Цитата дня:
Что происходит в элитных реабилитационных центрах?

«Медиазона» пообщалась с бывшим пациентом элитного реабилитационного центра для наркозависимых о порядках в учреждении. ВОС публикует отрывок о том, что творится в центре.

«Бывшие зеки открыли здесь частные тюрьмы», «Медиазона»

В центре 

Олег: Первое ощущение: я захожу, там народ сидит на корточках, что-то обсуждает – это вот моя комната. Там живет, ну, шесть-семь человек, такие двухъярусные кровати. Ну, мы все познакомились, ребята все сидели, в том числе и по серьезным статьям, и мне было довольно непросто поначалу, поскольку у меня нет опыта такого, я даже в армии не был. Потом я как-то оценил, что у них тут есть свои порядки, если ты это соблюдаешь, то, в принципе, особых проблем не возникает, и общались мы потом вполне душевно, даже подружились.

А в целом — все как в тюрьме: сленг, отношения, понятия, татуировки, шуточки соответствующие, все это обсуждается. Шмоны проводят регулярно, как в тюрьме, ножницы там ищут или что-то еще. Мобильные и так запрещены. А вот когда народ начинает звереть — возникает угроза сексуального насилия. Поступают угрозы. Есть все эти тюремные вещи, типа ИРА — «идем резать актив», есть, соответственно, сам актив.

Персонал учреждения состоит полностью из бывших наркоманов, большая часть которых отбывала наказание, в том числе и по тяжким статьям. На данный момент у них вроде бы все в порядке, перед законом они чисты. Про их квалификацию, которая пишется в рекламе: естественно, это люди не особо сведущие, они просто бывшие наркоманы. Они талдычат про эту программу «12 шагов». Она достаточно примитивная, то есть ты делаешь какие-то вещи, пишешь задания, выполняешь — там каждый день уборка, собрания, хрень вот эта вся происходит. Ну то есть это бред на самом деле, ну, на мой взгляд — я провел там достаточно времени, и это вообще ничего мне не дало. Программа «12 шагов» в свое время создавалась именно на добровольной основе, как «Анонимные алкоголики»: люди, которые сами с улицы приходят. Я там по сути в отказе находился. Меня заставляли учить программу, писать дневник, мыть посуду, мыть туалеты, но я сказал, что мне по фигу. Конкретно в нашем центре не было физических наказаний.

В ребцентре — ограничение свободы, ограничение передвижения. Мы находимся в полностью закрытом помещении, единственное — впускают на перекуры по пять минут с пересчетом до и после. В других центрах люди вообще на улицу не выходят — курят внутри в специальном помещении. У нас решеток не было, только видеокамеры везде, кроме туалета. Но окно не откроешь — все ручки сняты. В других центрах еще хуже — там окна полностью зарешечены.

Нельзя сказать, что там нулевая эффективность, дело в не в этом. Дело в том, что в корне всего лежит обман. Это лишение свободы, подавление личности, это введение в заблуждение родственников, которые становятся невольными соучастниками всей этой истории. Персонал там — довольно опытные люди, они же понимают, что кому-то программа закладывается в голову, а кому-то нет. Но они будут ее закладывать все равно по-любому, пока ты деньги платишь. А результат их не интересует, это просто бизнес.

Там все построено на лжи. Еще в детоксе рассказывают, что в реабилитационном центре все проходят обследования и, конечно, в нашем реабилитационном центре нету ни больных ВИЧ, ни других больных людей. Но это не так. Гепатит у многих, я лежал с человеком, у которого был ВИЧ. И мы все едим в одной столовой, чистим зубы вместе, стрижем ногти, ну и так далее. У многих там и второй диагноз, психические отклонения. И он стоит на кухне с ножами, а специалистов рядом нет никаких.

Там даже первую медицинскую помощь получить затруднительно. Человек сломал ключицу, а ему помощь много часов не оказывали.

