сколько килограммов манго я смогу провезти с собой в ручной клади?» Это без комментариев вообще.

Никакой эвакуации, как сообщается в СМИ, нет. Никаких служб помощи или оповещения нет. Про сроки все молчат. Никто ничего не знает вообще.

Непонятно, что делать, если человек хочет улететь именно сейчас.

Среди туристов настроение переживательное, но позитивное. Они все-таки на отдыхе. Многие смеются и ждут, когда же уже все закончится и мы сможем зажить как нормальные люди. Без негатива, паники и недосказанности. А то даже отдохнуть спокойно и по-человечески не дают. Больше всего переживают из-за полной недосказанности, непонимания происходящего и за багаж. Мы предлагаем оставить его у себя на хранение. Многие соглашаются. Паники как таковой нет. Кажется, все уже привыкли к тому, что постоянно что-то случается.

Те, кто живет здесь, восприняли ситуацию, конечно, с негативом и переживанием. Будет намного меньше людей, туристов — соответственно, и денег. Опять начнутся плохие слухи про Египет, хотя по факту здесь намного спокойнее и безопаснее, чем в России. И даже если ситуация быстро наладится, осадок внутри останется очень и очень надолго. За это, конечно, безумно обидно.

Домой пока никто не собирается и не хочет: ни туристы, ни те, кто живет здесь годами. Смеются и говорят, что тут спокойнее. Хотят пересидеть, переждать. Многие уже сдали билеты и не летят.

Те, кто прилетел за сутки до отмены рейсов, очень радуются, что успели.

Многие пишут нам, что хотят прилететь, но не знают как. Больше всех напуганы те, кто в России. Очень много поступает сообщений от наших друзей, которые планировали отпуск у нас, с вопросами: «Что, как, когда, что делать?» Многие уже купили туры и билеты на Новый год.

Основной поток гостей школы виндсерфинга «Виндерленд» улетает домой до 12 ноября, и что будет потом — никому не известно.

Но, конечно, больше всего расстраивает полное отсутствие информации. Людей никто не успокаивает. Они не чувствуют себя защищенными. А наоборот, чувствуют себя брошенными и дезинформированными.