Цитата дня:
Бояться ― нормально

После терактов общество погружается в состояние стресса: люди боятся ездить в метро, посещать людные места, да и просто выходить на улицу. Meduza поговорила с психологом Маргаритой Жамкочьян о том, как пережить общественный стресс. Мы цитируем отрывок о специфике боязни терактов, а также о типах реакции на трагические события.

«Сильнее всего страх бьет по чувству времени», Meduza

Этот страх своеобразен. Сильнее всего он бьет по чувству времени. Это вроде бы незаметно, но в нормальной жизни время течет ровным потоком, а в момент катастрофы — вдруг прерывается и начинается как бы заново. В этом основная черта не личного страха, а общественного. Это непредсказуемость будущего. У нас есть некое ощущение по поводу того, как будет развиваться наша жизнь — вместе с жизнью других людей. Конечно, кирпич всегда может упасть, но это не меняет ощущения времени. А теракт — это акт, направленный против общественного устройства и против времени, которое мы можем назвать цивилизационным. Это еще мало исследовано, не очень понятно, как это действует.

Я когда-то работала в школе, которая находилась во дворе дома на Каширке, где произошел взрыв в 1999 году — помогала людям справиться с трагедией. Когда мы с группой психологов приехали в эту школу, на входе в нее уже успели повесить большую доску, где было написано, что в такой-то день «время остановилось». Что почувствовали, то и написали — «время остановилось». Это было видно во всех образах и метафорах, с которыми мы работали.

Совсем по-другому устроен страх, к примеру, перед полетами в самолете, или боязнь собак. Это страх другой природы, он внутри, и он не затрагивает время. Это страх защитный, приспособительный. Он может быть чрезмерным, неадекватным, но он оправдан нашим существованием. Когда лечишь людей от аэрофобии, такой страх тяжело вытащить, чтобы он ушел — нужно его буквально визуально представлять. Когда же мы говорим об общественном страхе, визуализация, наоборот, только его нагнетает. И если говорить о том, как с этим справляться, то для начала надо почувствовать, что это другой страх, поражающий время — ожидание завтра, послезавтра, будущего.

Тут возможны две реакции. Одна — рыдать, бояться и сочувствовать — вместе с другими. Это своеобразная анестезия: когда ты страдаешь за другого, страх за себя притупляется. Когда случился Беслан, одна из самых страшных страниц в нашей истории, к психологам приходили люди, которые без конца рыдали. Они сочувствовали этим детям, матерям, потерявших детей, им надо было выплакать свои страхи через эту боль. Их сочувствие было искренним, естественным, но такая чрезмерная реакция вхождения в чужое горе — это стремление сделать так, чтобы свое не болело. Это работает, притупляет страх, но это абсолютно неконструктивно. Невротическое общество рыдает вместе с теми, кто пострадал. Дальше, как только этот быстрый спазм страха проходит, происходит его вытеснение.

Вторая реакция — это гнев. Мы видим, что в здоровом обществе сотни тысяч людей выходят на площадь, чтобы сказать: «что бы ни было — вы с нами не справитесь». Это в первую очередь реакция не сочувствия к пострадавшим, а акция гнева против терроризма и солидарности со своей страной. Грубо говоря, мы, взявшись за руки, противостоим этому невидимому, неосязаемому злу. Это ресурсное поведение.

Рыдать со всеми, потом вытеснять этот страх и жить дальше — это невротическая реакция на страх. Люди снова на время становятся как будто беспечными, собираются вместе, жизнь продолжается до следующего удара. В случае гнева вытеснения не происходит, потому что чувство выходит наружу, воплощается в какое-то действие. Люди могут выйти на площадь или прийти к французскому посольству. Там они встречаются, разговаривают с единомышленниками, обмениваются мнениями, вместе возмущаются действиями правительства или террористов. Им, во-первых, становится легче, потому что страх на людях проще переносится, а во-вторых, потому, что страх его во что-то воплощается.

Те, кто поехал к французскому посольству и просто положили цветы или поставили свечку, они совершили акцию, и им полегчало. Знак солидарности в виде какого-то действия — важная вещь. А бесконечное сотрясание воздуха не помогает.