Родственники

Олег: Связь с родственниками не дают первые две недели, чтобы ты не мог ничего сообщить. Потом дают звонки по пять минут в присутствии персонала, переписка, как в тюрьме — все читается.

Анна: Первое свидание могут дать через четыре месяца. Там смысл такой, что нужно разделить семью, и каждого обрабатывать.

Олег: Они смотрят, если человек более-менее лояльный, сотрудничает с ними, месяца через два дадут свидание, мне конкретно дали через три с половиной.

Анна: Раз в неделю в офисе проводят встречу для родственников, на ней присутствует директор, психолог, бывают и родные тех, кто уже вышел. Тебе все подробно рассказывают, очень воодушевленно. Главная тема, что надо написать три первых шага: это тот минимальный курс, который позволит заложить основу для выздоровления, и так далее, и так далее. Что происходит дальше. В зависимости от состояния человека и материального положения семьи они начинают этот курс растягивать как можно дольше под разными предлогами. Человек нарушает дисциплину вместо того, чтобы писать задания — его на неделю отправляют мыть посуду. Но родственникам не говорят про посуду — им объясняют, что процесс идет медленно, у него плохая динамика. И это говорит психолог, который как потом выясняется, вообще с ним даже не общался.

Олег: Бывают попытки побега, но почти все родственники возвращают человека обратно.

Анна: Нам говорят заранее: если вдруг сбежал, действуйте так-то и так-то. Прямо инструкцию дают. Например, перед Новым годом: сейчас опасное время, многие побегут. Если человек объявился, ни в коем случае не показывать свой страх, с распростертыми объятиями его ждать дома, параллельно — вызвать немедленно мотиваторов. Потому что якобы он сейчас в реальной опасности и может умереть от передоза.

Олег: При мне было несколько побегов, всех вернули. Как ни странно, это работает.

Анна: У родственников нет понимания, в какое место они отправляют своих близких. Там, например, содержится мальчик, который играет в какую-то виртуальную игру. Не азартный, а именно «эльф». А рядом наркоман, все перепробовавший. Который говорит, конкретно где и почем можно все взять, рассказывает, какой кайф от этого, и как он по нему тоскует. У тех, кто не пробовал, очень даже может возникнуть желание это испытать. Там последнее время стали подтягиваться алкоголики. Это в основном обеспеченные люди, они готовы платить.

А если и есть недовольные содержанием в реабилитационном центре, то они, как правило, ничего сделать не могут. Судиться? Согласие же добровольное. Другая ловушка для тех, у кого родственник — наркоман, а ведь многие из них приторговывают. Анонимность такого лечения никто не гарантирует. Если родственники недовольны — в центрах все дневники, ты описываешь всю свою жизнь. Вы хотите жаловаться? Мы вашего сына сдадим в полицию.

Цитата дня:
Тайная жизнь отельных горничных

Самиздат «Батенька, да вы трансформер» выпустил материал о тайном мире отельных горничных. ВОС публикует один из отрывков, разоблачающий сразу несколько мифов.

Тайная жизнь отельных горничных, «Батенька, да вы трансформер»

Главный человек в отеле, на котором все держится, — отнюдь не директор, о нет. Лицо и душа гостиницы, от которых напрямую зависит рейтинг на трипэдвайзере и мой душевный покой — это команда горничных.

Представьте сами: вы приезжаете отдыхать, и вам нахамили на ресепшене. Или накрылась экскурсия. Или вам не понравился обед. Это неприятные, но все же мелочи жизни. А вот если у вас в номере простыня в желтых пятнах и в ванной чужие волосы, то впечатление от отпуска начинает портиться в геометрической прогрессии.

Чем дешевле и щедрее по предложениям олл-инклюзив, тем больше отелю приходится экономить, в том числе и на персонале. В том числе и на уборщицах. В дни заездов семи-восьми румынкам (самая дешевая рабочая сила в Италии) приходится со скоростью света вылизывать по триста комнат, потому что все отъезжающие туристы стараются как можно позже выйти из номеров, таким образом, продлив себе отпуск, а столько же приезжающих туристов, наоборот, желают как можно быстрее в них зайти и начать долгожданные каникулы. И горничные носятся по всей гостинице, стараясь не путать, где кровати разделить, а где соединить, куда принести люльку или миску для собаки. И не дай бог оставить в ванной меньше полотенец, чем надо — разъяренный турист мигом прилетит в холл отеля и начнет отыгрывать монолог униженного и оскорбленного, потому что, если мы не понимаем, что на трех человек им не хватит двух полотенец для биде, почему с таким сервисом мы вообще пока не обанкротились и нас еще не сравняли с пляжным песком? Может показаться, что я гиперболизирую, но это не так: один раз я наблюдала, как клиент стал пинать ногами стеклянную дверь холла, угрожая постучать с таким же энтузиазмом по моему лицу, если ему прямо сейчас не принесут чем вытереться.

Сами понимаете, что в таком режиме спринтерской уборки речи о полной дезинфекции комнаты идти не может. Нет очевидной грязи — и то хлеб. Самые омерзительно испачканные вещи, что стирают раз в десять лет, — это постельные покрывала и шерстяные одеяла, которые обычно лежат в шкафу; пить воду из Москвы-реки в центре города безопаснее, чем ложиться на них неодетыми. Одна горничная рассказывала мне о строжайших правилах ее бывшего места работы, пятизвездочного отеля на Испанской лестнице в Риме: о кристальной чистоте, разных видах заправки кроватей и прочих особенностях, но, если бы в отеле с таким ценником к уборке относились с меньшим пиететом, можно было бы окончательно потерять веру в человечество. А вот чем меньше звезд, тем больше вероятность, что под бумажной этикеткой с надписью «Продезинфицировано» на самом деле махнули пару раз несвежей тряпочкой. Если махнули.

Может ли быть такое, что постельное белье застелено уже неделю, и на нем аниматор пару раз занялся сексом с барменшей, а потом аккуратненько разгладил помятое и убрал волосы с подушки? Ну да, может. Но, скорее всего, секс был как раз на покрывале или на одеяле — там, в случае чего, не видно будет пятен. Коллеги вообще периодически приходят на ресепшн, как игроки «Форт Боярд» к карлику Паспарту, в надежде раздобыть ключи от какого-нибудь пока еще незанятого номера буквально на часок. Если работа не очень дорога, то можно и помочь. Или же пусть пытают счастья у техников — у них обязательно есть волшебный ключ от всех дверей.

Пока работники отеля меряются усталостью и важностью своего ремесла, горничные двигают диваны, поднимают тяжеленные матрасы, видят то, чего никто бы не хотел видеть, и отмывают то, что никто не хотел бы отмывать, но при этом остаются самыми презренными участниками процесса. В том числе и по зарплате. При этом часто боятся брать чаевые, если их не вручили лично в руки.

Обсуждают ли горничные за спиной ваши личные вещи? Нет. Ну, то есть почти нет. Однажды я работала в маленьком отеле в Риме, куда клиенты приезжают на день-два; работы от них немного, и уборщицы убивали время, обсуждая за чашечкой капучино или директора, или количество оберток от презервативов под кроватями в номерах, а также в каком номере сильнее воняло в туалете, уверяя всех коллег, что люди — грязные невоспитанные существа, абсолютно все, надежды нет. И в этом есть доля правды — наибольшая часть гостей отеля любит упиваться секундным моментом собственной важности, пока может себе это позволить, и нарочито сорить, разбрасывать вещи и не смывать за собой, оставляя это занятие прислуге. Кроме шуток, судя по словам уборщиц, сливом в туалете не пользуются процентов этак девяносто девять туристов. Не только группы школьников любят похвастать на тему, кто больший бардак оставил в номере — этим, увы, занимаются и взрослые люди.

В большом отеле времени на туалетную болтовню остается гораздо меньше. К тому же, когда клиент приезжает не на одну-две ночи, как это чаще всего бывает в гостиницах больших городов, а на недели две-три, успеваешь будто немного сродниться с ним и его семьей и отчаянного желания злословить практически не возникает. У всех у вас в комнате бардак, мокрые купальники и лекарства от разных недугов, в том числе очень деликатных. Я об этом узнаю, только если вы вынесли всем мозг и оказались на устах у персонала. Или если у вас есть очень необычное хобби или странная привычка — как, например, у туриста, который приехал с чемоданчиком, наполненным dvd-дисками с детской гей-порнографией. Или как у американского клиента, который каждый день старательно наглухо залеплял вентиляционное окошко намоченными бумажными полотенцами. В остальных случаях горничным ваши личные секреты по барабану — мало кому нравится в буквальном смысле копаться в грязном белье. Имена ваши тоже мало кому интересны — максимум, что скажут о вас горничные, — это: «Мужик из двести одиннадцатого разводит бардак». Более того, очень часто уборщицы видят то, о чем не хочется рассказывать вообще никому. Как-то одна моя коллега, пожилая женщина из Болгарии, расплакалась при мне после окончания рабочего дня и рассказала, что утром стала свидетельницей того, как турист избил жену, не стесняясь присутствия ни ее, ни маленького сына. После он запретил супруге идти на обед и ушел есть с ребенком. Горничная аккуратно предложила женщине помощь, но та резко оборвала ее и даже слегка пригрозила, чтобы она не вздумала об этом рассказывать. Коллега объясняла свои слезы обычной физической усталостью, потому что после стольких лет работы уже столько гадкого пришлось повидать, что вряд ли ее действительно могло настолько расстроить это происшествие. Многие чужие секреты совсем не хочется узнавать, и речь идет вовсе не об одной только физиологии.

Цитата дня:
Каково быть геем-мусульманином в России

Журналисты «Афиша-Daily» поговорили с русскоязычными геями-мусульманами о том, как они и общество мирятся с их ориентацией. ВОС публикует рассказ одного респондента.

«Скорее всего, я женюсь на девушке»: каково быть геем-мусульманином в России, «Афиша-Daily»

Адам, 28 лет

Свою гомосексуальность я начал осознавать в 10–11-м классе. Тогда я жил в Дагестане и старался все в себе подавлять. На людях вел себя как мачо и осуждал все, что связано с ЛГБТ-тематикой, а внутри меня разрывали противоречия. Была постоянная подавленность, депрессия, иногда нервные срывы. Мне было мерзко осознавать себя таким, потому что в той среде, в которой я вырос, другого отношения к этой теме быть не может. Но самое ужасное — это шло вразрез с моими религиозными убеждениями.

После школы я поступил в университет в Ставрополе и уехал из Дагестана. До второго курса встречался с девушкой, пока по-настоящему не влюбился в парня. С ним мы познакомились по объявлению в журнале. Он был из Нальчика и приезжал ко мне раз в неделю. Мы просто гуляли и общались. И он помог мне начать себя принимать. По крайней мере, у меня исчезло чувство отвращения к себе. Девушке я рассказал все как есть. При расставании не было ни скандалов, ни ругани. Просто тихий вечер, разговор по душам и слезы.

Несмотря на то что сейчас я не совершаю намаз и не всегда соблюдаю пост, я остаюсь верующим человеком и продолжаю искать ответы на свои вопросы в религии. Главным грехом в исламе считается ширк, то есть вероотступничество. Но к ширку также приравниваются и другие тяжкие грехи вроде прелюбодеяния, разновидностью которого и является гомосексуализм.

Я знаю, что на Западе существует международная мусульманская ЛГБТ-органиазция «Аль-Фатиха», которая предлагает пересмотреть исламские ценности с точки зрения современных реалий.

С одной стороны, я согласен, что мусульманин может быть геем, ведь это не его выбор. Так почему я должен отвечать за то, что не было моим выбором? Даже если расценивать это как испытание. Но за что? Может, если совершать намаз, соблюдать пять столпов ислама, вести праведный образ жизни, то Аллах простит неподвластный мне грех? С другой же — подобное толкование — это отход от канонов, что тоже неверно.

Пытался ли я говорить об этом с родителями? Ни в коем случае. Это было бы равносильно самоубийству. О моей ориентации знает только родной брат. Как-то я позвонил ему и просто сказал, что уезжаю навсегда, что если не уеду, то обреку всю семью на позор. Рассказал все. Он молча положил трубку, а через полчаса позвонила мама и умоляла не уезжать. Брат ей рассказал, что я хотел уехать из страны, но ни словом не обмолвился о причинах отъезда. В общем, я не смог покинуть Россию.

Уже 4 года я живу в Петербурге, работаю в одном из крупнейших российских банков. Около месяца назад до членов семьи все-таки дошли слухи о моей ориентации. Теперь остро встал вопрос о свадьбе. Жениться необходимо: возраст требует иметь детей, да и слухи нужно развеять. К слову, у меня уже был фиктивный брак. Познакомился с девушкой-лесбиянкой в соцсетях, пообщались, встретились и вскоре поженились. Через два года развелись. Просто не нашли общий язык, хотя каждый из нас и был в отношениях. Теперь, видимо, снова придется заключать фиктивный брак, но подойду к выбору партнерши более осознанно.

Цитата дня:
Как связаны мода и город?

Как связаны понятия мода и город? Об этом журналист Strelka Magazine поговорил с исследователем моды и дизайнером Людмилой Норсоян. ВОС публикует отрывок интервью.

Людмила Норсоян: «Умному человеку неловко признаться, что его волнуют тряпочки», Strelka Magazine 

— Если вернуться в XX век, в книги, советскую науку — почему моде не нашлось там места? Это идеологическое предубеждение, что мода — некий капиталистический феномен?

— Здесь разрыв между воображаемым, идеальным и реальным. Советское общество строилось на отрицании материального, на примате идеологического. Шутки шутками, но, условно говоря, советский человек по мере своего взросления был октябрёнком, пионером, комсомольцем, коммунистом либо сочувствующим коммунистической партии, голосующим. На всех этих этапах человеку внушалось, что вначале общество и идеология, потом личное, а материальная культура отрицалась c классовой точки зрения. Это вполне естественно — хотеть материальное. Человек — существо с хватательным рефлексом. Да и врождённое желание быть привлекательным тоже не сбросишь с парохода современности.

По-моему, у нас было около 200 миллионов человек в стране, и они не могли ходить голыми. Соответственно, прикрываясь фиговым листком идеологии, государство контролировало огромную статью экономики. В перерыве между двумя мировыми войнами крупнейшие, сильные государства держали под жесточайшим контролем индустрию моды и лёгкую промышленность: в Италии, Испании, Германии, Советском Союзе регламентировалось всё — вплоть до художественной составляющей коллекции. Определённый процент национального костюма был интегрирован в любую модную коллекцию, регулировалась длина юбок, наличие чулок, приличной косметики и всё прочее. То есть, с одной стороны, жёсткая экономика и идеология, с другой — жёсткая пропаганда. И, соответственно, люди, принадлежавшие к индустрии моды, составляли привилегированное рабство. С одной стороны, они занимались тем, что было угодно и нужно государству и обществу, с другой стороны, общество делало вид, что эти люди недостойны и не существуют. Профессия модели была двусмысленной не только в 1990-е годы, она была двусмысленной и в советское время и считалась едва ли не околокриминальной. Но при этом в стране существовали первоклассные дизайнеры, команды, конструкторские бюро, которые одевали правительство и элиту, но оставались безымянными.

— Но в Европе тоже долгое время о моде говорили через социологию и экономическую теорию, с ней работали структуралисты и постструктуралисты. Самостоятельным предметом для изучения она стала только к концу века. Значит, есть какое-то предубеждение к моде как к легитимному предмету в целом?

— Умному человеку, который называет себя интеллектуалом и интеллигентом, как-то неловко признаться, что его волнуют тряпочки. Всё гораздо проще. Умные люди редко говорят правду о себе лично, они стесняются. Им хочется быть духами, бесплотными, высокоинтеллектуальными, которые на горных вершинах только о вечном и прекрасном говорят и думают. Но, на самом деле, мы из мяса и костей, у нас есть физиология, у нас есть потребность быть нарядными, быть привлекательными.

— А связан интерес науки к моде с уровнем развитости индустрии в стране в принципе?

— Да. Эта связь самая прямая между последовательно развивающейся материальной буржуазной культурой и уважением к любой индустрии, в этом случае к модной индустрии, которая состоятельна идеологически и экономически. Соответственно, она становится предметом внимания Музея Виктории и Альберта. Вообще, я не знаю даже институций, кроме них и Метрополитен-музея, которые бы так внимательно, последовательно работали с модой во всех её проявлениях. А у нас ещё действуют последствия идеологические. Я всем рассказываю как анекдот, но это реальность: у меня есть категория друзей и подруг, которые в приличном обществе раньше стеснялись говорить, чем занимается их подруга Людочка (то есть я). Знакомство происходило так: «Это Олечка, медиевист. Это Машенька, конструктор. Это Ирочка, она доктор. А это Людочка». Лишь в последнее время я получила некую индульгенцию: «Это Людочка, она занимается образованием», не уточная, в какой области. А это взрослые, успешные люди, которые при этом втихую ходят по магазинам и названивают мне: «Людочка, а тут, как ты думаешь, это стоит купить?» То есть это ещё не изжито, потому что у нас была разрушена культура всего, в том числе и материальная культура, культура одевания.

— Давайте поближе рассмотрим постсоветский период: почему всё равно потребовалось ещё около двадцати лет, чтобы у нас начали активнее писать о моде, появился журнал «Теория моды», переводные книжки?

— В земледелии есть стратегия, когда поле, по-моему, три года эксплуатируется, затем ему дают отдохнуть под парами. Здесь ровно такая же история. Эта индустрия активно эксплуатировалась, потом сгорела, была разрушена и уничтожена, как и многое другое в нашей стране. И понадобилось некоторое время, чтобы всё отдохнуло, пришло в себя и начало возрождаться. Cначала в таком трагикомичном виде, когда мода стала прибежищем для людей, решающих свои психологические проблемы или проблемы социального лифта. Потом в моду пришли люди, которые всё-таки вопреки всем обстоятельствам начали создавать питательную почву для следующего поколения. При этом можно относиться так или сяк к их эстетике, идеологии, думать о них что угодно. Но появились отдельные энергичные личности, которые смогли найти более стандартное применение своим ресурсам. По сути, играли миссионерскую роль. А теперь идёт следующее поколение, в которое входят Аветисян, Рубчинский, Газинская. Новые молодые сердитые дизайнеры — назовём их так. Со времён конструктивизма, Шагала, Малевича и так далее нас воспринимают именно так — как сердитых бунтарей, которые своим бунтом могут принести новое нечто. И сейчас мы вновь переживаем этот период.

Цитата дня:
О возрастных кризисах

Корреспондент Prime Russian Magazine пообщался с известным психологом-консультантом Анной Варгой о том, почему никакой молодости не существует. ВОС публикует отрывок этого прекрасного интервью.

 «Проходит детство — и начинается возраст», Prime Russian Magazine

Ю. К.:Сейчас чаще говорят о подростковых кризисах, о том, как тяжело взрослеть?

А. В.:Раньше не было никакого подросткового кризиса, его создало новое время; раньше все очень быстро взрослели и было как-то не до того. Когда период детства превратился в социально сконструированную категорию, подростковый кризис перехода от детства к чему-то, что уже детством не называется, возник. Подростковый кризис имеет много аспектов — и физиологических в частности, а вот дальнейший переход от юности к взрослости мне представляется некоей мифической категорией. Никакого физиологического коррелята он не имеет, это только образ жизни, который либо меняется, либо не меняется, а образ жизни создается социокультурными процессами. Были времена, когда ребенок взрослел в семь лет и дальше его образ жизни не менялся — за исключением того, что в какой-то момент он становился способен к деторождению, а в остальном он как жил, так и жил. Сейчас образ жизни, на мой взгляд, тоже не очень меняется, но по прямо противоположной причине — потому что нет взрослости.

Ю. К.: Почему не наступает взрослость?

А. В.: Потому что она перестала существовать как социально сконструированная категория. Появились так называемые кидалты — уже не дети, но и не вполне взрослые, которые продолжают вести тот же образ жизни, что и в 20 лет, примерно до наступления старости.

Ю. К.: Почему же так остро переживают потерю молодости, если она фактически не заканчивается?

А. В.: Переживают не потерю молодости, а наступление социально не одобряемого старения. Если убрать видимые признаки старения, которые общество видеть никак не хочет, то и никаких переживаний у человека не возникнет. Над этой проблемой трудятся врачи и косметологи. Никакой же резкой смены образа жизни у людей в 30 лет не происходит. Точнее, у некоторых это действительно случается, но явление это вовсе не повсеместное. Люди, исповедующие философию чайлдфри, вообще не меняют образ жизни до старости — они не рожают детей по убеждению и живут в 50 так же, как в 30. Что же касается потери сексуальной привлекательности, то это во многом надуманная проблема: если ориентироваться на свою возрастную группу, то ничего подобного большинство людей не ощущают. Например, возраст создания серьезных отношений сейчас передвинулся вперед — с 20 на 30, иногда даже на 40 лет. Что же касается секса, то люди перестают им заниматься по совершенно разным причинам, и происходить это может в любом возрасте — например, у молодых родителей вся эротичность, вся телесность может концентрироваться вокруг ребенка. Так что с уходом молодости эта проблема также напрямую не связана.

Ю. К.: Когда начинают возникать депрессии?

А. В.: У депрессии нет никакого специального возраста, она бывает и у детей. Это вообще-то сложный вопрос: то ли депрессия помолодела, то ли диагностические инструменты стали такими, что они позволяют ее увидеть в раннем возрасте. Конечно, это клиническое заболевание. Бывает депрессия с витальными компонентами, когда существует угроза жизни, в этом случае нужно обязательно обратиться ко врачу, хотя ее может определить и клинический психолог.

Ю. К.: Как сейчас лечат депрессию?

А. В.: Появилось множество изысканных антидепрессантов, теперь они узконаправленного действия.

Ю. К.: Как в них разобраться?

А. В.: Надо идти к психиатру. Способы описания депрессии стали очень богатыми — это такой плотный текст, и, соответственно, там могут быть разные варианты: депрессия с тревожным компонентом, просто потеря энергии — чистая печаль, истерическая, ипохондрическая и т. д. Раньше часто прописывали амитриптилин — это антидепрессант старого поколения, который сейчас практически не используется, разве что в отдельных бюджетных больницах. Появились новые лекарства, для каждого вида депрессии свои. В депрессии есть масса нюансов: есть депрессия, возникающая как бы без причины, но есть и очень понятная — из-за психотравмирующих обстоятельств, например утраты близкого человека. И такого рода расстройствам подвержены все возрасты. Даже у младенцев, если у них есть так называемая материнская депривация, диагностируется анаклитическая депрессия, от которой они даже могут умереть. Лечат депрессию также практически с любого возраста, хотя младенец, который умирает от тоски по прикосновению, быстрее вылечится, если кто-то будет его таскать на руках.

Цитата дня:
Жизнь в Иране после снятия санкций

«Медуза» пообщалась с жителем Ирана о том, как изменилась жизнь его страны после снятия санкций. ВОС цитирует отрывок о том, как меняются иранские традиции и законы.

«За поцелуи до брака не казнят, а сажают в тюрьму» Монолог иранца — о том, что происходит в стране спустя полгода после снятия санкций, «Медуза»

О законах и традициях

Иран — читающая и смотрящая страна, но свободы слова тут нет. Хотя смотря что вы понимаете под свободой слова — говорить можно все что угодно, но вы не будете в безопасности после этого. Лучше не говорить ничего про правительство и лидера страны, не критиковать их — это все понимают. Молодежь все понимает и в политику не лезет — любит смотреть музыкальные каналы.

«Исламское государство» (организация признана в России террористической и запрещена) у нас ненавидят все. Конечно, везде найдутся фанатики, но именно граждан Ирана в ИГ не так уж и много.

Полгода без санкций сделали людей свободнее, хотя уклад жизни у нас строгий — и он не изменился. Молодые люди в Иране не придерживаются консервативных взглядов. У большинства из них есть цели в жизни, желания, которые не совпадают с тем, что им диктует правительство, — я говорю о людях, которым от 14 до 18 лет. Они хотят вступать в отношения до женитьбы, у многих был добрачный — а значит, незаконный — сексуальный опыт, они проще относятся к религии и хотят получить высшее образование. Они больше похожи на западную молодежь, и именно такого уклада жизни они хотят. Но их время еще не пришло.

Высшее образование для женщин я бы назвал доступным, девушек в студенческих группах иногда даже больше, чем парней. У нас нет раздельных классов, как в других исламских странах. Хотя пропаганда всячески пытается сделать так, чтобы как можно больше женщин сидели дома: например, государственные программы поддержки распространяются только на неработающих молодых матерей.

В фейсбуке сидит много людей, у всех установлены средства обхода блокировок — западные социальные сети у нас запрещены.

Telegram, Instagram и Skype пока не под запретом, думаю, до них еще просто не добрались. В Иране были случаи, когда люди подавали на развод из-за того, что муж или жена пользовались Facebook или [тоже запрещенным в стране] WhatsApp — так они в суде прямым текстом и говорили.

Строго говоря, в Иране можно делать все что угодно — пить алкоголь, употреблять наркотики. Главное, чтобы никто не видел и не пожаловался на тебя в полицию. Раньше мы с друзьями ходили в кофейню нашего знакомого. Когда там не оставалось посетителей, мы приходили туда — и он подливал нам водку и другой алкоголь под видом кофе и чая. Мы выпивали и ходили гулять, но в какой-то момент у заведения начались проблемы — полиция начала проверки, и его закрыли.

На улицах можно курить сигареты, даже некоторые женщины это делают — это не запрещено законом, но общество их осуждает. Официальных ночных клубов у нас нет, зато стали появляться крутые, по-настоящему андеграундные места. Студенты проводят вечеринки у себя дома, там собираются и девушки, и парни. Главное, чтобы соседи не увидели заходящих девушек.

Только надо помнить: если на тебя пожаловались более трех раз за то, что ты был на вечеринке, пил алкоголь или употреблял наркотики, тебе грозит смертная казнь.

Я знаю много гей-френдли-людей, но общество в основном относится к ЛГБТ-людям плохо, им тоже грозит смертная казнь. Еще у нас казнят наркодилеров, тех, кто изменил жене или мужу, если поменял религию — тоже. Отец или брат может убить дочь или сестру за то, что у нее был сексуальный опыт до брака [и это не запрещено законом]. За поцелуи до брака не казнят, а сажают в тюрьму сроком до пяти лет.

Поэтому иранцы любят ездить в соседние страны — Армению, Турцию, некоторые регионы Ирака. Там они чувствуют себя намного свободнее, ходят по клубам, пьют и весело проводят время. Многие ездят в Таиланд — секс-туризм тоже популярен среди иранцев. Туда ездят даже женатые. Но все, конечно, упирается в деньги.